Neon

      Новый день скрывал непредвиденные события. Майору не понадобилось вызывать Норда, он встретил его ранним утром у кабинета. Натянутый, как струна, он напоминал того самого ирбиса, готового совершить смертельный прыжок. Карлшталь сам был в подобном состоянии, потому что уже понимал, что ждёт их дальше.       Зайдя в кабинет, он первым делом запустил кофемашину и после напряжённого молчания поставил на стол два стакана. Норд в ожидании смотрел ему в лицо.       — Вчера вечером прислали информацию по Моттену. Действительно был такой. Преподаватель NLSA, первоклассный педагог. Наши службы за ним грехов не нашли. Со словами Флейм его история сходится: его нашли на окраине столицы с простреленной головой на следующий день после выпускного мероприятия. А в том выпуске как раз числились курсантки Анна Эмберманн и Софи Брайер. По первой есть подробная информация, успеваемость, успехи и прочее. Есть и информация, что с Моттеном они общались теснее, чем с другими преподавателями. По второй копнули, пусто. В базе она числится и не больше того. Бони вчера сняла все данные с андоровского Чэйзера Флейм. Он активировался за двое суток до её последнего рейда. До этого больше десяти лет был отключен.       Майор сделал медленный глоток кофе.       — То есть всё это подтверждает слова Флейм,— вдумчиво произнёс Норд,— И у нас нет никаких доказательств, что она как-то контактировала с Андоррой.       — Верно. По факту обвинить мы её не можем. Но андоровский Чэйзер... Она всё равно отправиться под трибунал.       Норд опустил голову. Мысли остервенело метались от одной идее к другой. Трибунал — ещё не тюрьма. Крохотная возможность оправдать Флейм есть, и её нельзя упустить. Норд резко поднял глаза и взглянул на майора в упор с настойчивой мольбой.       — Сэр... Я прошу вас... Не как начальника, как друга... Помогите... Она ведь не предатель. Я готов взять всю ответственность на себя. В ваших ведь силах добиться, чтобы её не посадили. Пусть отстранят от службы, удалят Чэйзер. Но только не тюрьма.       Карлшталь молчал. Смотрел на него с сочувствием и пониманием. Спустя минуту молчания он глубоко вздохнул.       — Как друг гарантий не даю. Но сделаю всё, что в моих силах. Готовься, потаскают нас по заседаниям.       Глаза Норда тепло засветились от благодарности. Он скромно улыбнулся и с почтением склонил голову.       — Спасибо, сэр... Спасибо.       Норд собрался уходить, забыв про устав. И когда за спиной раздался добродушный смешок с таким звучным «папаша», улыбка без спроса озарила его лицо.       Судебные заседания вскоре начались. Руководство было сильно озадаченно тем, что подсудимую так рьяно защищают. Майора и весь Ирбис начали трясти с проверками. В Depot-X приехал целый отдел Тайной полиции. Но Карлшталь и Норд неотступно добивались своей цели. Судебное разбирательство растянулось на тяжёлые два месяца. Кроме первых двух заседаний, Флейм больше не вызывали. И два месяца она провела в камере, из живых людей видя только Брандо и солдата, который приносил ей еду. Норд за это время не приходил по понятным причинам. Его могли бы обвинить в преследовании личной цели, а так никаких доказательств.       Но даже эти невыносимые два месяца подошли к концу. Карлшталя и Норда вновь вызвали в Онтер для вынесения приговора. В небольшом кабинете за прямоугольным столом сидело семь человек, от которых зависела жизнь Флейм. И худощавый пристарелый полковник, важно подняв голову, дал ответ:       «Суд принял решение. Софи Брайер, она же Анна Эмберманн, Чэйзер-мастер с позывным Флейм признается невиновной. Однако в связи с обстоятельствами, суд отстраняет подсудимую от должности с немедленным отключением Чэйзера. Софи Брайер будет направлена в столичный Военный Департамент в качестве инструктора по владению Чэйзером. Дело объявляется закрытым».

*********

Минуло четыре года

      На главном столичном вокзале шумным роем сновали люди. Офисные сотрудники в неприметной серой одежде как одинаковые манекеты пересекали платформу. Иногда в их скучной толпе появлялись военные и сотрудники полиции. Повсюду мелькали горящие экраны голографических девайсов. Искусственный голос, врываясь в гудение голосов и транспорта, постоянно объявлял ближайшее расписание экспрессов.       Лишь один человек казался лишним на той платформе. Женщина пробиралась сквозь толпу серых людей к экспрессам, крепко держа за руку трехлетнего мальчишку. Она остановилась у колонны и заботливо обняла мальчишку за плечи. Её взгляд тревожно бродил по лицам, ища среди них одно единственное и родное. И мальчишка взял с матери пример.       — Мам, а папа теперь будет всё время с нами жить? И никогда не будет уезжать?— спросил он, запрокинув голову.       Она улыбнулась в ответ и убрала за ухо прядку пепельно русых волос.       — Да, Том. Он теперь будет жить дома. Иногда будет уезжать, но совсем ненадолго.       Она поглаживала пальцами по его тонкой курточке, успокаивая саму себя. Мальчишка вздохнул, словно понимал всё происходящее, и принялся вновь искать среди серьезных лиц знакомую улыбку. Но её все не было. Они ждали. Мимо нескончаемым потоком проходили люди и смотрели на них с непониманием. Чего стоять? Времени и так нет.       Лицо матери медленно омрачнело. Глаза налелись сильной тревогой и болью. С экспресса сошли почти все пассажиры. И вдруг позади раздался знакомый звонкий голос.       — Не смотрите вы так туда.       Они оба обернулись. Голубые глаза офицера, который стоял теперь напротив, светились радостью, на губах появилась теплая улыбка. Норд вынул из-за спины руки. В одной он держал букет, в другой — коробку со сборным самолётиком.       — Маме цветы, а детям?       — Папа!— вскричал мальчишка и кинулся в объятия отца.       Норд подхватил его на руки.       — Как же ты вырос,— Томи прижался к его груди так сильно, словно обещал никогда не отпускать.       Норд спрятал лицо в его густых русых волосах, и поднял горький взгляд на Флейм. Расплескавшаяся в её глазах боль и тревога сильно резанули по сердцу. Одного взгляда хватило, чтобы понять: она испугалась. Испугалась, что больше его никогда не увидит. Но он вернулся. Как бы там, на фронте, не было жарко, он вернулся к ним, живой, здоровый. От счастливых лиц, улыбок и блестящих радостью глаз сердце затрепетало в груди.       Он опустил сына на ноги, и Флейм со слезами кинулась на грудь, едва различимо шепча: «Ты вернулся... Ты дома...». Он пригладил её по волосам, также тихо прошептав:       — Я дома... И больше никогда вас не оставлю…