Каштан

      —По-хорошему, я не должна этого делать, — мой голос пропитан нотками недовольства, а потому я самостоятельно себя затыкаю ложкой горячей рисовой каши, дабы не сказать лишнего и попробовать еду. На вкус было практически идеально, но без соли не обойтись. Косо посмотрев на хозяйку квартиры, но поняв, что ничего от неё не добьюсь, я сама начинаю рыскать по кухонным шкафчикам. Чужая кухня это как густой лес и найти в ней баночку соли — та ещё задача. Там, где могут стоять специи, я обнаружила упаковки с едой быстрого приготовления и сухие завтраки. Дома всё иначе, там можно под руку не смотреть, всё равно нужное найдется. С непривычки путаясь в скромной кухонной утвари я решаю поступить по принципу «всё, что ты ищешь всегда под носом». Я восторженно ахнула, когда на одной из полочек оказалась солонка. Всего лишь несколько грамм соли и я вновь пробую кашу. Почувствовав удовлетворение и сладко-соленое послевкусие, с неким торжеством в душе ставлю тарелочку на поднос с приборами и легкой закуской. Не уверена, что даже такую скромную порцию Руми осилит, однако заставить съесть хотя бы пару ложечек я обязана. Оценив взглядом свои кулинарные труды я не спешу повернуться к однокласснице. Затылком ощущаю напряжение в воздухе, — как знойная погода в разгар лета, атмосфера душит. В то же время кажется слишком прохладно из-за очевидного отсутствия сил на какую-либо радость. Глупо было бы рассчитывать на обстановку по приятнее. У меня возникло неприятное дежавю, от которого я поспешила отмахнуться.       —Садись кушать, иначе я пожалуюсь Гаёль, — тихо вздохнув, я ставлю поднос на столик у кровати. Что-что, а знакомым в чужой квартире мне было лишь настолько ограниченное пространство. У себя дома тоже проходится ютиться, но с мамой под одной крышей подобное даже не смущает, наоборот, создаёт ощущение уюта. Грех жаловаться, живя в тепле и сытости. В доме Руми я не нашла ни намека, что с девушкой живёт кто-то ещё. Мне было любопытно отчего так, мы ведь ещё школьники, но постеснялась спросить.       Я нерешительно поправляю очки и склоняюсь над заплаканной Руми. Попытавшись любопытно заглянуть в лицо девушки, расстроенно взмахиваю курчавой головой. Всё это время бьюти-блогерша поджимала колени к животу и тихо плакала. Она лежит так с того момента, как меня привела обеспокоенная Гаёль и это вызывает у меня ещё больше неприятных чувств.       Постояв над душой одноклассницы добрые минуты две, не решаясь почему-то продолжать настаивать на своём, я аккуратно кладу ладонь на хрупкое плечо. Ощущение чужого тепла было очень непривычным. Если быть честной, я и представить себе не могла, что когда-нибудь увижу красавицу Ео Руми такой…такой настоящей. В воспоминаниях она всегда хвостом кружилась возле Пакго, а её подначивания в издевательствах над другими ради контента мне были противны. К сожалению, у меня возникла мысль, что это карма, но разве кто-то заслуживает подобного? Моё тело и мой разум привыкли быть жертвой, однако видеть чужие страдания не одно и тоже.       —Мы все переживаем за тебя. Хобин, Манги и даже Гаёль с Джихо сейчас делают всё возможное, чтобы эти «OnePunchTV» принесли извинения за клевету. Поэтому ты должна быть сильной, — я сама не верила в то, что говорю. Это ввело меня в постыдную краску и мне пришлось спрятать взгляд в сторону.       —Что? —словно Руми разбудили посреди ночи, резко, но в то же время как-то неосознанно девушка подняла заплаканное лицо и с удивлением посмотрела в мою сторону. Мои глаза заблестели от радости. Как бы глупо я себя сейчас не чувствую от столь громких слов, похоже это то, что должна была услышать Ео Руми. Я тут же села за стол и похлопала ладонью по полу рядом со мной.       —Кушать садись, пока не остыло. Девушка медленно встала с кровати; даже не знаю, что выглядит более помятым, бледное лицо или одеяло. Я наблюдала за каждым движением Руми. Почему-то сейчас особенно хочется примечать детали, будто бы мне очень важно уловить любое изменение в настроении. Волнение на душе начало улетучиваться, словно исчезающая на свету тень, когда я вижу, как Руми заправляет длинный локон за ухо, садясь рядом со мной. В какой-то степени я засмущалась услышав тонкий аромат духов. Похоже, они достаточно стойкие, чтобы остаться на одежде. Это был мягкий аромат и в то же время чарующий, как смелое лето. На мгновение я прикрыла глаза, позволяя воображению рисовать картину состоящую из цветов и кажется, корицы. Даже не заметила, как расстояние между мной и Руми стало ещё меньше. Мои странные мысли зашли слишком далеко!       —Извини, пожалуйста, ешь, — поспешив нарушить тишину я без особых мыслей зачерпнула кашу ложкой и протянула её к мягким губам одноклассницы. Встретивший меня удивленный взгляд точно намекнул, что, наверное, это уже слишком, однако я не видела в этом ничего плохого. Я любила услуживать. Всегда маме ужин приготовлю, ванную подготовлю, укрою одеялом, когда она спит; кормить из ложечки обессилевшего человека нормально. Поступаю так не из сострадания и не из какого-либо желания потом получить добро в ответ, а всего лишь потому что не в первый раз так делаю и невольно подчиняюсь тому, чему учила мама.       —Я могу и сама поесть, — на минуту лицо Руми стало привычно мягким, приятным, а затем губы сомкнулись в одну прямую черту, тонкие брови сошлись «домиком», придавая выражению лица протестующий вид. Однако, видимо, осмыслив своё положение, Руми послушно открывает рот.       Вместе с тем, как тарелка пустела, а лицо Руми заметно розовело, я начинала расслабляться. Стало заметно теплее, уютнее. Конечно, мой труд не сравнится с тем, какой груз возложили на себя Хобин и другие ребята, однако мне всё равно лестно оказаться полезной. Тем более, когда цель — улыбка Руми. И вот снова в груди что-то заныло, печально и боязно; когда-то мама выглядела так же. Нет, даже хуже. Будучи ребёнком, я попросту не понимала, что могло ей помочь в этот момент. Казалось, что надо было лечь рядом и никогда больше не вставать, но мне искренне хотелось увидеть привычную матушку, а потому я взялась за готовку. Папы не стало, но осталась его записная книжка с рецептами. Пожалуй, она нас с мамой тогда спасла.       —Туан, ты слушаешь? —вывел из воспоминаний тихий голос подруги. Я вздрогнула и, удивленно хлопая ресницами, неловко почесала затылок:       —Извини, задумалась. Все в данной ситуации наводит на меня слишком печальные воспоминания, которые бы я хотела забыть в присутствии Ео Руми…       —Я сказала, что было очень вкусно. Не думала, что у тебя есть такой талант, — Руми подперлась рукою и стала смотреть на шевелящую губами меня, не знающую как объяснить своё состояние. Комплимент так и засел у меня в голове, словно его прикрепили как листок канцелярской кнопкой к доске. Я смутилась, покраснела, обрадовалась — всё разом!       —Я рада, что тебе понравилось. Если честно, люблю готовить. Правда, кроме мамы никто и не пробовал мою стряпню, — мне хотелось прекратить так много говорить, но почему-то слова сами выскакивали, словно простая песня сочинялась. Мне становилось так приятно волнительно с каждым новым предложением и что ещё больше меня воодушевляло, так это заметно потеплевший взгляд Руми. Такие девушки как она, в школе, вызывали у меня ощущение собственной никчемности. Они красивые, высокие, а главное общительные и потому имеющие много друзей. Стать частью их круга общения с одной стороны очень хотелось, а с другой не верится в их искренность. Однако Ео Руми, с таким интересом слушающая меня, несмотря на ужасные события последних часов, не вызывает сомнений. Она добрая.       Я приняла позу поудобнее, прислонившись спиной к стене, и уже было хотела продолжить разговор ни о чем, как вдруг экраны наших с Руми телефонов почти синхронно загорелись. Всё нутро будто сжалось и готово было взорваться, но я осторожно беру со стола свой телефон и сразу же понимаю, что волнение не собиралось меня покидать — на канале «How to fight» начался стрим. Дрожащими пальцами я открываю ньютуб. Невозможно привыкнуть к ощущению страха за этого парнишку, что сейчас по ту сторону экрана выкрикивает обвинения, касающиеся моих ушей впервые. Стоило мне подумать, что Руми испытывает такие же эмоции, нет, даже сильнее, как ощутила прикосновение прохладных ладоней. Девушка обхватила мою руку и прижалась головой к плечу, волнительно заглядывая в экран моего телефона. Меня точно током ударило, слегка, от чего по спине пробежались мурашки. Одноклассница явно сделала это не нарочно, но теперь я будто бы могу успокаивать её своим теплом.       Постепенно каждое слово и действие Хобина всё больше и больше откликалось глубоко в душе, а на поверхности, — выступившая влага на глазах. Лицо моё горело от чувств, весьма сентиментальных, нижнюю губу я прикусила, а грудь дышала быстро и неполно. Мои пальцы заметно дрогнули и сложно сказать, чтобы что-то одно меня так сильно впечатлило; я искренне хотела, чтобы Руми не увидела моих слёз, пока не обратила внимание, как девичья рука прикрыла рот, а глаза в свете телефона блестят подобно каплям дождя. Замявшись, я буквально уставилась на лицо Руми и как-то машинально приобняла девушку, посчитав, что так будет лучше, чем что-либо говорить. Мне оставалось быть немым свидетелем и искренне удивляться. Одноклассница уткнулась носом мне в плечо, руками обвивая спину. Мягко, точно нуждаясь в этом, пытаясь скрыться от моего сострадающего взгляда, стрима Хобина и одиночества этого маленького домика.