Медальон 2: Тайна кошмаров

      Через десять минут Рейстлин все же успокоился и попросил сына принести свой посох. Когда парень вернулся, сжимая в руке артефакт, Маджере принялся диктовать ему координаты для построения портала.       — Рейст, может, сначала домой, в башню? — осторожно спросила жрица. — Ведь Милли…       — Крис, душа моя, не отвлекай, — мягко осадил ее Рейстлин и продолжил диктовать.       Крисания только вздохнула и повернула голову в сторону Милдред.       — Мужчины, — тихо и виновато сказала она. — Детка, возьми в шкафу что-нибудь из моих нарядов. Дома выбор больше, но что уж теперь…       Милдред, все еще не привыкшая к такому обращению, смущенно зарделась, но спорить не стала. Видя одежды Крисании и Рейстлина, ведьма понимала, что в джинсах и футболке будет смотреться в Утехе нелепо. Она поднялась с кровати и направилась к массивному шкафу в дальнем углу комнаты. Распахнув деревянные створки, девушка на мгновение замерла, а потом стянула с вешалки одно из платьев.       — Нашла что-нибудь? — спросила Крисания.       Милли подошла к женщине и протянула ей выбранный наряд.       Проведя ладонями по легкой шелестящей ткани, Крисания ласково улыбнулась.       — Отличный выбор, детка. Ступай, переоденься. И волосы распусти.       Маги, закончившие возиться с настройкой портала, обернулись.       — А где Мил? — уточнил Ник. Мысли юного мага были заняты совсем другим, поэтому он не слышал ни разговора матери с невестой, ни того, как рыжая ведьмочка вышла. И дело было даже не в настройке портала, а в том, почему отец сам не проведет их? Почему просит его, Ника, помочь? Проверяет? Нет, это было бы слишком мелко для шалафи. Да и какой маг не может открыть портал? Этому учат еще в школе. Гоббс машинально скользнул взглядом по узкой, хрупкой, как у девушки, ладони отца, сжимавшей посох. Только сейчас парень понял, что его смущало. Рейстлин держался не за древко, как положено. Тонкие, изящные пальцы обхватывали круглый кристаллический наболдашник, почти скрывая его от глаз.       «Как странно… Ни один маг не станет браться за кристалл, если…»       Что именно «если», Ник додумать не успел. Все мысли разом вылетели из головы, когда на пороге появилась Милдред. Отросшие за три года волосы огненными всполохами рассыпались по плечам, белое, расшитое золотом, платье старинного кроя мягко очерчивало точеную фигурку, струясь до самого пола.       «Фея из старинных легенд или ангел небесный», — подумал Ник, завороженно глядя на свою возлюбленную.       — Что? — смутилась она, по-своему истолковав этот взгляд. — Мне не идет, да?       Гоббс облизал пересохшие губы, сделал шаг ей навстречу и тихо выдохнул: — Очень идет.       — Судя по реакции сына, могу себе представить, какая ты красавица, — тепло улыбнулся Маджере.       — Представить? — недоуменно спросила девушка. — Но ведь вы же…       — Не слеп, — вздохнул черный чародей. — Только вижу несколько иначе. Для меня все люди кажутся на порядок старше, чем есть на самом деле.       Милдред зябко поежилась, представив, что маг видит в ней древнюю старуху.       Шалафи тем временем подошел к кровати и бережно взял Крисанию за руку, помогая ей подняться.       — Идем, родная, нам пора.       Милли невольно умилилась, видя с каким трепетом шалафи относится к жене. Каждый взгляд золотистых глаз, обращенный к Крисании, был полон нежности, в каждом касании сквозила любовь.       Обернувшись к Гоббсу, девушка наткнулась на полный обожания взгляд серо-зеленых глаз и не сдержала улыбки.       «Возможно, они с отцом похожи больше, чем кажется»       Приобняв Милдред за плечи, Гоббс взмахом посоха активировал портал, в который шагнули все четверо

***

      Кабак с оптимистичным названием «Последний приют» встретил путников веселым гомоном и аппетитным запахом свежей выпечки. Кое-где слышались нетрезвые песни, прерываемые глухим стуком огромных деревянных кружек.       Но не успел темный маг со своими спутниками переступить порог питейного заведения, как гул резко стих и отовсюду понеслись шепотки: «Маджере!», «Это Маджере!», «А он не помер разве?», «Как его вообще Земля носит?».       Милли крепче прижалась к Нику, чувствуя как с каждой секундой крепнет желание сбежать из этого места. Внезапно, перекрывая шепот толпы, громыхнул пронзительный женский оклик: — Карамон! Хорош спать! Братец твой приехал!       К путникам чуть ли не бегом кинулась румяная женщина в переднике, надетом поверх цветастого платья. В русых волосах незнакомки, заплетенных в тугую косу, виднелась кокетливая красная роза.       Первым делом женщина обняла сдавленно пискнувшую Крисанию.       — Крис, девочка! — радостно воскликнула она. — Ой, а исхудала-то как!       — Да что ты, Тика, — улыбнулась жрица. — Это я еще поправилась.       — Ага, то-то все кости выпирают! — неодобрительно покачала головой Тика.       Спустившийся с верхнего этажа мужчина в черном кафтане, брюках и высоких сапогах усмехнулся: — Ничего, жена, откормишь за выходные всех!       Он подошел к Рейстлину и заключил его в медвежьи объятия.       — Пусти, идиот! Задушишь ведь! — прохрипел темный чародей.       — Рейст, я уж и не чаял встретиться! — радостно восклицал Карамон, хлопая брата по спине.       Ник поймал себя на мысли, что не поверил бы, что эти двое — близнецы, если бы не знал наверняка. И дело даже не в том, что новообретенный дядюшка, в отличие от отца, был жгучим брюнетом и собирал волосы хвост. Карамон был высоким, крепко сбитым мужчиной из тех, о ком говорят «косая сажень в плечах». Щуплый, утонченный, болезненный Рейстлин на фоне брата выглядел совсем хрупким и слабым. Казалось, даже легкий ветерок способен сбить великого мага с ног.       — А кто это с тобой? — спросил могучий воин, когда первые эмоции поутихли.       — Это Ник, мой… — чародей осекся и притянул к себе жену, — наш с Крисанией сын. И его невеста Милдред.       Молодые люди смущенно улыбнулись.       — Твою Такхизис через трон Паладайна! Племяш нашелся! — радостно гаркнул Карамон и сгреб Ника в охапку.       Жрицу и Рейстлина дружно перекосило от этого восклицания.       — Глядите-ка, еще один магически одурённый недобог! — пьяно хохотнул какой-то нетрезвый детина за столиком в дальнем углу.       Карамон выпустил племянника из объятий, судорожно сжал кулаки и дернулся в сторону словоохотливого пьянчужки, но тонкие пальцы с силой вцепились в его могучее плечо.       — Не надо, брат, прошу…        Тихая, усталая мольба, прозвучавшая в голосе близнеца, заставила исполина медленно разжать пальцы.       — Ой, ну до чего ж вы все худенькие, — запричитала Тика, отвлекая на себя внимание. — Идите садитесь за стол, сейчас буду вас кормить! Кабак на сегодня закрыт до завтра!       Кто-то из завсегдатаев хохотнул над забавной формулировкой, но этот смешок тут же перекрыл дружный разочарованный вой. Однако спорить с женой воина никто не решился, и через три минуты в питейном заведении было пусто.       За дело хлебосольная Тика взялась основательно, и вскоре стол ломился от угощений, а стоявшая рядом бочка вина стремительно пустела совместными усилиями близнецов.       Пока дамы шептались о своем и уписывали вкусности, а отец с дядей набирались до беспамятства, Ник медленно цедил содержимое высокой деревянной кружки.       Почему отца здесь так не любят? Смеются в лицо и называют недобогом? Чего он не знает об этом странном маге? Да и много ли он о нем вообще знает? Почти ничего, кроме тех обрывочных фраз, которые шалафи обронил когда-то мимоходом. В памяти вдруг всплыло искаженное болью лицо темного чародея. Ник готов был поклясться, что Маджере был совершенно спокоен, оседая на пол тогда, в комнате. Но едва заслышав паническое: «Рейстлин?! Что происходит?! Где ты?!» чародей скорчился, как от страшной, невыносимой боли.       «Что такого в этих словах, отец? Почему они так терзают тебя?!» — подумал Ник.       — А ты чего сидишь, племяш? — пьяно улыбнулся Карамон, видя как Ник гипнотизирует осоловелым взглядом полупустую кружку с вином.       — Я почти не пью, дядя, — пояснил юный маг.       — Да брось ты! — поморщился Карамон. — Сегодня можно!       Гоббс вздохнул. Здешнее вино, хоть и было бархатным и сладким, оказалось на порядок крепче того, к которому он привык. Полкружки вполне хватило, чтобы по телу разлилась приятная слабость, а в голове образовалась звенящая пустота.       «Если допью до дна — точно не встану. Вернее, где встану, там и лягу», — обреченно подумал парень.       Спасение пришло неожиданно.       — Карамон, отстань от мальца! — рявкнула Тика. — Одного вон уже споил!       Гоббс обернулся и увидел, что отец спит за столом, положив голову на руки.       — Ну чего ты цепляешься,  Ти… ик!.. ка?! — возмутился бравый воин, едва ворочая языком. — Что я, братишку до комнаты не донесу?!       Рейстлин вдруг вздрогнул.       — Холодно… Холодно… Карамон, где ты? — простонал он, не открывая глаз.       Крисания, сидевшая рядом с мужем, сдавленно вскрикнула и погладила его по волосам. Так гладят ребенка, которому снится кошмар.       — Рейст, проснись… Проснись, пожалуйста… Рейстлин! — срывающимся голосом выкрикнула жрица.       — Поздно считать ошибки… — пробормотал чародей, не открывая глаз.       — Давно это с ним? — вздохнул Карамон, трезвея на глазах.       — Чуть больше трех месяцев, — сдавленно всхлипнула Крисания. — Из-за этого он и не спал почти.       Ник смотрел на все это безумие, на испуганную донельзя, бледную маму и бормочущего что-то отца и понимал только одно: что он вообще перестал что-либо понимать.       — Кто-нибудь объяснит мне, что здесь творится? — холодно спросил парень.       Повисла гробовая тишина, нарушаемая только тихими всхлипами.       — Еще не поздно… Я так не хочу быть один в пустоте…       Крисания сочувственно поцеловала мужа в макушку, стиснула руки в замок и начала торопливый рассказ.       Чем дольше Ник слушал эту странную и страшную сказку, тем сильнее сжимал в пальцах древко своего посоха.       В голове не укладывалось, что этот седовласый маг решил стать Богом и изменить мир. Чтобы добиться своей цели, молодой и амбициозный чародей не побоялся даже отпереть врата в бездну.       — Но в одиночку ему было не справиться, ведь ключ к вратам двучастен, — вздохнула Крисания. — Отпереть их могли лишь черный маг и светлая жрица.       — И он… заставил тебя? — тихо спросил Ник       — В ад за любовь идут добровольно, сынок, — печально улыбнулась Крисания. — Я пошла за твоим отцом, просто желая быть рядом. Сколько испытаний выпало нам на пути к цели! Но Рейстлин прошел все… Все, кроме одного. Крисания замолчала и опустила голову. Весь ее вид говорил: «Я расскажу правду, если ты сам захочешь ее узнать».       Во рту у Ника пересохло. Правильно в народе говорят: не задавай вопрос, если не готов услышать ответ. Но этот вопрос вертелся на языке и жег хуже каленого железа. Взгляд зеленых глаз метнулся к сидевшей слева Милдред, но ведьма демонстративно опустила голову и начала с преувеличенным тщением рассматривать белую скатерть в мелкий розовый цветочек. Ник понял: он должен решить для себя, нужна ли ему ВСЯ правда? Страшная, жестокая, та, о которой он и сам уже смутно догадывался. Но догадываться и знать наверняка — разные вещи.       Парень взял в левую руку кружку, с шумом отхлебнул из нее и поперхнулся.       — Что это было за испытание? — откашлявшись, прохрипел темный маг.       Крисания помолчала, нервно заламывая руки, а потом вдруг заговорила так тихо, что едва можно было расслышать.       — Испытание любовью и состраданием. Когда владычица Бездны, драконица Такхизис, ослепила меня, Рейстлин… Он…       — Взошел на трон и бросил твою мать, беспомощную, умирать в бездне! — припечатала Тика. — Счастье, что Карамон успел ее оттуда вытащить.       Увы, вытащил воин только ее. Сам «виновник переполоха» понял, что едва не сгубил этот мир, чуть не выпустив Такхизис на волю. Чтобы не позволить драконице освободиться и погрузить мир в хаос, Рейстлин запер врата бездны и остался там вместе с владычицей на долгие двадцать лет.       Ник поморщился. Теперь пазл в его голове сложился окончательно. Отец в аду, презираемый всеми вокруг, мать — слепая и дядя — пьяница. Парень зябко повел плечами, представив, какое детство ждало бы его в Утехе. К нему относились бы как к изгою. Задирали, смеялись и ненавидели за то, чей он сын.       — Рейст никогда не пожелал бы тебе такого детства какое было у него, он не хотел бы, чтобы над его сыном издевались дворовые мальчишки, — подтвердила его мысли Крисания. — Зная это, я попросила Даламара скрыть тебя в иной реальности. Подальше отсюда.       «Еще один персонаж на сцене этого театра абсурда», — подумал Ник, прикрыв глаза.       — Что еще за Даламар? — устало спросил он. — Очередной родственник?       — Ученик… — Крисания шмыгнула носом. — И помощник твоего отца.       Видя, что женщину душат слезы, Карамон приобнял ее за плечи и повел рассказ дальше.       — Когда полгода назад Рейст вернулся из Бездны, они с Крис сразу начали твои поиски. Только все осложнилось тем, что твой отец — не маг.       Ник недоуменно тряхнул головой и уставился на дядюшку.       — То есть как? — спросил он. — Ведь шалафи столько всего знает о магии!       Исполин печально улыбнулся.       — Бездна забрала у него почти всю силу, но котелок у моего братца варит. Сам себя он называет этим… Как его… — на лице Карамона отразилась работа мысли. Ник усмехнулся, слыша скрип шестеренок в дядюшкиной голове. — Слово такое мудрёное… — поморщился воин. — Человек, который вроде бы все знает, а ни черта не может.       — Теоретик? — осторожно предположила Милли.       — О! Точно! Тиеретик! — обрадовался бравый воин.       Ник хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Маг-теоретик с погасшим посохом! Беспомощный, хилый, но знающий столько, что другим учителям и не снилось. Грешно было упускать такого препода. И ничего, что его посох — всего лишь трость. Но сам Рейстлин, очевидно, стыдился погасшего кристалла, оттого и держался всегда за него. Чтобы не увидели студенты. И зрение жене он хотел бы вернуть, да не может, потому что от былой магической мощи остались одни крохи.       — Я здесь, Крис… Я с тобой… — пробормотал Рейстлин сквозь сон. — Посмотри на меня…       — С недавних пор твой отец каждую ночь просыпается от своего же крика, — грустно сказала Крисания. — Ему снится, что он…       — Не бросил тебя и сумел вернуть тебе зрение, — пробормотал Ник, косясь на отца.       Теперь понятно, отчего была та гримаса боли. Ник поджал губы, представив, как там, в бездне, мать потерянно шарила руками и звала этого… недобога, нуждаясь в помощи, а он…       Парень не успел додумать мысль и жахнул кулаком по столу с такой силой, что сам едва не взвыл.       — Не сердись на отца, сынок, не надо, — умоляюще сложила ладони Крисания. — Он и так пьет свою горькую чашу много лет.       «Да чтоб он захлебнулся в этой чаше!», — подумал Ник, стискивая зубы.       Он осторожно обнял маму и прижал ее к себе.       «Сколько же сил в этой хрупкой женщине, — с восхищением подумал парень, — раз она смогла не только простить предательство, но и укрыть предавшего ее человека своей любовью»       Ник понял, что он в разы слабее матери, когда не смог сдержать злорадной ухмылки, глядя на то, как шалафи мечется во сне и зовет то Карамона, то Крисанию.