Seekers of her heart (ловцы её сердца)

Следующая неделя для Грейнджер стала временем переосмысливания ценностей и приоритетов. Копнув на самом деле не так уж и глубоко, а просто задав несколько вопросов и позволив Виктору высказаться, Грейнджер быстро осознала две вещи. Крам понятия не имел, кто такая Клеопатра, и в то время, когда Гермиона танцевала с Крамом-самозванцем, который и произвёл на неё такое впечатление, настоящий Виктор разбирался с выпившими оборотное зелье детишками в больничном крыле. А следовательно, это не его прикосновения вызвали у Гермионы такой неожиданный отзыв и шквал эмоций. Как это ни странно, но обсудить подобное Грейнджер могла только с Луной Лавгуд. И именно Луна, на первый взгляд казавшаяся совершенно не имеющей никакой связи с реальностью и на самом деле распределённая на Рейвенкло неспроста, сама подошла к ней в нужный момент. А потом завела разговор так, что Гермиона почувствовала себя достаточно комфортно, чтобы полностью довериться задумчивой подруге. – Ты можешь рассказать мне все, что хочешь, – своим загадочным, вкрадчивым голосом пропела Лавгуд и сжала ладони Гермионы в своих собственных. – Или можешь ничего не рассказывать, если тебе так удобнее, но я обещаю, что выслушаю и не буду судить. И быть может, смогу помочь. Ведь иногда всё, что бывает нужно, это выговориться, а я подозреваю, что как раз в этом отношении у тебя выбор довольно ограниченный. И Гермиона именно выговорилась. А по мере того, как мысли и чувства прорвавшим плотину фонтаном рвались на поверхность из самой глубины души, впервые облачённые в слова, Гермиона на самом деле осознавала, что Луна была абсолютно права. Действительно, ей нужно было просто выговориться, и теперь становилось предельно ясно, что она вновь не рассматривала Виктора, как реальную кандидатуру в спутники жизни. Гермиона изначально потянулась к нему исключительно за утешением, хотя сам Виктор никогда не скрывал своих серьезных намерений. Впрочем, как мягко заметила Луна, каким-то образом умудрившись не сбить Гермиону с мысли, а лишь отправить в дальнейшее русло самоанализа, Крам вероятнее всего и сам все понимал. А ещё Гермиона вдруг осознала, что на самом деле готова двигаться дальше. И была ли в том заслуга питательных шейков Нарциссы, или её отношения с Виктором каким-то образом действительно помогли отвлечься и излечить многие раны, но боль, поселившаяся в душе с момента последней битвы, отступала. И более того, Гермиона была готова сделать паузу, побыть наедине с самой собой, осмотреться по сторонам и идти дальше. Лишь один момент из недавних событий по-прежнему смущал Грейнджер, никогда особенно не доверявшую предсказаниям, прорицаниям или тому шестому чувству, на которое порой слишком часто опирались как волшебники, так и магглы. Грейнджер по-прежнему не могла найти определение или объяснение собственной реакции на поцелуй руки лже-Виктором. Никогда прежде она просто не реагировала таким образом на прикосновения парней к собственной коже! Ни Рональд, в которого она верила, что была влюблена, ни Виктор, и уж тем паче ни Кормак МакЛагген никогда не вызывали подобной реакции. Да и сама Трелони когда-то довольно категорично отвергла любую возможность этого шестого чувства и способностей к предвидению в Грейнджер. И вновь в потоке вопросов и сомнений спасительным кругом появились аргументы Луны. – Знаешь, Гермиона, – мягко, вкрадчиво, ненавязчиво, но всё-таки Лавгуд привлекла её внимание к альтернативному взгляду на вещи. – Иногда логика, здравый смысл и интуиция отнюдь не исключают друг друга. Мне наоборот кажется, что интуиция - это неотъемлемая часть любой логики вообще, а в волшебном мире тем паче. Более того, довольно многие бы поспорили, что как раз у тебя очень сильно развиты интуитивное склонности к чарам или любому волшебству. Именно поэтому ты была способна достичь всех тех успехов, свидетелями которых мы стали. А Сивилла изначально никому не внушала доверия, и мне кажется, она сама себя считала шарлатанкой. Наверное единственным, кто думал по-другому, был Дамблдор. Но ведь профессор Трелони делала свои предсказания в трансе, а сознательно владела своим крафтом очень сомнительно. Или не умела его интерпретировать, что тоже вполне вероятно. Но что я всем этим хочу сказать: те ощущения, которые ты описываешь, вполне реальны. Именно подобный трепет всегда учил меня искать мой отец. Именно подобный трепет, едва его руки соприкоснулись с мамой, он испытал сам. А если всё это тебе кажется нелогичным в отношении самой себя, просто вспомни, что к этому моменту твой партнёр в танце уже успел впечатлить тебя умом и эрудицией. – Спасибо, Луна, – с искренней благодарностью кивнула подруге Грейнджер, а потом они ещё долго сидели вместе, просто наслаждались компанией друг друга. Порой молчали, порой Лавгуд делилась собственными переживаниями или рассказывала о чем-то. Вот только в результате Гермиона поняла, что ей следует общаться с Луной намного больше и ближе. И это самое общение может быть продуктивнее, чем с Джинни. Во всяком случае сейчас, когда рыжая все ещё на каком-то уровне считала Гермиону своей соперницей. Быть может, Лавгуд нашла бы причину для этого поведения в каком-то шестом чувстве, а не просто глупой ревности? Впрочем, именно эту мысль Грейнджер отмела на корню, заставив себя даже не додумать. И в результате они расстались с Виктором. Довольно спокойно и без обид, просто Грейнджер, взяв парня за руки, все ему объяснила. И Крам снова понял. Только тяжело сглотнул, кивая, и сказал, что будет ждать. Хотя они оба прекрасно понимали, что на этот раз возврата в прошлое не будет. *** В детстве Драко Малфой считал своих родителей воплощением не только идеи превосходства чистоты крови, но и примером самого благоприятного союза, который только можно было заключить в волшебном мире. На самом деле огромной редкостью среди других чистокровных пар – брака, заключённого по обоюдной не просто симпатии, но любви. Особенно учитывая окружавшие его примеры других супружеских пар: Беллатрикс и Рудольфуса или родителей Теодора Нотта, в случае которых все вообще было покрыто мраком таинства, недосказанности и подозрений. Мало кто из просвященных в узком кругу «священных 28» верил, что леди Нотт умерла своей смертью. Союз родителей Панси Паркинсон тоже отнюдь не поддерживал розовую картину браков, заключённых по любви. А болезненная одержимость Панси самим Драко, всецело поддерживаемая её матерью, наводила совершенно на противоположные мысли. Как и с головой выдавали мадам Паркинсон взгляды, которые она украдкой бросала на Люциуса. Из всех известных ему примеров брак по любви очевидно был заключён между Андромедой Блэк и её неугодным семье супругом, и на самом деле, именно этот союз бросал ложку дёгтя в безоблачную картину единения родителей самого Драко. Однажды отец обмолвился, что на момент заключения его собственного брачного договора именно благодаря подпорченной Андромедой репутации рода Блэков его собственный отец пытался отговорить сына брать в жены младшую из сестёр. В тот момент спасло только слишком очевидное положение Беллатрикс, как фаворитки Тёмного Лорда, и по иронии судьбы, именно Волан-де-Морт и поддержал Люциуса. Помнила ли Нарцисса об этих нюансах? Была ли она изначально настроена более лояльно, молчала ли по поводу собственного несогласия с политикой Люциуса и исключением Андромеды из семьи? В детстве Драко однозначно ответил бы на подобные вопросы категоричным отрицанием. Мать никогда не давала повода усомниться в собственной приверженности теории чистоты крови, но последнее время Малфой внезапно начал задаваться вопросами. И причиной стало слишком поспешное принятие матерью изменившегося мира вообще, и его собственной симпатии к Гермионе Грейнджер в частности. Другими словами женщина, которая ещё несколько месяцев назад по всей видимости не имела ничего против, когда её собственная сестра зверски пытала юную магглорождённую волшебницу на каменных плитах гостиной менора, теперь не возражала против интереса сына к той же самой девушке. Ответ напрашивался сам по себе, и подсказал его, как это ни странно, всегда склонный анализировать ситуацию Теодор Нотт. - Твоя мать просто истинная Блэк, дружище, – парень насмешливо усмехнулся и качнул головой. – Преданность семье прежде всего. И да, я практически уверен, что идеи превосходства чистокровных Нарциссе были вбиты в голову ровно так же, как и всем нам. Но всё-таки именно преданность всегда стояла на первом месте для Блэков. Тео избрал довольно корректно не напоминать, что этим подобные приоритеты разительно отличались от семьи Люциуса или его собственного отца. Старший Малфой, как и Нотт, всегда ставили на первое место власть и влияние. Что ж, какие бы мотивации сейчас не управляли Нарциссой, результат оставался неизменным, и он был бесспорно на руку самому Драко. Нарцисса абсолютно не возражала против намерений сына заполучить самую блистательную ведьму поколения себе в жены. Ранее одна из самых громогласных сторонниц той самой идеи превосходства чистокровных, она удобно закрывала глаза именно на статус крови Грейнджер. Более того, леди Малфой предпринимала шаги навстречу подобной цели и всячески способствовала планам сына. Что через несколько недель и продемонстрировала, когда величественный филин семейства Малфоев уронил перед Грейнджер и Поттером приглашения, написанные на дорогой бумаге элегантным почерком Нарциссы и запечатанные сургучем с гербом семейства. В своих посланиях Нарциссы уведомляла мисс Грейнджер, что взяла на себя смелость провести некоторые собственные исследования и теперь и являлась счастливой обладательницей нескольких «довольно забавных» и, безусловно, редких книг – что, опять же «безусловно» следовало читать: баснословно дорогих. И теперь леди Малфой вежливо осведомлялась, если многоуважаемый золотой дуэт окажет ей честь своим посещением поместья Малфоев в ближайшие выходные, чтобы ознакомиться с упомянутыми фолиантами, заполученными Нарциссой с таким трудом. А заодно леди Малфой распространила свое приглашение и на мисс Джинни Уизли, которая, несомненно, «захочет составить компанию Гарри Поттеру». И присутствие которой мгновенно сместило бы ударение в динамике приглашенных в поместье гостей. Вместо троицы, состоявший из Малфоя, Грейнджер и явно прибывшего присматривать за ними Поттера, теперь намечался довольно непрозрачный намёк на две пары. Впрочем, оценив стратегические потуги матери, Малфой не сомневался в одном: ни Грейнджер, ни Поттер подобной подоплёки не заметят. Зато сам Малфой, как говорится, получал все карты в руки. В Малфой-менор они прибыли под вечер, но Нарцисса, по всей видимости, решила отложить собственную трапезу до прибытия сына. Встретив гостей в той же самой каминной комнате, что и в прошлый раз, леди Малфой с достоинством королевы приветствовала посетителей, поставив в известность, что стол уже накрыт. Не без иронии припомнив сказанные во время первого визита слова Гермионы, что после путешествий по каминной сети отдыха не требуется, она отдала распоряжения эльфам доставить вещи в комнаты и пригласила всех следовать за собой. Впрочем, со своей бисерной сумочкой Грейнджер расставаться не намеревалась, а все их вещи, на этот раз включая и Джинни, по-прежнему были упакованы именно там. Поттер пожал плечами, уверив гостеприимную хозяйку поместья, что на их счёт не следует волноваться, а Драко вещей с собой практически не привёз. Именно поэтому уже через несколько мгновений они все удобно расположились в трапезном зале, сервированном с такой изысканностью, словно в меноре принимали не магглорождённую Гермиону Грейнджер и младшую из семейства Уизли, а как минимум королеву Англии. Или на худой конец принцессу. Разговор за столом, как ни удивительно, лился довольно непринуждённо. Нарцисса, в свою бытность в Хогвартсе пересекавшаяся с Молли и Артуром, с легкой ностальгией рассказывала забавные истории о приключениях родителей Джинни в молодости. Как оказалось, она также умудрилась вспомнить различные истории о Джеймсе Поттере и, к огромному удивлению Гарри, даже упомянула его мать. Что было само по себе удивительным, ведь до этого Гарри мог поклясться, что чистокровная снобка в своей молодости Лили Эванс в упор не видела и воротила нос наподобие Паркинсон, когда Гермиона входила в класс или проходила мимо. Судя по всему, скрывать свои эмоции избранный ещё не научился, потому как Нарцисса очевидно легко их прочла, словно они были написаны на лбу возле знаменитого шрама Гарри. – А сейчас, очевидно, вы зададитесь вопросом, мистер Поттер, что я все это вдруг вспомнила, – усмехнувшись, леди Малфой поднесла к губам кубок с вином. На этот раз, в отличие от памятных пререканий за их первой трапезой, от изысканных напитков никто не отказывался. – Смею вас уверить, что несмотря на то, что порой мы бы не признались в некоторых вещах даже под пытками, мы их прекрасно замечаем. И я помню, что ваша мать была одной из самых талантливых волшебниц. Более того, не забывайте, что с Джеймсом мы знакомы с детства. В конце концов, я выросла вместе с ним и Сириусом, и наши разногласия начались намного позже. Более того, не так давно я воспользовалась предоставившимся мне шансом и написала Андромеде. Прежде всего, чтобы извиниться за собственное поведение все эти годы, но в конце концов мы возобновили общение. Хотя я до сих пор немного удивлена, что Андромеда нашла в своем сердце силы меня простить. – С такими темпами, мама, ты скоро останешься вдовой, а я стану главой рода, – не удержавшись, хмыкнул Драко и закатил глаза. – Или ты удобно позабыла поставить в известность отца? В коем случае я просто настаиваю лично написать ему обо всех изменениях в его собственном доме. Дементор, я собственноручно доставлю ему это письмо! - Как предусмотрительно и мило с твоей стороны, – вмиг прищурилась Нарцисса. – Но смею тебя уверить, мой добрый сын, что Люциус обо всём уведомлен и поставлен в известность. И нет, он не сгрыз свою собственную палочку, не выбросился из окна в попытке стать птицей и прилететь сюда, чтобы высказать нам своё мнение. И не превратился в пресмыкающегося, чтобы ползком сквозь щели покинуть Азкабан для тех же целей. На самом деле, Люциус полностью поддерживает все изменения, произошедшие в его отсутствие. После чего даже Драко, с детства выдрессированный скрывать свои истинные чувства и довольно умелый окклюмент, просто уставился на свою мать… Что ж, этот их визит в менор обещал много сюрпризов.