Я буду жить ради тебя

Холодный ветер пробирался сквозь густую листву, создавая характерный свист и шелест листвы, смешиваясь со стрекотом сверчков и цикад, создавая ненавязчивую симфонию где-то в отдалении. Девушка, лежащая на коленях беловласого эльфа, тихонько мычала себе под нос, предавая мелодии прекрасный, но очень печальный окрас. Её лицо нездорово побледнело, под глазами были темные круги, кровь на разбитой губе уже засохла, но раненый в бою бок все еще немного кровоточил. Гейл с Уиллом ушли в рощу, чтоб привести друида на помощь, Шэдоухарт все еще была в отключке, а Лаэзель, пусть и не подавала виду, сильно корила себя за то, что не смогла защитить товарища. Астарион смотрел на огонь, не в силах опустить глаза на раненную спутницу. Его рука дрожала на хрупком девичьем плече, но он и не думал отпускать её, боясь, что она может исчезнуть. — Знаешь, — девушка подала хриплый голос, — я уже так давно не лежала на чьих-то коленях, а мне всегда так хотелось. Наверное, стоило попросить, но мне было так неловко! — она улыбалась, считая это забавным — В следующий раз я сам предложу, — Астарион по-прежнему не смотрел на неё — Конечно, обязательно предложи. А я непременно соглашусь и буду лежать, пока у тебя ноги не затекут, — девушка замешкала — У вампиров же затекают ноги? — Вот и проверишь. Всего на мгновение девушке показалось, что эльф улыбнулся, но его лицо быстро приобрело былое мрачное выражение лица. Он вспоминал, как тяжело им дался этот бой, как они ликовали, когда гоблинский отряд отступил, потерпев большие потери и как быстро сменился их настрой, когда их напарница, до этого уверенно стоящая на ногах, свернулась на земле, зажимая бок изо всех сил. Шэдоухарт была истощена и потеряла сознание, исцеляющих зелий больше не осталось, а переносить девушку с такой серьезной раной было попросту неразумно. Наспех разбитый лагерь был совершенно не безопасен, однако альтернативы были ненамного лучше и подкреплялись неоправданными рисками. Уилл, прославившийся как народный герой, не мог испытывать к вампиру теплые чувства и все же он переступил через себя, позволив беловолосому угоститься его кровью. «Это только для того, чтоб у тебя не было оправданий, если не сможешь ее защитить», пусть клинок Фронтира и улыбался в своем привычном обыкновении, его слова были пропитаны угрозой. Эльф понимал, что это вызвано больше его искренним беспокойством, чем личной неприязнью, но виду не подавал. Сейчас же все было тихо, будто весь мир решил их не тревожить, но сердце беспокойно сжималось в груди Астариона. Он, как и его недавно приобретённая подруга, понимал, что сегодняшняя ночь очень вероятно будет последней и их соратники попросту не успеют вернуться. Его все не покидал вопрос, почему она была так спокойна, вопреки своему обычному поведению, но спросить он не решался. Впрочем, возможно это и не требовалось, ведь вскоре она сама заговорила с ним, будто читая его любопытство в глазах. — Я не боюсь. Раньше я была полна сожалений, не понимала, что делаю и ради чего продолжаю путь. Даже когда я проснулась живой и невредимой на том берегу, я не могла перестать думать, что лучше бы я не просыпалась. Мне не было ради чего идти вперед, я лишь по инерции сражалась за выживание, о котором даже не грезила, — её голос стал тише. — Но мне встретились хорошие друзья. И я стала идти вперед ради вас. — Я бы никогда не стал жертвовать собой ради других, — эльф пытался держаться отстраненно — Знаю, что не стал бы. Но я не жертвую собой, а совсем наоборот. Я собираюсь ради вас не умирать, а жить. Это намного сложнее, не думаешь? — она уже не поднимала на него глаза, слишком устала, но Астарион знал, что ей очень хотелось посмотреть на его реакцию Девушка с тяжестью вздохнула, когда попыталась перелечь так, чтоб видеть лицо эльфа. Он не стал её останавливать, лишь суетливо попытался ей помочь совершить это тяжкое действие. Для Астариона видеть любимую в таком состоянии было крайне тяжело, а потому он как мог избегал её взглядом, но сейчас все же посмотрел. Губы совсем высохли и побледнели, а глаза будто затянула пелена, мешающая ей понять, на что она вообще смотрит. Её взгляд был таким уставшим, но в то же время необычно умиротворенным, будто в эту секунду все в мире перестало иметь всякое значение. Он не заметил, как по его щеке скатилась тяжелая слеза, полная всей той боли что он пережил за долгие столетия. — Что это…? Ты плачешь? — она была уже не в силах разглядеть — я рада, что ты наконец позволил себе выпустить эту боль — Кажется это пролетающая птица оставила тебе подарок на лице, — эльф стер собственную слезу с её лба — Астарион, прошу, не издевайся! — девушка попыталась изобразить строгость, но её уставшая улыбка говорила сама за себя. — Знаешь, если я сегодня умру, я буду сожалеть лишь о том, что не могу тебя сейчас поколотить. — Мне не кажется, что ты сейчас именно это со мной хочешь сделать, — его ехидство практически ощущалось кожей — Ненавижу, когда ты прав, — она слегка насупила брови. — Смилуйся надо мной, я не могу подняться! Астарион поднял любимую на руки и жадно, словно в последний раз, целовал её сухие, потрескавшиеся губы. В этот миг ему казалось, что он сможет еще раз пережить все самые ужасные моменты своей жизни, но, если рассвет наступит без неё, это будет больнее всех ужасных пыток, через которые он прошел. Девушка закрыла глаза, отпустила его воротник, в который вцепилась мгновением раньше и обмякла на руках возлюбленного. Он замер от ужаса, прилагая все силы, чтоб не сойти с ума в эту самую секунду. Эльф не слышал, как его зовет подбегающий к лагерю Уилл и тем более он не смотрел на Лаэзель, бегущую в его сторону. Лишь когда гитьянка выдрала из его рук ослабшее тельце, он опомнился и взглянул на запыхавшегося клинка Фронтира, буквально волочившего за собой Нетти, друида из рощи Сильвануса. Прошло мгновение, прежде чем округа озарилась голубоватым свечением и еще целая вечность до того, как девушка вновь с тяжестью набрала воздуха в легкие.