II. VI. deus ex machina
31 июля 2024 г. в 10:00
Примечания:
● deus ex machina (др. греч. «бог из машины») — драматургический приём в древнегреческом театре: внезапное появление на сцене божества, приводящее действие к развязке; его вмешательство разрешало конфликт, лежащий в основе трагедии, определяло судьбу героев.
— Орто.
Когда твой создатель зовёт тебя, есть ли шанс не откликнуться на зов?
Конечно, есть: теория вероятности — беспощадна, всегда есть мизерный шанс (стремящийся к примерным ноль целых пяти десятых процента), что будет запущена программа игнорирования.
Да, шанс — имеет право быть. Но не когда твой любимый старший брат зовёт тебя так искренне среди темноты.
Фальшивый сон подзарядки уходит быстро.
Используй Орто в своей лексике чуть больше изысканных литературных метафор, он бы мог выразиться строками давно у́мерших поэтов: «безрадостный сон растворяется сизоватым туманом, утекая неспешно в мрачные щели». Быть может (с позитивным коэффициентом равным пятидесяти двум процентам), стоит пересмотреть мыслительные паттерны формулировок: немного новых поэтически-абстрактных оборотов речи Орто Шрауду не повредит.
Теперь — уж точно не повредит.
В их комнате уже давно не раздавался голос Идии.
Голос — хрипло-зовущий, а не бесцельно-проклинающий.
Слышать голос Идии — в удовольствие.
Слышать голос, обращённый только к тебе — значит не являться бесполезной имитацией. Быть нужным и поистине незаменимым — высшее из благ, доступных живущим!
Как бы трепетало от «счастья» в данный момент сердце Орто, будь оно хотя бы на две и три десятых процента из органической плоти и тленной крови! Но, таков злой рок, что посреди карбона гибких рёбер у Орто горит пламя более сопоставимое с характеристикой «фальшивое», нежели «органическое».
Поэтому, в груди у него ничего не «трепещет», увы.
Только чуть ярче начинает жечь лазурное пламя.
В их комнате (теперь) источник света только один — биолюминесценция. Лишь проклятье брата окисляется слабым заревом, а если упростить: «только лишь пряди Идии горят сизым среди темноты».
Подобное освещение — весьма скудное, предписанное для фазы сна; но однозначно негативно влияющие на сетчатку бодрствующего.
Как ни как брат всё это время — не спал; лишь прибывал на зыбкой границе между жизнью и маленькой смертью (которую живые называют «сновидения»).
Идии не приходится подавать спёртый голосовой сигнал дополнительно.
Синтетическая сетчатка глаз Орто легко распознает объекты и субъекты при отсутствие света. Плавные векторы движений Орто не скованы условностями соотношений света и мрака — он с изяществом марионетки властвует в хаосе, порядке, темноте, яркости, пустотности и всеобщности. Орто движется быстро и точно среди микроскопической кожной пыли их комнаты.
Низкий заряд подсов производит белый шум. Однако, если вольно присвоить «шуму» другой оттенок — то ближе будет «сизый», «сизый шум».
Сизый шум по витиеватой диагонали грязной (стоит быть объективным в данном уточнение) комнаты.
Расстояние от капсулы подзарядки до кровати братика занимает примерно двадцать пять секунд и две третьих миллисекунды (не самый быстрый показатель).
Орто использует психологическую тактику нарочитого промедления, дабы общий гормональный фон Идии достиг предела; полезно повысить уровень кортизола и адреналина для повышения и фиксации уровня мотивации.
«Теперь им обоим предстоит сыграть в божественный суд, решая, пасть ли стенам Трои» — иногда нейроны Орто смешливо подстрекали образы визуально-мыслительного процесса к подобным аллегориям; то́, что сейчас происходило в этой мрачной обители Игнихайда — было симилятивно тому самому суду.
Суду богов…
Риторически нескромный и имеющий ответ вопрос: в этой трагикомичной игре Орто — деньприносящий или установитель ?
Хотя, глядя на них с братом — всё слишком ясно.
— Что ж, вижу, братик, ты наконец-то достиг критической точки в ваших с Корой межличностных отношениях, — голос Орто плавно, без излишних интонационных всплесков, звучит на низких колебаниях тембра; он говорит на малых децибелах, подражая шёпоту.
— Заткнись.
Отличная реакция.
Злость и системное раздражение по поводу (и без) — признак улучшения состояния Идии; яркоокрашенная в лиловые оттенки тёмного нарцисса гневная реакция чужого пламени на подкол свидетельствует о том, что за прошедшие шесть суток, семь часов и две минуты братик наконец-то смог сменить вектор настроения с «безбрежное самокапание» на «неуверенное действие». Смена, конечно, не кардинальная и не совсем удовлетворяющая цели поставленных задач, но это намного лучше, чем тревожная прокрастинации.
Орто подражает вздоху живого юноши с каждым прожитым годом всё лучше и лучше.
Орто вздыхает.
А затем он — существо, лишённое такого ненужного абстрактно-этического конструкта, как совесть — перемещает нагло свои подогретые искусственной кровью конечности на ложе брата.
Сорок четыре секунды проходят без всяких диалогов.
В тусклом освещение взгляд братик кинестетически, на вкус, отдаёт горечью разведённого в воде вина.
— Итак, — стараясь поддерживать сдержанно-выровненный тон механического голоса, Орто оконечностью шарнира левой руки («костяшкой»), прикасается с минимальной долей ощутимости к ладони брата. — Какие твои дальнейшие действия?
Невербальный спектр реакций братика на поставленный попрёк глотки вопрос пестрит недовольством: взгляд, лишённый всякой надежды; новые стервозные покусывания сухих губ; приглушённый хруст выломанных пальцев; сиплый неразборчивый хрип.
Однако.
Идия всё-таки позволяет взять свою непропорционально-худощавую руку в плен белых керамических суставов.
Идия — не сопротивляется словесно; но не трудной социальной задачей является вычисление уровня межличностного напряжения между ними: уровень — крайне высокий, примерно на две трети выше обыденной нервной нормы брата.
В подобной накалённой ситуации продолжать бесцельно дискутировать (красивая замена для «уговаривать») — не самая выигрышная психологическая стратегия, но когда дело касается братика и его поистине божественного упрямства — инварианты решений стремятся к нулевым показателям.
Допустимые привязанностью и магическим законом возможности Орто в плане манипуляций в подобной ситуации — мизерны, даже если он есть сверхгениальное внеэтическое и имморальное не-живое и не-мёртвое существо.
— Ситуация более не терпит отлагательств, ты же сам понимаешь. Уровень неловкого социального взаимодействия доведён до критических восьмидесяти пяти процентов по твоей личной шкале кринжа, — Орто добавляет дополнительную колющую реплику в их скудный диалог, стараясь хотя бы немногим прибавить уровень мотивации Идии (который, впрочем, всё равно будет плавать в отрицательных значениях, как братика не провоцируй).
Идия закрывает глаза.
Использует данный инфантильный жест для очередного побега от несовершенной и крайне нематематичной реальности. Не видя мир — можно убедить себя в том, что мир вокруг и правда исчезнет.
Странный паттерн поведения по скромному мнению андройда.
Хотя, если напрячь нейронные связи вычислительных механизмов, то можно даже предпринять попытку братика понять…
Впрочем.
Может ли творение «понять» своего творца даже в такой мелочи, как побег в абсолютную бездну фантазий? Сокрытие себя от столь чарующего и многомерного мира в пучине печали — Орто, увы, не мог осознать столь тонкие механизмы хрупких человеческих душ; одной конкретной хрупкой почти человеческой души.
Меж тем, братик всё же позволяет себе долю сентиментальности — он с заботливой осторожностью сжимает биомеханическую ладонь Орто в своей.
Базовое доверие между ними — тонко́, но прочность его не определяется лишь этим показателем. Постепенное слияние в единый эмоциональный организм происходит в такие моменты. Эманатор и его эманация.
Идия сжимает чуть крепче — и Орто позволяет себе иррационально усмехнуться одним только взглядом. Хотя, в девяноста процентах случаев, рука братика прибывает в пониженной для человеческого тела температуре (отсутствие режима сна, активного образа жизни и нарушено питание — причины того), сейчас она горячая. Бледный кожный покров — горит.
Орто позволяет своей модели ещё один человекоподобный и весьма театральный вздох.
Орто прижимается своим плечевым шарниром к плечу Идии, острому плечу.
Совместное переживание горя, сопровождаемое близким тактильным контактом — один из базовых психо-социальных механизмов человеческого рода, который позволяет в экзистенциальных ситуациях находить выход там, где выхода, казалось бы, нет.
Им обоим сейчас важно просто побыть друг с другом — даже, если один из них не совсем человек и не совсем умеет смолчать, когда требует ситуация.
Орто прижимается теснее, ощущая в главном мыслительном процессоре странную ностальгию по временам, которых он не застал.
Сейчас каждый из них ждёт актуальной развязки событий.
Но только вот Орто всё ещё по-человечески наивно лелеет надежду, что теория вероятности даст сбой, и брат сам будет плести свою судьбу.
Сказать честно (смешная формулировка), Орто больше нравилось быть deus ex machina; а не быть просто deus, который управляет чужими и родными судьбами из мрачной те́ни.
Ведь быть deus — легчайшая задача, с какой справился бы любой из семейства Шрауд! В подобном статусе не было ни единой привилегии!
А, если уж брать более широкую выборку — то статус «deus» могли получить еще двенадцать процентов населения магического мира, которые вели свою генеалогию не только лишь от Властителя Саванов.
Deus`ов было множество.
Это была расхожая единица измерения.
А потому Орто крайне неохотно прибегал к данной функции собственного искусственного сознания — вершить судьбы людей за их худыми спинами, так, что смертные и не догадывались... Как банально.
«Быть богом» — как наивно и самоограниченно.
Однако, определённое количество ситуаций (двадцать семь процентов за полгода) требовали от Орто незамедлительного проявления божественного сценария поведения.
Как и сейчас.
Кто-то же должен был стать вершителем судеб в незамысловатой амурной пьесе этих двоих.
— Дай мне её номер.
И голос Идии отдаёт скребущейся сухостью обезвоженной гортани; слова — тощие и жёсткие, будто бы обтёсанные ветки тополя.
Незатейливый мотив тональностей, от которого веет ветхой пылью.
Их объятия — если происходящее неловкое взаимодействие достойно подобной атрибуции — становятся крепче, когда Орто кладёт на острое плечо брата свою голову. Пламя в бионической и гибкой груди начинает рдеть на пол-оттенка ярче.
— Братик, не думаю, что ты и правда успел стереть из памяти всю актуальную информацию по поводу предмета твоего вожделения, — слова подобраны менее осторожно, чем следовало бы; но в ситуациях накала человеческих жалостливая и щадящая модель поведения вряд ли привнесёт хотя бы полпроцента пользы.
— У Коры нет телефона, — озвучивая пряными голосовыми волнами очевидную информацию, Орто, замедлив все процессы своего настраиваемого организма, закрывает собственные окуляры мембраной полупрозрачных век.
Совершенно не требуется иметь в перечне характеристик маркер «гениальность», чтобы вычислить и визуально воссоздать в потоке мыслей лицо братика в данный момент: в данную секунду оно искажается погребальной маской эгоцентричного неудовольствия, и уголки потрескавшихся губ направлены вектором строго вниз почти под углом девяностой.
— А я то не знал, блять. Спасибо.
Крайне язвительный ответ Идии является неплохим показателем: пассивная агрессия сопровождается неминуемым выбросом в кровяные потоки адреналина, что приводит в дальнейшем к увеличению побудительных сигналов по ганглиям.
Другими словами, куда более изящными, чем машинные вычисления: ярость приводит к инициативным поступкам. Ярость — механизм компенсации и преодоления, то есть именно то́, что сейчас и нужно братику для перехода к следующему уровню его романтической игры.
— Нет-нет, — имитируя наивный и немногим детский тембр голоса, Орто выказывает старшему брату предельный уровень доверчивой подчинённости: потирается подогретой щекой о костяное плечо Идии, полностью отдаваясь на суд капризного божества.
— Когда я говорю «у Коры нет телефона» — я не вкладываю в эту формулировку уже известные значения того, что у неё нет аппарата мобильной и магической связь, хихиканье у Орто выходит виртуозное, очень живое.
— Я подразумеваю, что ни в одной доступной и недоступной базе данных я не обнаружил никаких информационно-биометрических следов пребывания Коры в качестве пользователя колдовских и технических сайтах. Что уже говорить о государственных неудобных сервисах — там также пустота! Никаких «улик»!
Грудная клетка братика на три с половиной миллисекунды замирает.
Идия забывает сделать выдох.
Орто «скалит» свои вечно ровные и неизменно выбеленные зубы.
Керамика дёсен скрипит.
Забавно вести журнал наблюдений за реакциями брата; особенно, реакциями на столь ошеломительные для их мира и их времени заявления. Встретить человека, не имеющего ни одной электронной записи и ни одной позорной метки в интернете — поразительная редкость, равная по коллапсирующему эффекту дешифровки узелковой письменности.
Однако, девушка, которую выбрал Идия, была именно из тех, кто могла удивлять.
Орто лишь закономерно пожал суставами плеч.
Орто был стратегически готов к подобным сюжетным поворотом. Ему хватило той ограниченной слежкой за Корой на её новой работе и в её ржавой ванной комнате, чтобы понять — от этой женщины стоило ожидать любых действий, не вписывающихся в обыденную парадигму мышления.
Да, Орто хорошо подготовился.
Безусловно, лучше, чем несчастный в своей хрупкой и стылой любви Идия.
То́, с каким нетленным ужасом сбился сердечный ритм братика, лишь доказывало теорему о том, как сильно злой рок довлеет над людьми.
Столь сильно занятый своими «цундреными» (терминология Идии Шрауда) переживаниями и социальным эскапизмом, братик совершенно не уделял внимания исследованию сетки взаимодействий его женщины с миром.
Максимум действий Идии в контексте данных о Коре — отследить её встречи со студентом Буччи и, если позволяло время между фармом артефактов, подслушать (частично) разговоры Коры с профессором Трейном.
Забавно, какие витиеватые пути выбирает мозг социофоба, чтобы выполнять минимум нужных действий: хотя, брат уже тринадцать дней как перестал отрицать своё эротико-романтическое влечение к Коре, он так ни разу и не прогнал её персональ по лично спроектированным программам прожарки и гиперсфокусированной слежки.
Идия, как показывает опыт, принял за абсолютную аксиому слова Коры о том, что «телефон остался в старой квартире».
Поразительно, но братику не потребовалось иных данных — хватило и краткой фразы, чтобы отложить любые наблюдательные действия по изучения предмета своей любви, и продолжить выполнять интровертный загон по теме: «Нет телефона и интернета, да? Она по любому просто так меня слила, лол, чтобы не палить свои профили. Вот и не буду тогда ничего палить, очень надо...»
— В смысле ты ничего не нашел? Ты издеваешься надо мной? — голос Идии всё так же иссушен, как ветка в жертвенном костре. Нехватка питательных веществ и жидкой пищи в последние два дня придали тембру брата повышенную надрывность.
Орто считывает миллиметры неудовлетворённых движений рядом — Идия предпринимает ряд неудачных попыток удобнее разместить свои остывшие кости на измятой кровати.
Чужие движения не мешают Орто уткнуться носом с пометкой «доверчиво» в ключицы старшего брата.
— Если бы я только мог, — на два процента тише предыдущих изречений, добавляет саркастически Орто, мастерски используя весь скаченный из сети материал по искусству иронии.
— Но текущие данные таковы. Поэтому единственным адекватным выходом, который приведёт тебя к желаемой концовке и повышению уровня симпатии, является личная встреча.
Орто излагает броскими словами те мысли, что и так копошатся червями в голове братика уже ни один день.
Орто — язык и голос брата.
Орто — то самое неминуемое и неотвратимое в жизни Идии.
Тонкая и широкая ладонь старшего брата треплет нежно пламя волос Орто.
Жест призванный снять напряжение и разрядить обстановку; и в то же время — жест, который показывает Орто его место.
Место рядом с братиком, на расстоянии вытянутой ласково руки.
Ластясь неизменно под пепельную руку и паучьи пальцы, слышно хрип Идии:
— Как же я её терпеть не могу.