Души проклятых миров. [Том 1] «Беглянка»

      Сельма сорвалась с места на ватных ногах. Она не знала, что делать. Паника снова охватила её до кончиков пальцев, но в этот раз из-за страха не за себя, а за последствия, которые повлек её ответ.       Осберт явно передвигался быстрее. Уже давно впереди не маячил его чёрный силуэт. Однако вычислить траекторию его пути по творящемуся хаосу не составило труда. Повсюду разбросанные изуродованные тела, которые монстры продолжают обгладывать и утаскивать куда-то.       Девушка выбежала на очередную улочку, где ещё не было кровавого пиршества. Возле ночного ларька стояла группа подростков.       — Прячьтесь! Иначе они всех вас сожрут! Сейчас же!       Но подростки продолжали, как ни в чём не бывало, жевать свои хот-доги и смеяться над идиотскими шутками. Это немало удивило Сельму и заставило её остановиться.       — Хэй! Ау! Вы слышите меня?       Она изо всех сил замахала руками, но ни один из мальчишек даже не взглянул на неё, а в пятидесяти метрах один из монстров уже точил свои когти о землю, предвкушая трапезу.       — Он здесь! Бегите!       Сельма подбежала к этой группе, схватила одного из мальчишек за руку и потянула за собой, но он был словно каменной статуей! Девушка злобно толкнула его, но тот даже не покачнулся, ничего не замечая и не чувствуя. В полном недоумении Сельма взглянула на свои руки. Она стала трогать себя, но её тело было обычным… Ничего ни в ней, ни в её тактильном восприятии мира не изменилось. И только теперь догадка и ведьминское чутье окончательно дали ей ответ. Некромант забрал её физическую оболочку, чтобы воплотиться в этом мире в своём теле, чтобы устроить весь этот кровавый хаос.       Сложно передать то, что испытывает человек, лишившийся своего тела. Подобную панику некоторые испытывают во время комы или клинической смерти, когда сознание поднимается над телом, а физическая оболочка остаётся без движения, не подчиняется больше бессознательному центру.       Но мысли эти прервало позвякивание когтей об асфальт медленно приближающегося монстра. Из его пасти стекала обильная кровавая слюна. Видимо, где-то он уже успел урвать себе кусочек живой плоти и сейчас намеревался разделаться с этой стайкой подростков, не делясь со своими товарищами.       — Прочь! Пошёл прочь! — Сельма подхватила железную скрюченную банку из-под газировки и швырнула её в приближающееся чудовище. Звон железа привлёк внимание подростков, они посмотрели в сторону отлетевшей банки и снова громко заржали. Шатенка же не прекращала свои попытки отогнать «животное» от людей. — Убирайся! Живо!       И откуда только в ней хватило храбрости, чтобы так дерзко скалиться на чудовище, передвигающееся на четырёх конечностях и в полный рост превышающее два с половиной метра, Сельма и сама не понимала. В свою победу она даже не верила, но монстр неожиданно остановился. Он недовольно зарычал, постарался обойти, но Сельма, как волчица, кружила вокруг этой стайки подростков. Монстр вдруг обиженно зарычал и убежал прочь в поиске новой жертвы.       «Надолго этого не хватит. Один ушёл — придёт другой, или даже другие…»       Сельма взглянула на беззаботную шайку друзей и злобно стиснула зубы.       — Дебилы! Бегите домой!       Она заорала это скорее от собственных злобы и бессилия. Даже кулаки её сжались при этом выкрике. Но подростки всё также её не слышали.       «Надо бежать за ним! Каждого монстра я отогнать не смогу!»       По кровавым следам и оттаскиваемым монстрами трупам Сельма прибежала к уже знакомым стенам психиатрической лечебницы. В высоком заборе зияла дыра в виде настежь открытых ворот. Тут же озаряет видение:       Несколькими минутами ранее.       К двустворчатым кованым воротам медленно подходит человек, как всадник апокалипсиса. Широким движением рук, не прикасаясь к металлу, он легко открывает ворота. Бедные пациенты внутри, как звери в клетках, чувствующие приближающуюся катастрофу, впадают в бешенство. Некоторые вжимаются в пол, кто-то пытается спастись, дергая решётки, двери, прячась под кроватью. Как только нога тьмы ступила на порог, апогей безумия взял верх. Санитары не могли разорваться между пациентами, но как только Осберт вошёл внутрь, хватило лишь одного щелчка его пальцев, чтобы все люди в белых халатах пали замертво. Монстры покорно дождались разрешения и стали зверствовать над и так несчастными в этой жизни…       Сельма выныривает из видения и со всех ног бежит к раскрытым дверям лечебницы. Когда она очутилось внутри, пиршество оказалось в самом разгаре. В ужасе молодая ведьма начинает искать глазами знакомый силуэт, но то и дело взгляд падал на очередную жертву, молящую о помощи, пока чужеродные челюсти продолжали обгладывать остатки тела.       — Зачем их?! Они и так несчастны! Прекрати! — крик отчаяния рвался наружу, пальцы до боли сжали взлохмаченные волосы, чуть не вырывая их с корнями.       — Я только начал, Сельма. Но можешь попытаться отговорить меня… если найдёшь.       Знакомый голос и смех прозвучали в этих стенах, хотя их хозяин уже давно покинул это место. Сельма бросается прочь. Она носится по всему городу, видя тут и там присосавшихся к своим жертвам монстров. Кто-то вытягивал из них жизнь, как суккуб, большая же часть не брезговала человеческим мясцом, словно жрала Whiskas. По наличию этих хищников Сельма, как по хлебным крошкам, выстраивала маршрут Некроманта.       Наконец, монстров стало больше, один полез на стену пятиэтажного здания, что-то учуяв, и в высоком окне Сельма увидела очертания ещё одного серого зверя.       «Вот ты где!»       Под возрастающий вой сирен она вбежала внутрь здания, со всех ног взбираясь по ступеням. Турникеты не работали, охрана безжизненно распласталась на полу. Луж крови вокруг них не было, значит их прибрал себе сам Некромант.       На пятом этаже девушка вбежала в просторный кабинет с витражными окнами. Его бывший хозяин оказался прикован к креслу под нависающим над ним монстром, пока возле чёрного стола Осберт наблюдал за происходящим, словно это была пьеса, поставленная на сцене персонально для него.       «Не надо было ему сидеть на работе допоздна! Говорят же, что вредно для здоровья».       — Уберись от него!       В этот момент стало что-то пробуждаться в Сельме. Что-то, что прежде она никогда так ярко не чувствовала. Какая-то внутренняя сила, как вулкан, стала взрываться в высь. Подобное уже было, когда Сельма вместо Асцелии оказалась на кострище. Кровь Иоханны вновь была на пике пробуждения. Не осознавая себя, весь этот внутренний поток направился на Некроманта. Тяжёлый лаковый стол со скрипом сдвинулся с места и стремительно въехал в стоящего за ним Осберта. Но упёрся, как о каменную стену, так и не сбив с ног. Это, наконец, привлекло его внимание к Сельме.       — У кого-то закончился процесс инициации? Какое радостное событие.       — Я прикончу тебя!       Все силы Сельма направляет на него, вытягивая вперед руки. Шквал натиска, как от огромного вентилятора, обрушивается на Осберта, но для него это лишь слабые порывы ведьмы… С трудом он сделал шаг вперёд, и девушка ощутила, как каждый его шаг начал разбивать её силы, которые бы раздавили простого человека, как заводской пресс. Осберт неумолимо сократил расстояние и злобно вжал её в стену.       — Скучно быть одной? Могу взять с собой. Жаль правда, что твою физическую оболочку я забрал, и тебя никто не увидит… Но в этом я могу снисходительно ответить взаимностью.       Его пальцы ослабили хватку на шее, отчего в животе у Сельмы в очередной раз сжался узел от страха и близости незнакомого мужского тела.       — Прекрати. Этот. Кошмар. Осберт.       Сама того не осознавая, ведьма всё больше поддавалась зову чужой крови, говорившей сейчас за неё. Осберт… Она знала его с тринадцати лет. Знала! Некромант — это лишь магические силы… Хотя то, что стояло перед ней, уже не было тем невинным пастушком. Это было нечто изуродованное в душе, злобное. Лишь далёкие воспоминания роднили его с Осбертом прошлого.       Руки сами потянулись к железной хватке и откинули мужскую ладонь в сторону, что вызывало садистский оскал.       — Не Осберт. Не он.       Некромант вдруг резко рванул хрупкую фигурку на себя, и девушка с криком полетела в бездну, рухнув на сырую газонную траву, орошаемую дождевателями. В лицо пахнуло уличной свежестью.       «Телепортация?..»       Сельма не могла поверить в то, что произошло. Вокруг стояла тишина. Целый ряд роскошных домов протянулся по улице, выпячивая перед собой ухоженные зелёные лужайки. Стояла оглушительная тишина, нарушаемая лишь приспуском рассекаемой воды, врезающейся сейчас в бок девушки. Она приподняла ладони, испачкавшиеся в мокрой земле, и тут же вытерла о передник платья. Прямо перед ней возвышался большой коттедж с белыми колоннами, что оттеняли яркие подсветки.       «Где же охрана у такого дома?»       Но ответом на этот вопрос была лишь тишина. Ни монстров, ни оглушительных сирен полиции и скорой помощи.       Сельма поднялась на ноги. Осторожно она стала обходить дом. Сквозь залитые светом окна была видна лишь пустота неприлично богатых комнат. Что-то тянуло внутрь. Проникнуть в дом она смогла только через заднюю дверь, которая оказалась не заперта. Внутри никого не было. Ни звука. Казалось, что хозяева просто исчезли, оставив повсюду свет и все вещи на тех же местах, на которых ими пользовались. Что-то говорило о беде, интуиция подсказывала, что здесь царит несчастье.       В зале Сельма увидела женщину, молча сидящую за круглым столом. Ведьма немедленно спряталась за дверной косяк, но, вспомнив, что её не видят обычные люди, с опаской выглянула вновь. Хозяйка дома не шелохнулась. Фигура была облачена в мрачный траур, лицо облито слезами, кулак сжимал мокрый измятый платок, а в другой руке дрожал странный лист, исписанный вручную… Осберт стоял позади, как демон-искуситель. Завидев Сельму, он приложил палец к усмехающимся губам, что в миг стало откровением для девушки. В руках вдовы был листок с тем самым заклинанием, которое отправляло жертв в город Некроманта на блюдце с голубой каёмочкой! Это же проклятие легло на невинную Шарли, потерявшую покой с той злосчастной ночи навсегда.       — Не делай этого!       Сельма подбежала прямо к столу, с грохотом откинула стул в сторону, но вдова даже не шелохнулась, продолжая задумчиво смотреть на листок, словно ещё думала. Ещё колебалась… Шатенка непонимающе замерла. Повернула голову в сторону откинутого стула, но его там не было. Вся мебель стояла на прежнем месте, осталась нетронутой. Только теперь Сельма осознала, что вдова не видела не только её, но и Осберта. Правда, последний скрыл сейчас себя от глаз живых намеренно. Оставался лишь один человек, который мог это прекратить. Умоляюще девушка подняла на него ненавидящий взгляд, но он с садисткой, жадной, голодающей улыбкой смотрел на вдову, словно уже знал: рано или поздно она сломается.       — Не делай этого…       На этот раз Сельма прошептала те же слова, умоляюще смотря на Некроманта. Однако вдова, словно отвечая, неожиданно приблизила лист к себе и начала читать, с трудом выговаривая незнакомые слова. В этот момент в комнату вбежала другая женщина, видно, только с улицы и тоже в трауре. Что произошло между ними, было неясно, но вдову затрясло от ненависти. Она поднялась из-за стола и громко начала зачитывать непонятные ей слова, с остервенением глядя на ненавистную гостью. Сельма видела, что уже позади неё стоял скалящийся монстр, ожидающий лишь разрешения своего Хозяина.       — Мадлен, я пришла поговорить. Что с тобой?!       Но хозяйку дома было не остановить. С вбежавшей вдруг стало происходить что-то страшное. Сначала она начала ощущать беспричинное чувство паники, страха, затем увидела Некроманта, а потом и Сельму. В ужасе она стала метаться по комнате, ползти назад, но и здесь на сцену вышел изголодавшийся пёс Осберта… Вдова не видела всего ужаса происходящего, но реакция ненавистной соперницы ей нравилась всё больше. Хозяйкой дома до кончиков волос овладела нечеловеческая ненависть. Она упивалась злорадством и чувством мести, что приносили ей крики несчастной, тело которой начало рвать на части нечто невидимое.       — Что ты наделал… — губы Сельмы дрожали. Она уже не шугалась разорванной плоти и отчаянных криков. Лишь беспомощность в противостоянии доводила её до отчаяния.       — Я беру то, что мне причитается…       — Возможно, она была ни в чём не виновата! — ненавидящий взгляд, в котором дрожали крупные слёзы, уставился на Осберта.       — Невиновных нет. Даже ты, Сельма, виновата. Снова жаждешь спасения горожан. Неужто ты до сих пор не чувствуешь жажду мести? Не ощущаешь, как готова сама отдать приказ моим псам?       — Никогда такого не будет!       — Правда?       В его улыбке мелькнуло что-то нехорошее, он схватил её запястье, и они тут же очутились в старом бедном доме. Повсюду валялось грязное бельё, стояла неприятная вонь от грязной одежды и человеческого тела, на полу валялись пустые бутылки. Тусклый свет горел только в одной комнате, в которой даже не было двери. Именно оттуда доносились громкие крики и звуки от чьих-то ударов. Осберт стоял позади, пока Сельма осторожно прошла коридор и заглянула внутрь. Пьяный мужчина с нависшим пузом бил подростка, сидя прямо на нём и не жалея свои кулаки.

— Сукин сын! Мать твоя — шалава! Только жрешь мой хлеб!

— Отпусти! Урод!

— Что ты вякнул?

      Мужчина вдруг поднялся, поднял изломанную табуретку и с силой опустил её прямо на избитого мальчишку. Сельма тут же зажала рот рукой, а шею обжёг злобный шепот:       — Что такое, Сельма? Слишком мягко? Согласен.       Следом за этим местом также мгновенно они очутились на трассе, где сутенер издевался над пьяной шлюхой, которая не вернула ему ночную выручку в требуемом объёме. Следом шла целая череда подобных картин насильственных действий, пока, наконец, Некромант не выкинул Сельму в тёмном переулке. Гул сирен царил где-то далеко, отчего слух улавливал тяжелую тишину этого смрадного закоулка. Ночные фонари не светили, но впереди слышалась какая-то возня… Сельме понадобилось сделать всего несколько шагов, чтобы увидеть, как группа пьяных парней насилует девочку-подростка прямо на мусорном баке. Она была пьяна, но боли и насилия этот факт не отменял. Девочка до сих пор, как тряпичная беспомощная кукла, пыталась оттолкнуть от себя очередного насильника, что-то умоляюще пища ему, но это было подобно толчкам слабого котёнка. Для Сельмы этот психологический удар стал последним. Весьма вовремя над ухом раздался шёпот:       — В этом мире ничего не изменилось.       Осберт стоял прямо за спиной, но ужас от происходящего даже не дал Сельме сосредоточиться на его образе. Скопище пороков, как винегрет в широкой миске, набивал этот город. Боль, страдания, насилие… А рядом с молодой ведьмой, как огромный двухметровый безглазый пёс, обтянутый серой варёной кожей, стоял изголодавшийся послушный монстр, готовый по одному её кивку изгрызть всю группу.       — Какая досада. Ей должно быть больно, но такова её участь. Твоя гуманность так важна… Хотя тебе достаточно лишь сказать слово, чтобы прекратить её мучения.       Сельма знала, что Некромант играет с ней словами, как кукловод манипулирует своей марионеткой, но сказанное било по самому сердцу, вонзаясь, как осколки от стекла. Внутри закипал последний чан эмоций, который вот-вот собирался вырваться наружу, сорвав все предрассудковые клапаны разума. Кулаки сжались. Чувства подкатили к горлу, с ресниц соскользнула крупная слеза. В голове фоном текли воспоминания из жизни Иоханны. Такую же боль она испытала от насильников, также страдала от побоев в бесконечных монастырских катакомбах…       И ведьма сдалась.       — Пусть сдохнут.       Этого и ждал Некромант. Как только приказ вырвался из женской груди, собравшаяся стая монстров тут же кинулись на горожан, а Сельма будто лишилась своей слепоты. Ей разом открылись все провалы в памяти:       Первое. Маргарет! Ведьма на собственных руках нянчила Иоханну, когда та была ещё младенцем, в той самой хижине, сидя рядом с Альвевой.       Второе. Вереницей видений перед глазами пронеслись долгие вечера с бабушкой, которая учила её, Иоханну, разбираться в травах и вытягивать из них силу.       Третье. Страстное томление по одинокому пастуху, в котором гордая Иоханна никогда бы не призналась даже самой себе, вызывая этим странную тупую боль в груди. Ночи… О, ночами оно становилось навязчивым, даже пугающим юную ведьму.       Тело ослабло… Границы размылись. Душа Иоханны словно бы слилась с душой Сельмы. Грудь что-то заполнило до краёв… Она сама — Сельма — будто бы стала полноценной! Волосы на её голове потемнели прямо на глазах, приобретая чёрный отлив, а бесчувственное тело призрака упало на руки Некроманта.       Осберт усмехнулся, но злобы в этой усмешке больше не было.       — А вот теперь пора возвращаться домой.

♜♜♜

      Город призраков за одну ночь разросся в разы, став в два раза больше. Магия обновилась, забив словно бы из-под земли спасительным освежающим ключом. Умирающий ковен вдохнул новые жизненные силы. Их энергия заполнила всё вокруг.       Некромант вернулся. И вернулся не с пустыми руками… Урсула, Маргарет, Теофания, Клементия, Эда, Гуннора, за одну лишь ночь пережившие все свои самые страшные кошмары, не могли поверить не только в очередной шанс, но и в возвращение невозвратимого — их былого величия. Каждая из женщин за эти сутки прибавила себе седины, но каждая серебряная волосинка на их макушках окупилась сполна. А главное — ни одна из сестёр не погибла.       Асцелию возвращение Хозяина застало в месте, в которое сама она не приходила вот уже много веков — у полуразрушенных хлиплых стен её старого дома. Сердце в груди забилось в радостном ритме. Отчаяние, страх смерти тяжёлыми оковами спали с её души. Выдохнув, она тут же осела на землю, ослабленно шепча: «Жива… Я снова жива…»       Сельма подскочила на мягкой постели, всей грудью вбирая в себя воздух. Её словно бы окатили из кадки с ледяной водой. Первое время ведьма не могла понять ни что с ней, ни где она. И не зря. Дом был ей не знаком. Вскользь в нём ощущалась такая же атмосфера, как и в доме Асцелии. Множество высушенных трав свисали со стен тугими пучками, на тумбочках и полках белели кружевные ручные салфетки. Сельма оглядела себя, но не узнала собственное тело. Вроде бы всё то же, но она словно вытянулась, став на пару сантиметров выше. Волосы спустились ниже лопаток, значительно потемнели. Чувства изменились, обострились, мироощущение стало глубже, ярче. Подойдя к окну и увидев раскинувшийся огромный средневековый город перед её окнами, будто макет, возрождённый умелым архитектором, замерла на несколько долгих секунд. Что-то в душе защемило тёмной радостью.       Скромная немногочисленная одежда пришлась как раз в пору. Сельма вышла из дома на залитую солнцем улочку. Людей стало значительно больше. Столько незнакомых лиц. Осмотревшись, ведьма поняла, что её новое обиталище расположено недалеко от дома Асцелии, а потому глаза легко заметили чернеющий, голый бугристый утёс, выпирающий из лесного массива. Ноги сами повели её туда.       Пришлось приложить немало физического труда, чтобы взобраться по подъёму, на вершине которого темнел знакомый силуэт.       В привычных чёрных монашеских одеждах Осберт сидел на самом краю, смотря на своё тёмное детище. В серебристых глазах плескались искорки мести и злорадства. Золотые кудри переливались в лучах горячего солнца, навязчивое тепло которого сдувал с тела лёгкий ветерок, гонимый из лесного массива.       Сельма бесстрашно подошла к Темному Властелину и опустилась на камни рядом с ним, окидывая город новым взглядом.       — Ведьмы счастливы. Их радость я чувствую собственной кожей…       Некоторое время Некромант молчал, глядя перед собой.       — Иоханна — часть ковена, как и ты. Этого даже я не в силах изменить.       Снова повисло молчание. Город суетился. Новый поток жизни бурлил на узких улочках и искушал своей легкомысленной бытовой хозяйственностью. Молчаливое созерцание прервал Осберт.       — Кого хочешь принести в жертву в конец цикла, Сельма?       — Это имя мне режет слух.       — Предпочтешь, чтобы я звал тебя Иоханной?       — Я — не она. Во мне лишь её часть. — Ведьма умолкла, а потом продолжила: — Сельха. Часть меня, часть её — единое целое.       Осберт цинично усмехнулся:       — Она тоже была сентиментальна в своём роде. Вопрос остаётся тем же, Сельха. Ты можешь сама выбрать, кого возвести на костер.       Во взгляде Сельхи мелькнуло что-то зловещее. Она присмотрелась к самому подножию города, щурясь в попытках разглядеть людей. Смутно она узнала в перевозчике камня, который каждый день тягал за своей спиной огромный вес, тужился, пыхтел, того самого пьяницу, избивающего своего пасынка. Она не могла разглядеть его лица, но ведьминское чутье и приобщение к власти над городом давало ей ответы на ментальном уровне.        — Его! Хочу его! И чтобы он страдал до тех пор, пока обугленные останки не развеются в прах. Или нет! — взгляд вдруг зацепился за попрошайку, сидящего под палящим солнцем, которое оставило на его коже глубокие ожоги — один из тех озабоченных парней, насилующих пьяную девчонку. — Его! Пусть он страдает первым.       Рядом послышался бархатный глубокий смех, выражающий полное удовлетворение. В Сельхе говорил голос Иоханны и азарт Сельмы. Он смог. Он сделал то, что не делал никто до него — возродил часть души из генетических данных. Он получил власть и снова обрёл физическое тело, способное существовать в реальном мире, забирать души целиком, а не жалкие останки. Физическое тело в мире людей потеряла Сельха, но её физическая оболочка за пределами города ей больше не нужна.       Её место здесь, у последнего источника магии. Среди проклятых.       Среди циклично совершающейся мести.