Истинная свобода

Вонь. Повсюду ужасающая вонь и кучи обёрток и фантиков по углам. На стенах под потолком тошнотворные жёлтые пятна – крыша протекает. Шумно играют в салки дети. Орёт телевизор. Воздух в комнате насыщен тяжёлыми испарениями, поднимающимися от чана с замоченным в кипятке бельём. Дышать трудно, и кружится голова. В доме холодно. - Саманта! – зовет мать. Она сидит на коленях перед чаном и натирает красную футболку Эвана на рифлёной доске. Ее голос заглушает диктор из новостей и смех разыгравшейся малышни. Сэм защёлкивает замок на входной двери и идёт к матери, стараясь не наступить на разбросанные по полу игрушки. - Достирай, - говорит мать, откладывая футболку и разгибая натруженную спину. Едкий запах хозяйственного мыла разъедает слизистую носа. – Надо заменить Кэти памперс. Кажется, она снова обделалась. Запеленованная Кэти лежит на диване среди подушек и кричит так, словно с ней снова пытается поиграть Джо, одноглазый старик с изуродованным шрамами лицом. Джо, на самом деле, добрый, но четырёхмесячная Кэти этого не понимает. Она смотрит на лицо, и оно ее пугает. Поэтому Кэти кричит. Как сейчас. От этого крика у Сэм начинает болеть голова. Мать берет Кэти на руки. Да, она и правда обделалась. Пальцы совершенно не хотят сгибаться. Предплечья ноют, и каждое движение сопровождается вспышками боли в напряжённых мышцах. Руки Сэм устали после работы. Сэм моет посуду в небольшой забегаловке с восьми вечера до двенадцати часов ночи. Каждый день, вернее вечер, на работе ее ждёт бесконечная вереница жирных тарелок, ложек, вилок, чашек, которые она должна перемыть и постараться ничего не разбить. Бесконечные четыре часа, которые она проводит на пару с губкой, вынимают из нее душу. Она чувствует, как с каждой вымытой тарелкой тело постепенно покидает его духовная составляющая. Сэм ненавидит человека, который придумал есть из посуды. С утра до семи вечера Сэм разносит заказы посетителям в кафешке «У Марти» на другом конце города (поэтому ноги у Сэм тоже болят). Еда там просто отвратительна. Сэм знать не хочет, какое мясо использует повар Игги для приготовления бифштексов. Но посетителей это не останавливает. Они все идут и идут. Поэтому Сэм вынуждена целыми днями сновать между столиками, пока ее фигуру облизывают похотливыми взглядами. Дни, когда Тони вместе со своими дружками-дебилами заваливается пообедать, Сэм ненавидит особенно. Они громко разговаривают и смеются, отпускают плоские шутки в адрес присутствующих, что отпугивает посетителей. Один из этой компашки, Фрэнк, обожает лапать Сэм за задницу. А придурок-Тони постоянно высмеивает ее бритую налысо голову. По средам Сэм выкуривает косяк. *** Сэм лежит в кровати. Одеяло, которым она укрывается до самого подбородка, короткое. Сэм делит его с шестилетним Эваном и семилетней Лиз. Прямоугольный кусок колючей шерстяной ткани лежит поперёк, чтобы хватило на всех, поэтому на ступни девятнадцатилетней Сэм его не хватает. Пальцы на ногах заледенели, и, должно быть, к утру она перестанет их чувствовать. Воздух стылый, никак не может прогреться, потому что старые деревянные рамы имеют щели толщиной с палец и пропускают в комнату холод. Мёрзнет нос. Руки выламывает сильная боль. Но ничто не может помешать Сэм совершить ежедневный ритуал. Она закрывает глаза и погружается в мечты. И вот, на теле и ногах вместо одеяла ощущается тяжесть перьев. Руки болят вовсе не от мытья посуды, а потому, что для Сэм они сейчас – крылья. И она усердно ими машет, чтобы не упасть. Она летит. Летит так быстро, что захватывает дух. В ушах свистит, в лицо бьют потоки холодного воздуха, которые в реальности являются зимним морозным ветром, гуляющим по комнате. Сэм нравится ощущать себя птицей. Она свободна. Она счастлива. С утра все начинается по новой: шум, гам, дети собираются в школу, кричит Кэти, кричит мать. Снова нужно собираться на работу. Замкнутый круг. Но Сэм давно не ходит по окружности – она гуляет внутри круга. Сэм понимает, что даже если сейчас кажется, будто этому дерьму никогда не придёт конец, то со временем все обязательно изменится. Нужно только подождать. Сэм сидит в центре круга и наблюдает, как она сама, точнее ее тело, каждый день начинает давно известный цикл. Сохранять спокойствие, глядя на собственные мучения бывает трудно. Но ей нужно ждать, ждать, пока окрепнут крылья. Дрянная работа, окружение, собственные комплексы постоянно пытаются их сломать. Но Сэм не может позволить себе дать слабину. Потому что, если это произойдёт, то она потеряет последнюю надежду вырваться на свободу; тогда все ее труды обратятся в прах. Временами накатывает такое отчаяние, что внутри все рвётся и воет. Это стенает душа Сэм, которая давно обрела крылья. Она хочет вспорхнуть ввысь, но вынуждена сидеть заточенной в теле. Сэм приходится умолять ее подождать еще немного. И она успокаивается, потому что сама Сэм уверена, что однажды взлетит. Душа Сэм свободна. Теперь она ждёт, когда освободится тело.