Мы давно уже стали как те, кем не правишь Ты, как те, над кем не провозглашено Твоё имя. ♰ Исайя 63:19 ♰
***
Решающее сражение состоялось здесь. Не на планете, что он когда-то называл Террой, не в Пламенеющем Оке, а в неприметном, удалённом от остальной цивилизации угрюмом мире известном людям под именем Синофия. Планету покрывал мрак, но причиной его был не приход ночи, а сияние тёмной звезды на горизонте. В её противоестественных лучах контрастировали, неразличимо для глаз простых смертных, струящиеся ряды теней. Их силуэты были неровными, словно, отбрасываемые пламенем кострища и устремляющейся в небо золой. Хотя, определить где сейчас находится небо вряд ли было возможно. Здесь всё было не так, как должно быть. Незыблемая и непримиримая реальность отступила освобождая место чему-то другому. Верх и низ, жара и холод, свет и тьма смешались в один поток. Единственным, что имело здесь силу — был Хаос. Никто из тёмных силуэтов не был живым, как не был и мёртвым. Возможно, поэтому их так привлекали всё ещё тлеющие угольки жизни, которые с такой страстью можно было бы поглотить, растерзать и раздавить. В конце концов страсти были единственным, что когда-либо двигало ими. Не радость. Не удовлетворение. Не создание и в каком-то смысле даже не разрушение. Лишь страсти и стремление к ним составляли всё их естество. Даже, победа виделась им ничем иным, кроме как водоворотом страстей. Тени плясали по стенам руин Храма Предназначения и Блаженства, окружая немногочисленных живых. Они висели одинокими образами в тёмных проёмах стен. Роились над истерзанными телами, в грудах обломков керамита и адамантия. Лишь горсть из них выжила. Лишь он один стоял на ногах. Он еле пришел в себя, что было крайне трудно после сильнейшего удара в его правый бок. Руки он не ощущал вовсе, не помогали никакие авточувства и системы жизнеобеспечения. С ушей, носа и глаз текла кровь — мощнейшее давление не выдержал даже организм по своей прочности многократно превосходящий человеческий. Шлем уже давным-давно потерялся, еще в самом начале схватки. Пистолет ввиду того что боезапас закончился также был куда-то выброшен. Силовой меч, переживший тысячу схваток и вкусивший кровь и плоть миллионов существ, был сломан напополам — рукоять с остатком лезвия все еще искрила в левой руке. Но он не беспокоился за свою жизнь. И даже умирающие братья рядом его не волновали — с самого начала они не рассчитывали на успех придя сюда — противник был слишком силен и вряд ли был хоть к чему-то уязвим. Но тем не менее никто не жаловался — план удался и они свою задачу выполнили. Время было выиграно… Единственное о чем он волновался так это об одном мальчишке — том кто стал ему сперва сыном, потом братом, а затем отцом. Он боялся за судьбу одного ребенка, что столетия назад раненый вышел из его челнока, которого он спас и выходил. Из-за которого его изгнал его народ, с которым он выживал на радиоактивных пустошах. Который вырос в могучего воина, что впоследствии отомстил за униженную гордость отца, что доказал кто был прав, а кто совершил преступление. Юноши, который даже превзойдя любого человека, так и остался мальчишкой, с наивными, детскими мечтами и целями. Которым он не изменил, когда уничтожил армии, покорил все племена и народы мира, что приютил его. Когда он стал земным царем, правившим мудро и поведшим своих людей к звездам. Когда прибыл Золотой Бог, что объявил того своим сыном и принес прогнившее насквозь государство, чья мерзость скрывалась за фасадами спасения человечества и истин науки. Слова огромной тени возвышающаяся над ним врезались в его разум раскалённым металлом и вырвали из воспоминаний вихрем проносящихся вокруг сознания. Но то был не голос, ибо создание, настолько гротескное, что, пожалуй, не могло проявиться, даже, в самых страшных людских кошмарах, вовсе не имело рта. — У вас было десять тысяч лет. Столько шансов. Столько возможностей. И всё же вы не смогли. Вы проиграли и тем самым предрешили конец того, что называете своим видом, обрекли человечество на смерть. Конец и смерть. Это забавно. Уйти от Шепчущего никому не дано... — слова тени, казалось, прорывались сквозь остатки реальности. Их произносили голоса множества людей: мужчин и женщин, детей и стариков. Каждый слог менял тональности и резонировал. Переходил то в шёпот, то в оглушительный крик от которого кровь застывала в жилах. Он звучал на частотах, которые были не подвластны человеческим ушам и продирался в самые глубины разума где застывал ледяными кристаллами. Огромная тёмная сущность говорила перекручивая его собственные воспоминания и мысли. Неуловимо касалась органов восприятия неосязаемыми импульсами и волнами. — И как жалко и ничтожно — вы решили погибнуть?! Мы предлагали вам вознесение и мир. Перерождение и будущее. Но вы предпочли этому свою гордость. Такова ваша собственная воля и вы сами же поставили эту точку здесь. Впрочем, всё это было записано изначально и вы — лишь очередное тому подтверждение, ибо лишь конец и смерть есть единственный исход для всего сущего. — тварь остановилась подле него. — Это чувство... Это не скорбь и не печаль... Радость? Чему же ты радуешься, адепт? Неужели тому, как превращаются в пепел все ваши грёзы? Быть может ты осознал бессмысленность своего бытия? Смирился с истиной в неизбежности конца и смерти, как это когда-то сделали мы? — Верно... — с этими словами он вытащил из подсумка на поясе и сдавил подняв над собой слабеющими пальцами ярко сияющую сферу. — Рок настигнет каждого! — прокричал он и засмеялся, когда бесчисленные когти чудовища впились в его тело и принялись разрывать на куски.***
Прошло три года прежде чем легкие и глаза наконец-то перестало постоянно жечь. Три долгих года, за которые маленький ребенок, не более мелкого зверька, выбрался из раскаленной капсулы, которая принесла его в это место. В мир — неприветливый и негостеприимный к своим обитателям. Три года он пытался просто выжить, постоянно борясь за свою жизнь. И пока что в этой жестокой игре побеждал, хотя его противник постоянно подбрасывал ему новые и все более тяжелые испытания. Самым первым стало падение. Капсулу невероятно сильно трясло, почти сразу она повредилась и горячее пламя зашло внутрь. Боль стала первым воспоминанием, всепожирающий огонь запомнился до такой степени, что следующие десять лет он ненавидел подобное искусственное тепло. Тем не менее стихия не убила его, — страшные ожоги зажили так быстро, что впоследствии он не помнил, а были ли они. Или это боль нарисовала его воображению сожженные до костей раны? Приземление так же было очень жестким. Его так сильно бросало по сторонам его стальной колыбели, что казалось к моменту когда все вокруг остановилось и замерло, знаменуя посадку, в его теле не осталось ни одной не сломанной кости. Вторым испытанием стало освобождение. Он пролежал несколько часов, возможно дней, прежде чем все его раны и переломы зажили. Тело восстановилось, а юный разум едва ли осознавший себя отошел от боли. Он сразу понял, что оказался в ловушке. По каким-то причинам капсула была сильно повреждена еще в начале его путешествия, словно кто-то могучий бил по ней прежде чем нечто унесло ее от первоначального места пребывания. Защитные системы не сработали, многое внутри было повреждено. Как например система разгерметизации. Было ясно, что механизм его стального лоно не должен был удержать своего подопечного вечно. Лишь взглянув вокруг, отмечая прорези аппарели, в его голове уже всплывали цифры, расчеты и формулы. Он мгновенно осознал, что система сломана и капсулу нельзя открыть ранее рассчитанным ее разработчиком путем. Напрягшись он уперся, но его сил оказалось недостаточно, чтобы физически раскрыть аппарель. Задвижки заклинило, а удар сильно их деформировал. Он думал еще некоторое время, прежде чем заметил небольшой кусочек металла, оторванный от верхнего угла его клетки. Идея пришла в голову сразу же. Следующие два часа он по кусочку отдирал внутреннюю обшивку в районе повреждения, расширяя место небольшой дыры. Конечно он не смог бы пробить капсулу насквозь — она была слишком прочна, но при этом состояла из большого количества разных слоев, каждый из которых отличался друг от друга по твердости. Откуда он знал это было неясно — названия сами по себе всплывали у него в голове. Это железо, внешний слой из перекаленного адамантина, а вот это радитит — на нем например можно писать и какие-то надписи на этом слое были даже читабельны. «Оберегаю», «Хранить», «Скрыть», «Спрятать» и много подобных им надписей. Откуда он узнал впервые увиденный язык было неясно. Но вот он добрался до того что нужно — серебряный слой. Зачем было добавлять такой мягкий металл? Мысль в голове сказала «Защита от сверхъестественного». Считалось что этот металл защищает от нечисти. Кем и когда так считалось — неизвестно. Но серебру было легче придать форму и он своими руками мял и объединял его, стараясь сделать отмычку. Через несколько часов прибор был готов и он, разобрав небольшую внутреннюю панель, принялся по одному откручивать и разрезать задвижки. Десять минут и капсула с громким скрипом от поврежденной аппарели начала открываться. Он на свободе! Но тут же пришлось несколько пожалеть, так как внутри условия были получше. Началось его третье испытание — воздух обжег его легкие и лишь дурак бы не пришел к логичному выводу — воздух отравлен. Как и все вокруг… Сейчас он часто вспоминал, что пришлось ему пережить далее. Терпеть густую ядовитую взвесь в атмосфере было меньшим из всех зол Гадеса, мира который решил так назвать. Его разум всегда жил своей жизнью, давая названия всему вокруг, вспоминая то, что он никак не мог видеть. Империи и цивилизации, история и культура, биология и математика — различные сведения на тысячах языках всегда были в его доступе, стоит ему только взглянуть на что либо. И даже свое имя он выбрал, словно вспомнив его из какого-то далекого неосязаемого прошлого. Симус… Оно имело много значений. Прежде всех — губитель, разрушитель сущего. Но оно означало и судьбу, что неумолимо шла за любым живущим и павшим. Оно также значило и очищение, как физического так и духовное — гибель, за которой начинается что-то новое. Имя пришло к нему само, когда он убил своего первого противника. Когда он вкушал плоть покрытого шерстью существа, набросившегося на него недалеко от его капсулы, слово, сопровождаемое гулким звоном, появилось в его голове. И он сразу понял — это он. Именно имя не давало окончательно одичать. И не погрязнуть в глубоких раздумьях по поводу того, кем он является, что это за место и как он здесь оказался. На все это найдется ответ. Рано или поздно... Его судьбу нельзя назвать удачной. Тем не менее он жив, и наверняка выживет. Уверенность всегда была в нем, даже если он сталкивался с самыми потрясающими опасностями. А их было немало. Ночи были долгими, во многих местах было просто невозможно дышать местным воздухом. Где-то из-под земли вырывались клубы горячего дыма, обжигающего легкие и кожу. В этих местах особенно было неприятно. Хищники и прочие животные за исключением серокожих, большеголовых существ со сдвоенными длинными червеобразными телами, то и дело норовящих растворить в своей пасти конечность или голову в них не обитали, но земля там раскалялась и становилась жидкой, повсюду было нестерпимо жарко, пепел вечно падал с вершины черного неба и забивался в носу. В других местах, где буйствовали джунгли было опасно из-за флоры и фауны, одинаково агрессивной как к Симусу, так и друг к другу. Все находилось в вечном движении и борьбе за выживание. Сильные убивали слабых. Охотники часто менялись местами с добычей или тем, что они принимали за добычу. Многие порождения Гадеса оказались удивительно умелыми в отношении маскировки и мимикрии. Другие, кто не мог обладать этими развитыми в достаточной степени качествами, компенсировали их несчётным количеством других смертоносных способностей и приспособлений. Вот теродон взлетел, выпустив перед собой облако из тысяч шипов-перьев пронзающих камни, и своими острыми жвалами попытался зацепить его голову, обычно многих других существ чудовище парализовывало и убивало с одного удара, а дальше уносило в свои высокие гнезда на холодных скалах. Потом от каждой вонзённой в тело жертвы иголки образовывался нарост, уже в течении суток превращавшийся в уродливую шарообразную личинку — потомство всасывающее воздух ртами и ненасытное до чужой плоти. Месяца два назад особо крупная особь сильно порвала ему спину, но он вырвался и ловко забравшись на спину твари движением свернул ей шею. Падение добило хищника и один день Симус насыщался его плотью. Тем не менее нанесенная рана все еще болела — такие крыланы питались еще и улукатами — мелкими, но невероятно ядовитыми существами. Сами теродоны были маловосприимчивы к их яду, очищая таким образом желудок от паразитов, однако кровь мелочи оставалась на их когтях и для юноши приходилось постепенно вырабатывать устойчивость к ее поражающим воздействиям. Вскоре он наловчился и из длинных, подобно кинжалам когтей, сделал себе копья, с помощью которых можно было довольно эффективно защищаться от всякой живности, что очень любила нападать в бреющем полете. Вот омегост — терране вполне могли принять его за медведя, но куда более огромных размеров и с потрясающей прочности шкурой, способной легко выдержать даже самые стремительные удары. Мощь когтей омегоста была такова, что даже закованный в броню воин мог быть легко разорван ими. С ними Симус предпочитал быть крайне аккуратным, никакое оружие что он мог произвести из добываемых материалов не могло даже поцарапать плотную кожу зверя. Но они были очень предсказуемы и самоуверенны. Атаковали они становясь на задние лапы, обрушиваясь огромной массой на свою добычу. В этот момент всегда можно было успеть увернуться, подпрыгнуть повыше и поразить глаза омегоста, после чего существо охватывало буйство, длившееся несколько часов. Симус терпеливо ждал это время и когда изнуренное чудище падало на землю, чтобы перевести дух, то молодой охотник поражал его голову, с помощью копья нанося единственный точный удар в небольшую уязвимую область у носа, что вела к крохотному мозгу. Убивать их было выгодно — мясо, в отличие от большинства тварей было неплохим на вкус, а из шкуры получалась хорошая и качественная накидка. Из-за своей прочности кожу омегоста было не обработать и Симусу приходилось медленно снимать верхний шерстистый слой с уголков плоти хищника, чтобы подобно дикарю надевать на свое тело получившееся одеяло. Но держалось оно хорошо — шесть конечностей можно было использовать как ремни завязывая на поясе, а сама накидка хорошо защищала от ядовитых капель, что регулярно капали в тени деревьев. Даже сейчас попадание одной такой причиняло неудобства, кожа в местах поражения вздувалась и гноилась несколько минут. Только из омегостов получалось более-менее удобная одежда, вроде плаща и набедренной повязки. Остальное снаряжение составляло ножи и копья из когтей, костей и зубов. Лук сделать не получилось, да и необходимости в нем как таковой не было — добыча никогда не убегала, предпочитая атаковать и убить мелкого человечка. Небольшой относительно фауны рост также позволял прятаться в корнях деревьев, если те сами не тянулись к нему, а оставались неподвижны, и мелких пещерах, переживая ночи когда просыпались те существа, что в течении дня высыпались. «Пожирателей» мальчик так и вообще боялся — два столкновения с ними заканчивались для него балансированием на грани жизни и смерти. В первый раз быстрая тень отняла у него руку по локоть, второй раз другая особь вырвала правый глаз и часть плоти с лица. И хотя это было лишь год назад, а нанесенные повреждения зажили, да и сам он ежедневно становился все сильнее, тем не менее он опасался ходить в темное время суток. На ходу он срывает плод дерева Лало — и снова отвратный вкус. К тому же и в этот сезон очень ядовиты, но последствия от них уже были все менее и менее ощутимы, и сейчас они приносили лишь едва заметную боль в животе. Раньше его долго от них тошнило кровью, были сильные галлюцинации и жгучее чувство по всему телу — словно внутрь заливают раскаленный металл. Многие из окружающих растений обладали свойствами, которые причиняли вред существам, решившим полакомится ими. А те что были безопасными внешне, имели свойство своих ужасающих хищных сородичей. Он приспосабливался к этому миру, находился в постоянной борьбе с внешней средой. И даже постепенно побеждал. Скоро будет четвертый оборот вокруг местной звезды, как он бродит по планете, встречая все более ужасающих чудовищ. И чем западнее он двигался, тем сильнее твари становились, тем хуже становилась сама природа. Но и его сила росла. Ранее он потерял левую руку. Через несколько месяцев она отросла и стала словно крепче прежней. Позже ему выбивали поочередно оба глаза. Множество раз он был пронзен клыками и когтями насквозь. Терял правую стопу. Пальцев на руках и ногах он сменил столько, что уже просто перестал считать. Переломы костей были частым явлением, — многие места всегда были покрыты жгучим туманом, скрывавшим проломы в земле. Но каждый раз все постепенно отрастало и становилось лучше, чем было. Фауна мира была ядовита и токсична, по первоначальным наблюдениям больше половины растений обладало различной степени отравляющими свойствами как непосредственно при контакте, так и при выбросе веществ в воздух, но раз местная флора к ней приспособилась значит приспособится и Он. Его физические способности стремительно росли, он мог с легкостью запрыгивать на высокие деревья, перепрыгивать огромные пропасти и ущелья, бежать без остановки целые месяцы напролет, питаясь на ходу плодами или теми, кто посмел напасть на него. Потребность во сне словно вообще исчезла. Все чаще он не пользовался орудиями труда, предпочитая использовать свое сильнейшее оружие — собственное тело. Буквально пальцами уничтожая своих противников, разрывая их на части. Первые два года пищу приходилось готовить. Но сейчас он уже давно не разводил ненавистного ему огня, поглощая мясо и растения сырыми. Он чувствовал, что сам становиться абсолютным хищником это мира, постепенно вбираясь на вершину местной пищевой цепи. На далеком севере, где упала его капсула, было довольно холодно и зверей там водилось мало. Но сильнейшие из них представляли бы большую опасность даже для опытного воина. Здесь Он выживал первый год, питаясь тем немногим что было под рукой. Различные холодостойкие коренья и мясо животных прокармливало его. В глубоких пещерах или зарывшись в холодном песке он переживал ночь. А день состоял из постоянного поиска пищи и борьбы. В редкие свободные минуты он лежал и смотрел на звезды, что ярко сияли в ночном небе. В холодных местах дожди шли редко, и всегда была ясная погода. Это южнее постоянные штормы казалось не прекращались ни на минуту. Его создатель, кто бы это не был, словно знал куда попадет его творение, что тому предстоит выжить в крайне суровом мире без контактов с разумными существами. При этом и климат представлял угрозу жизни. Север был очень холодным. В некоторых низинах воздух обращался в жидкость. Ближе к югу местность становилась непроходимыми джунглями, сейсмическая активность была крайне нестабильна, частым явлением были вулканы, извергающие тонны токсичной пыли и реки лавы. Там, где не бушевала стихия жизнь развилась в смертоносную форму. Все водоемы были крайне опасны, а вода в них была либо деминерализованной, либо невероятно соленной, что, однако, ничуть не мешало токсичным спорам размножаться в ней и искать для произрастания живую плоть, чтобы разрастись в удушающие кровососущие лианы покрытые белоснежными бутонами. Когда вода имела лиловый оттенок — он избегал её, иногда неделями изнывая от жажды. Мир, из-за его негостеприимности, он окрестил Гадес. Звезда вокруг которой он вращался получила имя Лона, ярко-синего цвета она сильно искажала восприятие цветов (в будущем его глаза будут ярко-синего цвета из-за жизни в подобном свете). Но тем не менее он знал, что не был единственным разумным обитателем Гадеса. В наиболее сейсмически стабильных местах порой встречались останки величественных руин, разрушенных погребальных мавзолеев, замков и крепостей. Однако они были до того в плачевом состоянии, что никаких следов, даже крох остаточных психических образов, Симус не нашел. Обычно он мог видеть прошлое всего вокруг, живых организмов, деревьев и прочего, причем как употребляя все в пищу, так и просто сосредоточившись на вещи, прикоснувшись к ней рукой. Но останки цивилизации были более чем безжизненны. Казалось их оставили многие тысячелетия назад, причем если судить по некоторым повреждениям — жители покидали свои дома не по своей воле. Густо заросшие остовы молча взирали на своего гостя, не в силах поведать о том что с ними случилось. Пройдет еще века два или три и даже от них ничего не останется — эрозия и прочая естественная энтропия поглотит и их. Но не вгоняющие в тоску доказательства некоего прошлого грели надежду в сердце Симуса. Конечно он мог логически предположить, что разумная жизнь на Гадесе давно вымерла и по первой он так и думал, однако иное позволило ему узнать, что он не одиночка. Месяц назад он увидел летающий искусственный объект, что быстро летел над верхушками деревьев. Появление этого устройства было до того неожиданным и непривычным, что на несколько секунд заставило его замереть от удивления. Но через мгновение когда оцепенение прошло, он побежал за ним, побежал так быстро и с таким рвением как никогда в жизни. Его сердца бешено стучали, а в мозгу была только одна мысль — «Я не один!». Надежда о конце его одиночества была близко. Но он не успел буквально на несколько минут. Объект и так был в десятке километров от него, да и на пути была пересеченная густо заросшая острыми деревьями местность. Оно улетело, не заметив Симуса. Скорее всего это был исследовательский беспилотник, так как судя по следам он проводил замеры почвы и растений на месте приземления, но к сожалению корабль был атакован фауной, что их и спугнуло. Это он понял по телам мертвых хищников, в чьих телах были небольшие аккуратные дыры, края которых были словно опалены огнем. Беспилотнику сильно повезло — это были мелкие меворы, слабейшие стайные хищники, тем не менее крайне опасные в группе. Однако этот летающий «гость» был не единственным. Такие кораблики еще несколько раз пролетали над поверхностью и их маршрут шел с севера на юг, где после одного из вулканов они поворачивали на запад. Поэтому и Симус сейчас двигался в том же направлении, надеясь попасться им на глаза. Таинственной Экспедиции чрезвычайно везло. Твари, что им попадались, были наименее опасными из обитающих здесь, и молодому человеку постепенно попадались следы их пребывания. В основном это были автономные станции для изучения окружающей среды, но к сожалению зверье уничтожало их при посадке или распаковке оборудования, и все что оставалось от них — груды бесполезного металлолома. Материалы из них также были более низкого качества чем природные достижения Гадеса — даже когти шошгов — существ немного более опасных по сравнению с меворами — легко разделывали механизмы неизвестных юноше ученых, а шкуры животных были намного прочнее стали пришельцев. Примарх не понимал логики исследователей. Ведь тем следовало сперва изучить более безопасный север, так как некоторые звери юга (а там водились существа в 100 метров в высоту и способные проглотить их аппараты целиком) представляли высокую степень опасности. Но либо ученым везло, и они их не встречали, либо что-то на юге, недалеко от вулкана, в географическом экваторе Гадеса их манило. Симус же наконец обретя хоть какую-то конкретную цель, помимо выживания, начал свой поход. К путешествию Он готовился с самого своего прибытия на Гадес, постепенно наращивая силы и возможности. Ему было 4 местных года (он считал днем рождения момент выхода из капсулы на поверхность), Он уже был достаточно силен, способный противостоять большинству опасностей и лишениям. Брать какой-либо инвентарь с собой не было необходимости, ибо тело было прекрасным оружием, одежда крайне износоустойчивой, а пища обитала и росла повсюду. Он готов и его путь начался. Через 24 подъема и захода солнца, он обойдя вулкан, получивший от него название Глотка Пламени, вышел к весьма потрясающему объекту, вызвавшему невероятный интерес и восхищение.