Часть 1
15 октября 2021 г. в 07:15
...Он приблизился к изголовью и, далеко отставив руку с бритвой, изо всей силы косо всадил все лезвие сразу в горло Остапа. Сейчас же выдернул бритву и отскочил к стене. Великий комбинатор издал звук, какой производит кухонная раковина, всасывающая остатки воды...
***
В половине двенадцатого с северо-запада в Ехо вошел молодой человек лет двадцати восьми. Малиновые штиблеты собственнически попирали мозаичные мостовые, сверкающие, как бриллианты и жемчуга, грязный полушёлковый шарф румынского оттенка трепал свежий ветер, зелёный поношенный костюм изумрудом сиял под лучами чужого далёкого солнца. Молодой человек, видимо, сражённый невероятной красотой города, восхищённо присвистнул, но тут же спохватился и сказал: — Это, конечно, не Рио-де-Жанейро... Город действительно ничем не напоминал Рио-де-Жанейро. От него веяло некоторой средневековостью, но вполне благоустроенной и даже в некоторой степени провинциальной. Островерхие крыши приветливо сверкали на солнце, желая быть увековеченными на сетчатке острых глаз путника. Благоухали сады. Переливались всевозможными цветами мозаичные мостовые. – Нет, это не Рио-де-Жанейро! – сказал наконец Великий Комбинатор и зашагал по широкой улице. Город тут же начал производить на него впечатление: на улицах бродили доселе неизвестные этому Миру голуби и шахматные кони всевозможных цветов, мостовую гордо пересекал пароход "Скрябин", за ним оставалась широкая полоса пены, которую заметал бегущий следом дворник. Пароход гудел "Хамы!" и спешно превращался в красный конус огнетушителя. Местные жители, одетые по последнему слову античного шик-модерна, не обращали на это безобразие никакого внимания.***
Вместо кофе под подушками я нашёл шарф. Затасканный, когда-то розовый, а теперь просто грязный, он норовил просочиться сквозь мои пальцы обратно, под подушки, из-под которых, к моему ужасу, выползал гражданин такого же затасканного и потёртого вида. Гражданин, по всем признакам, являл собой некогда блестящий пример сновидца, теперь же пример был помятым, сонным и грязным. Мой ужас, к которому так стремился сновидец, отползал, уступая место любопытству. Сновидец, вежливо улыбаясь, забрал у меня шарфик, намотал его поверх зелёного в яблоках костюма, элегантно раскланялся и медленно растаял. Я решил, что он проснулся, и, с чистой совестью, стал добывать себе хлеба, то есть кофе, зрелище у меня было, да ещё какое — вид на вечерний Ехо с крыши Мохнатого Дома.***
… Всё-таки, думать — не моя стезя, я это понял уже давно, но жизнь продолжает неустанно напоминать мне об этом. Я знал, что сновидцы, просыпаясь, исчезают безо всяких спецэффектов, словно их никогда и не было. Однако я применил это знание к недавнему случаю только тогда, когда несколько дней подряд встречал того самого (я был в этом уверен) сновидца. На пятый раз я не выдержал и позвал Нумминориха, он как раз околачивался в Доме у Моста, а я стоял как раз на мосту, сторожил сновидца. Он стоял у витых перил, блаженно уставившись на совершенно не зелёные воды Хурона, я оглядывался то на него, то в сторону, откуда должен был появиться Нумминорих. И он действительно оттуда появился, я даже почувствовал это чуть раньше, чем увидел его, так благотворно действует на меня (и, подозреваю, не только на меня) его улыбка. А через мгновение я почувствовал, как мой сновидец куда-то пропал, но, в отличие от улыбки Нумминориха, которую я почувствовал какой-то высокой материей, исчезновение сновидца я почувствовал задницей.***
— Он стоял здесь, — объявил я. Нумминорих принюхался. — Действительно, — сказал он с подозрительным сомнением в голосе, — здесь недавно был сновидец… да, точно, только вот… — Что — "только вот"? — спросил я, чувствуя как сердце слишком уж нехорошо замирает. — Я, кажется, не могу пойти по его запаху, как по следу, — вздохнул Нумминорих,— то есть, я могу отвести нас туда, откуда он пришёл на мост, но дальше запах обрывается и никуда не ведёт. Ни Тёмным Путём, ни в Хумгат. Он… словно растворился в воздухе, в прямом смысле. Сказать что я был огорчён и обескуражен, было бы ужасающим преуменьшением, поэтому я вздохнул самым жалобным из своих вздохов и позвал Нумминориха в какой-нибудь трактир, чтобы, например, что-нибудь съесть, или чем там в этих трактирах занимаются.***
А потом этот сновидец как-то незаметно стал неотъемлемой частью моей жизни, как, например, кофе и отсутствие зарядки с утра. Я постоянно везде замечал его краем глаза, а когда не замечал, то знал, что он где-то здесь, за моей спиной, за поворотом, за стеной. Этого сновидца мы часто обсуждали, сидя вечерами в гостиной Мохнатого Дома: как оказалось, он постоянно попадался на глаза очень многим, как будто находился в нескольких местах сразу. Хотя что с них, сновидцев, взять, может, так оно и было. В один из таких вечеров мы дали ему имя: Мелифаро заметил, что ботинки этого модника постоянно меняют цвет с ярко-розового на оранжевый и обратно, а меня угораздило вспомнить, что такие малиновые-апельсиновые штиблеты были у Остапа Бендера (хоть меня и не особо интересовала советская сатира, среди бесконечного множества прочитанных мною книг где-то затесались и "Двенадцать стульев"). Ещё несколько раз я пытался свалиться на голову его спящему телу с намерением разбудить, но ничего не выходило: сновидец словно бы избегал Нумминориха, растворяясь при каждом его появлении. Нумминорих же, к своей чести, не огорчался, когда ему нечего было рассказать на наших вечерних посиделках, в шутку названных Союзом Меча и Орала, а записывал все услышанные истории. Коллекционировал. Даже, когда самопишущие таблички заполнили целый шкаф, он создал некоторую систему, по которой и классифицировал своё собрание. Оказалось, что сновидец Остап Бендер ведёт себя по разному, и это зависит от того, кому на глаза он попадается. Например, к сэру Кофе, какое бы обличье он не принимал, в трактирах сновидец часто подсаживался к нему и просил угостить обедом, каждый раз придумывая новую причину. Сэр Кофа чисто из спортивного интереса и не собирался говорить сновидцу о том, что в любом трактире можно пообедать за королевский счёт и все его отговорки записывал и передавал Нумминориху. Однажды, в те времена, когда Остап шатался по Ехо уже так долго, что многие считали его частью окружающей природы, я пошутил, сказав, что из этих записей можно составить трёхтомник в восьми частях на тему «Отговорки сновидца товарища О. Бендера в зависимости от названия трактира и внешнего вида сэра Кофы Йоха, Мастера Слышащего", мы даже, позаимствовав у Шурфа тетрадный листок, написали данное заглавие красивым почерком. На следующий день Джуффин объявил, что наш трактат нужно срочно переименовывать в «Зависимость названия трактира от отговорок сновидца товарища О. Бендера»: оказалось, что вместо привычной и родной вывески «Обжоры Бунбы» над трактирным филиалом тайного сыска теперь висит аскетичное «Не укради». Мы посмеялись. Оказалось, зря. Это и другие подобные подозрения зародились у меня в голове примерно через дюжину дней, когда мы с Шурфом болтали о международном положении за кружечкой камры, а точнее, когда он на какое-то моё высказывание о зависимости курса короны от действий Ордена Семилистника резко ответил, мол, не учите меня жить. После этого как-то само собой разговор завершился, мой язык вежливо попрощался, а ноги вывели на улочки Левого берега, оставив меня с головой одних шататься по городу и недоумевать. Впрочем, понедоумевать всласть мне не удалось. Мелифаро совершенно неожиданно прислал мне зов, сообщая, что сновидец гостит у нас уже два с половиной года, и это необходимо отпраздновать. Все уже в Мохнатом Доме, одного тебя не хватает, Чудовище. По свидетельствам очевидцев, напился я до состояния стеклянной трезвости. По свидетельствам тех же очевидцев, я, когда Шурф извинился за сегодняшнюю резкость («уж не знаю, что на меня нашло»), оттащил его в тёмный угол, располагавшийся в геометрическом центре гостиной и, выудив из Щели между Мирами какую-то книжку, горячим шёпотом прочитал ему популярную лекцию на тему ильфопетровской сатиры, которую завершало истеричное «Шурф, всему конец! — (злодей Мелифаро утверждал, что слово, сказанное мной, только рифмовалось с вышенаписанным), — Нужно выбираться отсюда! Слышишь? Сбежим, придумаем уютный мирок, Шурф!». В ответ на это Шурф серьёзно кивнул и повёл меня отсыпаться.***
— Почему бы тебе, сэр Макс, не заглянуть к старику Чемпаркароке? — раскосые Джуффиновы глаза сощурились в хитрющие щёлки. Я в крайнем возмущении возвёл очи к небу и патетически высказался на тему того что никто меня не любит и не бережёт. Джуффин тяжело вздохнул. — И какой злодей так тебя избаловал?! Чуть что, так сразу жрать. Я, между прочим, работать тебя посылаю. — Дегустировать новый наркотический супчик? Теперь в виде котлет? — переспросил я. — В виде резко усохшего чувства юмора сэра Макса. И где ты его умудрился посеять? — усмехнулся Джуффин, но тут же посерьёзнел: — Давай Макс, разберись с этим. И Нумминориха захвати на всякий случай. Я присвистнул. — Что, всё настолько тяжело? — Да нет, — Джуффин криво ухмыльнулся и пожал плечами, — просто в «Старой Колючке» сновидец разбуянился.***
О да. Сновидец действительно разбуянился. По словам Чемпаркароке, он, тот самый сновидец Бендер, съел немаленькую порцию Супа Отдохновения, и теперь умудрялся одновременно ломать мебель, творить чудеса и клянчить денег, а главное — не исчезать. Да, он не только не растворился в воздухе при приближении Мастера Нюхача, но и, когда мы появились, он кинулся к Нумминориху и стал трясти его руку, называя погоду превосходной, цены высоченными, а квартиры — полными денег и при ключах. Когда сновидец удалился, направляясь куда-то, видимо, в лучшие края, Новые Васюки или Рио-де-Жанейро, я принялся приводить ошалевшего Нумминориха в чувство. Хотя, впрочем, не такого и ошалевшего, просто мне в кои-то веки приспичило стать всеобщим спасителем. — Сможешь пройти по его запаху? — спросил я, когда решил, что состояние моего коллеги можно отнести к нормальному. Всё-таки, иномирный способ знакомства, состоящий в радостном отрывании руки, не какой-нибудь «Вижу вас как наяву». — Да, — ответил Нумминорих после некоторой задумчивости, — сейчас отправимся? Я кивнул. Мы отправились.***
Жёлтый уличный фонарь освещал неприятнейшую сцену. Молодой человек, внешне, кстати, очень похожий на нашего сновидца Бендера, истекал кровью. Нумминорих поспешил распахнуть окно — даже я чувствовал весь букет ароматов общежития. И грязных фанерных стен. И крови. И ещё много чего, не поддающегося описанию при помощи нормативной лексики. Я прищёлкнул пальцами и фанерную комнатушку-пенальчик, чьи размеры не превышали метр на два, осветил неприятный зелёный свет, источник которого с привычным, но оттого не менее мерзким хлюпаньем исчез в теле несчастного. Вместо осточертевшей фразы «я с тобой, хозяин» я услышал непонятные хрипы. — Проснись, — приказал я и почувствовал, что мой приказ исполнен. Я не знал, что делать дальше. С одной стороны, бросать бывшего сновидца, который, я совершенно точно был в этом уверен, и был Остапом Бендером, было нельзя, но, с другой, что я мог сделать? Ничего. Или почти ничего. Я мог приказать Бендеру остановить кровотечение, и ничего более. При всём моём уважении к персонажам мировой литературы, я не стал бы заставлять Нумминориха врачевать в таком тесном и душном помещении. Оставалось только надеяться, хоть надежда и глупое чувство, на полёт мысли авторов и на вычитанную где-то информацию о том, что Бендера, вероятнее всего, спас вернувшийся раньше времени Иванопуло. — Пошли? — предложил я Нумминориху. Тот вяло кивнул.***
...А Остап Бендер, не являющийся ни сновидцем, ни мертвецом, пялился в незнакомый потолок.
