Sensitive

Пулей я вылетаю из госпиталя на улицу. Тусклые фонари немного освещают небольшие участки. Вокруг никого. От холода от каждого моего выдоха изо рта шёл пар. Слёзы ручьём текут из глаз. Я не хочу плакать и злюсь на себя за то, что не могу сдержаться. Нервы сдали в конец. Голова кружится, ноги словно ватные, и я падаю на колени. Господи, я опустилась ниже плинтуса. О чём я только думала? Почему я позволила ему ворваться в мою жизнь? Я хотела идти вслед за ним, войти в его ритм, в его вкусы, однако это не для меня. Мы слишком разные. А ведь Моника предупреждала. От бессилия я легла на асфальт, свернувшись в маленький комочек. Теперь мне ещё холоднее. Но мне плевать. Слишком запоздалое прозрение. Я была слишком слепа. Через пару минут я поднялась. Моя куртка и джинсы были грязными, щека тоже. Я отряхнулась и поплелась обратно, туда, откуда мы приехали час назад. Честно говоря, я не знаю даже в какую сторону мне идти. Из-за волнения я не обращала внимания на дорогу, я переживала за него. Итак, я шла вдоль мрачных улиц в неизвестность. В некоторых окнах немногих домов всё ещё был включен свет. Да уж, Люксембург сейчас выглядит совсем иначе, чем днём. Я вышла на шоссе. На огромном столбе я увидела табличку с указателями. Нужно идти на Север, чтобы выйти на Главную. Медленно я пошла в сторону Главной. За такое долгое время, я не встретила ни единой души, разве что бездомного пса, мирно дремлющего на обочине. И не страшно ему здесь? Я не знаю сколько, но бесконечно долго я добиралась до Главной. А вот здесь я узнаю яркий Люксембург. Вечеринка на всю мощь. К моему громадному счастью я увидела машину такси. Словно бабочка, я подлетела к ней. -Довезёте до Неаполя? – с надеждой спросила я у водителя. -Сколько? – проворчал он. -Пятнадцать. -Идёт. Я села на заднее сидение, облокотившись на стекло. Не успела я и глазом моргнуть, как передо мной открылся вид на наш отель. Господи, родименький, я скучала. Я расплатилась с таксистом и подошла к главному входу, не решаясь войти в своём-то прекрасном виде. Через стеклянные двери я увидела, что за ресепцией сидит девушка, а охранник сидит, развалившись в своём кресле, сложив ноги на стол. Я набралась храбрости и вошла. Оба сразу же подняли на меня головы. Господи, как же стыдно. С отвисшей челюстью они оглядели меня с ног до головы, и я залилась багровой краской. Тем не менее, я пошла дальше на ватных ногах. Уже в номере, я закрыла дверь. Прислонилась к ней и скатилась на пол, закрыв лицо руками. Господи, Валери, в кого ты превратилась!? Видели бы тебя сейчас твои родители! Не стыдно? Я потрясла головой, отгоняя ненужные мысли. Скинула с себя всю одежду, налила горячей воды в ванную и легла, откинув голову на кожаную серую подушку. Чувствую, как расслабляется моё тело, как смягчается моя кожа, разжимаются интимные мышцы. Я улыбнулась. Надеюсь, что охранник и девушка с ресепции не расскажут ничего руководителям класса. Представляю их лица, когда охранник, рассказывая об этом, случайно увидит меня и крикнет: «Вот она! Она пришла в четыре утра в ужасном виде!» И тогда миссис Робинсон округлит глаза и откроет рот, как обычно она делает, когда сильно удивлена. Чувствую себя плохой девочкой, вот-вот сейчас появятся рожки и хвостик. Ещё немного полежав в тёплой водичке, я вылезла в привычный холод, укуталась в мохровое полотенце, спустила воду и вышла из ванной. В комнате царит хаос: одежда, всякие платочки, упаковки от чипсов, бутылки колы валяются на полу. Именно это испортило весь кайф. А так приятно было бы выпорхнуть из ванной в чистую комнатку в чистую белоснежную мягкую постельку, укрыться пуховым одеяльцем и окунуться в мир прекрасных снов. Вот чёрт. Меня удивляет то, что я так спокойно держусь и пытаюсь обмануть саму себя. Занять голову всем, чем только можно, кроме Гарри. Удивляет собственный оптимизм. Тем не менее, я надеваю ночную сорочку, залезаю в неприятную холодную постель, укрываюсь с головой таким же холодным одеялом и засыпаю.