Вы бы не хотели со мной сыграть?

Мужчина средних лет устало сидит на одинокой скамейке станции метро с отчаянием на лице, растерянным взглядом смотря в одну точку. Стыд, горечь, жалость к себе по очереди прокручивались в его душе, а в голове билась мысль о том, насколько же он жалок. У его дочери сегодня день рождения, а единственное, что он смог сделать, это накормить её дешёвым ужином и подарить… пистолет-зажигалку, который она, естественно, не смогла принять. Мужчина со стыдом вспоминает, что даже не удосужился заглянуть в подарочную коробку, которую ему в последний момент перед встречей с дочерью услужливо достал из игрушечного автомата-хватайки прохожий мальчишка, так и отдав подарок ей. Кто додумался положить в детские игрушки пистолет-зажигалку горе-отец знать не мог, но по закону его «удачливости» коробка с таким подарком досталась именно ему. «Нужно было идти сразу к дочери, а не на ипподром, — думал теперь мужчина, — как планировалось, купить ей жареной курицы и просто провести с ней время». Но самое обидное то, что он выиграл, у него были деньги, но их коварно украла карманщица, с которой он столкнулся, убегая от кредиторов, которые бы и так их у него отобрали, но обиды это не уменьшает. А ведь ему просто хотелось сделать дочери достойный подарок, но в итоге, мужчина, как всегда, остался ни с чем. На горячие уверения в том, что на её следующий день рождения он устроит настоящий праздник, девочка лишь горестно вздыхает и грустнеет, опустив глаза: её отец никогда не выполнял своих обещаний. Сон Ги-Хун грустно вздыхает — проблемы и неудачи одна за другой безостановочно наваливались на его голову: потеря работы, неудачная попытка устроить свой собственный бизнес, окончившаяся разорением, развод, нищета и бесконечные долги-долги-долги… Ги-Хуну иногда казалось, что он должен всем и каждому на свете: громилам, бывшей жене, другу, банку, работодателю, которому мужчина отрабатывает долги, работая на него водителем, и даже собственной матери. Ги-Хун устал от нищеты, ему так хотелось наконец-то однажды поймать птицу удачи за хвост и найти золотую жилу, которая принесёт ему богатство. Казалось, от мыслей о том, откуда взять денег, у него скоро лопнет голова. С такими грустными мыслями мужчина продолжал молча смотреть вдаль, пока его одиночество не нарушили. Ги-Хун краем глаза посмотрел на новоприбывшего. Им оказался мужчина в солидном, даже очень солидном, явно не дешёвом костюме серого цвета, с кейсом в руке. Даже странно увидеть такого явно не бедного человека в метро, ведь люди, одетые в такую дорогую одежду, в общественном транспорте не ездят, но, как говорится — у каждого свои причуды. В любом случае Ги-Хун быстро потерял интерес к незнакомцу, но вот последний явно им заинтересовался.        — Добрый вечер, — вежливо сказал ему незнакомец, — можно обратиться? Ги-Хун поднял на него уставший, недовольный взгляд. Всё же он, наверное, ошибся — это не богач, а очевидно, какой-то вербовщик, зазывающий людей в церковь, или продавец. Он ещё раз смерил надоедливого незнакомца раздражённым взглядом.        — Я не верю в Иисуса, — устало сказал Ги-Хун, отодвинувшись от мужчины в надежде на то, что он оставит его в покое. Но к сожалению первого, незнакомец не собирался от него отставать, а лишь улыбнувшись ещё шире, спокойно ответил:        — Дело не в этом, я просто хочу предоставить Вам возможность… Договорить мужчине не дал Ги-Хун, доставший из своего кармана неудачный «подарок», которым он нацелился незнакомцу в грудь, от чего тот испуганно поднял руки вверх, но первый сразу же нажал на курок, и на дуле засиял весёлый огонёк, что заставило надоеду облегчённо вздохнуть.        — Слушайте, — уже со злостью и раздражением отрезал Ги-Хун, — я потомственный буддист, поищите себе кого-то другого! Сказав это, мужчина отвернулся от незнакомца. «И так день не клеится, так и ещё християнский прилипала на голову свалился!» — устало промелькнула в голове Ги-Хуна мысль.        — Господин, Вы бы не хотели со мной сыграть? — спокойно спрашивает незнакомец. Казалось, что может быть бредовее этой неуместной в данный момент фразы? Ги-Хун поднимает на чужака раздражённый взгляд, но глаза тут же меняют своё выражение, когда видят открытый кейс, в котором лежат так необходимые ему сейчас деньги. Незнакомец хитро ухмыляется, заметив изменения в лице собеседника.        — Уверен, что Вы уже играли в ттакджи? — скорее утверждает, чем спрашивает он, доставая из кейса две бумажные плитки синего и красного цвета, — сыграем пару партий? За каждый Ваш выигрыш я заплачу по сто тысяч, — заманчиво добавляет мужчина в костюме. Ги-Хун ещё раз бросает взгляд на стопки денег в кейсе. «Да кто же он такой? И зачем ему это нужно? — лихорадочно мелькают у него в голове отголоски сомнений и здравого смысла, — неужели человеку настолько скучно, что он готов заплатить такую большую сумму за пару партий в детскую игру?» На лице Ги-Хуна на миг мелькает сомнение, когда он встречается глазами с выжидательным взглядом незнакомца, но затем он снова опускает глаза на кейс: соблазн большой, слишком большой…        — То есть, когда я своим ттакджи переверну Ваш, то получу сто тысяч вон? — спрашивает он.        — Так же когда я переверну Ваш, то Вы платите мне такую же сумму, — объясняет незнакомец, заискивающе улыбаясь. Последние отголоски сомнения Ги-Хуна выражаются в угрозе расправы над собеседником в случае обмана, но тот на это лишь шире улыбается, будто говоря: «ну же, решайся, тебе же нечего терять». «Ладно, — решает Ги-Хун, — такой шанс легко заработать денег не каждый день выпадает». Он уверено подходит к мужчине в костюме и берёт синий ттакджи из его руки, готовясь к первому ходу… Бросок-неудача-пощёчина, бросок-неудача-пощёчина, Ги-Хун уже сбился со счёта своих проиграшей, но они только распаляют мужчину — глаза лихорадочно блестят, сердце бешено колотится в груди, а его врождённый азарт растекается по венам, растёт с каждым броском, как и улыбка незнакомца, который с каждой новой минутой понимает: он выбрал правильного человека. Если бы Ги-Хун не был ослеплён своим азартом, возможно, он бы заметил хищный блеск в глазах своего соперника, но игра слишком увлекла его. Когда очередной бросок принёс ему победу, Ги-Хун не сдерживает ликующего крика, в пылу эмоций он даже хочет дать незнакомцу пощёчину в качестве мести, на что тот только смеётся и даёт ему деньги. Мужчина садится на скамейку и со счастливой улыбкой начинает пересчитывать купюры, вновь не замечая хищного взгляда человека напротив.        — Знаете, господин, — вкрадчивым голосом наконец-то говорит незнакомец, — есть игры, в которых можно заработать даже больше, намного больше, — прибавляет он, запуская последнюю приманку, — это, наверняка, очень заманчиво. Ги-Хун на мгновение отрывается от счёта выигрыша и небрежно отвечает:        — Мужик, ты из какой-то финансовой пирамиды, да? Я, конечно, в отчаянии, но пока не настолько. Мужчина в костюме лишь поднимается со своего места, подходя к Ги-Хуну вплотную, от чего последний испуганно вздрагивает.        — Господин Ги-Хун, — уверенно изрекает незнакомец, — сегодня Вы согласились продать свою почку, — затем он на мгновение умолкает, пронизывая собеседника проницательным взглядом, будто читая в глубине его души, потом продолжает, — Вас зовут Сон Ги-Хун, сорок семь лет, учились в техническом колледже, работали на первой сборочной линии на заводе, десять лет назад Вас сократили и Вы открыли закусочную, но прогорели и теперь работаете шофёром. Вы уже три года в разводе, а Вашей дочери десять лет, должны сто шестьдесят миллионов вон разным громилам и ещё двести пятьдесят банку. Ги-Хун замер от удивления, впервые за всё время общения с незнакомцем ему стало по-настоящему страшно. «Да кто же он такой? — испуганно думает мужчина, пока его собеседник продолжает смотреть ему в глаза, — откуда знает обо мне столько информации?»        — Да кто же ты такой? — тихо спрашивает мужчина, озвучивая свой вопрос вслух, — какое тебе до меня дело? Незнакомец улыбается, доставая что-то из кармана своего пиджака, неотрывно продолжая смотреть Ги-Хуну в глаза, от чего ему становится ещё более не по себе.        — У нас осталось совсем мало мест, — говорит он, вкладывая в руку собеседнику позолоченную визитку, — просто подумайте, — уверенно прибавляет, на миг напоминая хищника, который наступает на свою жертву, точно зная, что она никуда от него уже не денется. Сказав это, незнакомец берёт свой кейс и заходит в как раз подъехавший поезд, помахав рукой на прощание. Ги-Хун мгновение смотрит поезду вслед, отходя от ступора, в который вогнал его этот странный человек, но когда он вспомнил о заработанных деньгах, все страхи отошли на второй план, и мужчина пошёл домой в приподнятом настроении, решив пока забыть о странном незнакомце, его предложении и о визитке, которая уже была спрятана в кармане куртки. Но вспомнить о ней мужчине пришлось довольно быстро, когда мама сказала ему, что бывшая жена вместе со своим новым мужем, вместе с его дочерью хотят уехать в США. «Ты сможешь быть вдали от своей девочки?» — раз за разом крутится в голове Ги-Хуна вопрос матери, пока он пересматривает их с дочкой общие фотографии. «Нет, не смогу, » — твёрдо решает мужчина про себя, и его рука сама по себе тянется к куртке, находя визитку, которая отблёскивает позолотой в тусклом свете лампы: круг, треугольник, квадрат, а на другой стороне номер телефона. Пальцы набирают заветный номер: гудок, второй, Ги-Хун сам не знает, в какую авантюру его несёт на этот раз, но ему позарез нужны деньги для того, чтобы дочь не увезли в далёкую и недоступную Америку.        — Алло? — отвечает голос по ту сторону связи, — кто Вы?        — Сегодня Вы дали мне свою визитку, — сразу говорит по делу мужчина.        — Хотите поучаствовать в игре? — продолжает вещать голос, — если да, тогда назовите своё имя и дату рождения.        — Сон Ги-Хун, Тридцать первое октября, тысяча девятьсот семьдесят четвёртый год, — чётко отвечает Ги-Хун. Спустя час он уже стоял возле дома, ожидая, пока за ним приедут. Ждать, как ни странно, ему пришлось недолго: к нему подъехала машина, водитель которой спросил пароль, который мужчина тут же сказал. Ги-Хун на мгновение задержался у дверцы машины — страх перед неизвестностью всё же брал своё. Разве ему, вечному балбесу и неудачнику, может когда-нибудь в чём-то повезти? «А вдруг удача всё же улыбнётся мне? — спросил он про себя, — это же просто игра, ведь так? Бояться нечего, пути назад уже нет, » — твёрдо решил мужчина, садясь в машину и даже не подозревая, какой кошмар ждёт его впереди… * * * Очнулся он уже на месте, в комнате полной многоярусных кроватей, уже переодетым в новую одежду. «Четыреста пятьдесят шесть — прочитал Ги-Хун у себя на груди, — видимо, это мой порядковый номер, » — догадался он, оглядывая помещение, где было много людей в таких же зелёных формах с разными номерами. Не успели все люди освоиться на новом месте, как их уже кинули в игру. На игровом поле Ги-Хун, к своему удивлению, обнаружил своего друга Чон Сан-Ву, который явно был не очень доволен встречей, на все его вопросы о том, что он здесь делает, Сан-Ву лишь ответил, что они поговорят позже. Тем временем, механический голос рассказывал правила игры «тише едешь — дальше будешь».        — Мы будем играть в детскую игру? — удивлённо переговариваются между собой люди, пожимая плечами и разглядывая огромную, уродливую куклу-девочку, стоявшую возле дерева в конце поля. Никто не воспринимал игру всерьёз: вон два парня дурачатся и спорят о том, кто добежит первым. Когда тот же самый механический голос, расказывающий правила, пожелал игрокам удачи, игра началась.        — Тише едешь — дальше будешь, раз-два, — запела кукла заунывным голосом, и первые два парня-спорщики бросились вперёд. При словах «раз-два» один из парней не успел остановиться, и когда кукла повернула голову, его ещё по инерции пошатнуло в сторону. Механические глаза куклы-робота тут же уставились на него и механический голос возвестил:        — Игрок триста двадцать четыре выбывает!        — Ахахах, попался, придурок! — торжествующе кричит ему его друг. Но тут звучит выстрел и парень падает на землю. Все замирают в ужасе.        — Выстрел, ты его слышал? — тихо спрашивает Сан-Ву у Ги-Хуна, у которого сердце бешено колотилось от страха.        — Тише едешь — дальше будешь, раз-два, — продолжает петь кукла, второй парень подходит к своему другу, а затем в страхе пятится назад, что замечает кукла. Второй выстрел — вторая смерть в игре, а потом ещё одна, и ещё… Люди в панике бегут врассыпную: игра оказалась слишком серьёзной, слишком опасной. Никто не предполагал, что им придётся играть на собственную жизнь. Ги-Хун в ужасе смотрит, как люди один за другим падают замертво, еле сдерживая дрожь по всему телу. Вскоре всё поле было усеяно трупами, а механический голос начинает повторять правила для выживших игроков, испуганно дрожащих и сбившихся в кучу. Сан-Ву тихо шепчет другу о том, что надо прятаться за спинами других, чтобы кукла не смогла заметить их движений.        — Тише едешь — дальше будешь, раз-два, — поёт кукла и дрожащие от страха люди медленно идут вперёд, переступая через мёртвые тела своих падших соперников. Ги-Хун осторожно идёт вперёд, в голове бьётся отчаянная мысль: «замереть, лишь бы замереть и не шевельнуться», но как замереть, если у тебя ноги дрожат от страха, а от медного запаха крови к горлу подступает тошнота? Выстрел и предсмертный крик очередного бедолаги больно бьёт мужчину по ушам, и он старается спрятаться за спиной соседа.       — Тише едешь — дальше будешь, раз-два, — голос и лицо этой ужасной куклы крепко въелись в уши и память Ги-Хуна, кажется, он знает, что будет являться ему в кошмарах, если, конечно, ему удастся выжить. И они так идут, кажется, целую вечность, хотя на игру дано всего пять минут. Ги-Хун еле успевает замереть, молясь всем существующим и несуществующим богам о том, чтобы дойти до конца поля, чтобы уродливая кукла не заметила его. И вот он — заветный финиш, но на таймере уже сорок секунд, а заветная белая черта ещё так далеко… Ги-Хун старается идти быстрее, шаг, ещё шаг, ещё немножко остаётся до победы, и тут его нога спотыкается о тело падшего игрока, но он падения мужчину спасает чья-то рука. Ги-Хун поднимает глаза на лицо спасителя, которым оказывается, судя по внешности, индус или азиат, он с благодарностью ему кивает. И вот он — последний рывок. Двое мужчин из последних сил бегут и им удаётся добраться до финиша. Выжившие с ужасом наблюдают за тем, как не успевших дойти до черты игроков безжалостно добивают, а затем над ними закрывается механический потолок помещения: конец игры. Всего первая игра и столько жертв, а это всего лишь начало… * * * Последний шарик больно упирается в крепко сжатую в кулак ладонь, по щекам Ги-Хуна текут горькие слёзы, а на душе гадко, до ужаса гадко и мерзко от своего поступка. Плечи вздрагивают от рыданий, а в памяти всплывают слова бедного старика, которого он обрёк на смерть:        — А обманывать меня и отбирать шарики имело смысл? — мягкий голос, без тени упрёка, а затем ощущение морщинистой ладони, отдающей шарик, — он твой, мы ведь друзья с тобой, помнишь? Мы поклялись в дружбе, а ты всегда готов поделиться последним со своим другом. Ги-Хун всё не может забыть несчастного старика, его благодарности за хорошо проведённое время, последних объятий, последней радости Дедушки от обретённого в памяти имени… Он не может себе простить его смерти, невзирая на то, что ему самому хотелось выжить, чтобы спасти больную маму. Но в комнату заходит охранник и для бедного Дедушки всё кончено: выстрел и сухое механическое: «игрок номер один выбыл» отзываются сильной вспышкой боли в душе… Ги-Хун безумно злится на свою малодушность, ему хочется кричать во всю силу своего голоса от душевной боли, пока голосовые связки не сорвутся от перенапряжения, хочется до хрипоты в горле проклинать всё и всех на свете — себя, игру, деньги, поставленные на кон, других игроков, молчаливых безжалостных охранников в розовых комбинезонах и с геометрическими фигурами на масках… Он идёт вперёд и ничего перед собой не видит из-за слёз, которые никак не прекращают литься из глаз, а всхлипы всё не утихают. Ги-Хун в коридоре встречает Сан-Вуна, не увидев рядом с ним Али, с которым тот был в паре, он всё понимает, но упрекнуть или осудить друга не может, ведь сам не лучше…        — Рад, что ты выжил, — говорит Сан-Ву, подходя к нему. Ги-Хун поднимает на него красные от слёз глаза, а друг кладёт руку на его плечо.        — Не стоит убиваться, — спокойно и хладнокровно говорит Сан-Ву, — ему и так недолго оставалось жить, а у тебя дома больная мать. Что же до Али… — он на миг замолкает, а затем продолжает, — доброта и наивность его бы и так погубили: рано или поздно. Ги-Хун смотрит на друга и не понимает, как он может быть таким спокойным, безэмоциональным, хладнокровным, будто бы у него все эмоции, кроме гнева и страха, взяли и выключили невидимым выключателем.        — Соберись уже наконец! — уже с раздражением прикрикивает на него Сан-Ву, — не время лить слёзы и жалеть всех направо и налево! Тебя никто из них не пожалеет — каждый предаст без зазрений совести при первой же возможности, потому что всем жить охота! Нужно думать о том, как выжить нам, понимаешь, именно нам! Ги-Хун вздрагивает от крика друга, ничего не отвечает, но в его взгляде появляется твёрдость и решимость, которые радуют последнего.        — Пошли, — говорит Сан-Ву, — - нам нужно отдохнуть и набраться сил перед следующей игрой. Его друг лишь молча ему кивает и позволяет увести себя дальше по коридору. По пути из мыслей Ги-Хуна всё не выходит один вопрос: как? Как они и все люди вокруг успели настолько озвереть и растерять всю свою человечность всего за несколько дней? * * * Год, ровно год прошёл с тех пор, как эта кошмарная игра на выживание для него закончилась, но Ги-Хун не может сказать, что он рад своей победе. Теперь, когда матери не стало, когда жестокая игра, которая по прихоти скучающих богачей, забрала у него друга детства и людей, с которыми мужчина успел сблизиться, деньги стали ему вовсе не важными. Капитал с выигрышем так и лежит до сих пор нетронутым в банке, лишь однажды, после разговора с Иль-Намом, Ги-Хун снял оттуда небольшую сумму, чтобы отдать её матери Сан-Вуна, купить билет на самолёт в США и изменить свой имидж. В жизни у него осталась только одна радость: дочь, к которой он как раз и собрался полететь в Америку, чтобы навестить её. Ги-Хун уверенным шагом идёт по аэпорту на свой рейс, по пути разговаривая с дочерью по телефону. Она говорит о том, как соскучилась по нему и как хочет побыстрее его увидеть, от чего мужчина счастливо улыбается. Вдруг до его ушей долетает до боли знакомый звук, который он почти успел уже позабыть — звук хлопка бумаги об пол, повернув голову туда, Ги-Хун поражённо замер: это был он — вербовщик. Всё в том же сером костюме, и всё с той же хищной улыбкой на лице. Паренёк, стоявший рядом с ним, азартно бросает ттакджи, периодически получая пощёчины, как и сам Ги-Хун в своё время. Вербовщик встречается с ним взглядом и его лицо искажает наглая, злорадная ухмылка.        — Солнышко, я тебе потом перезвоню, когда прилечу, хорошо? Давай, люблю тебя, — мужчина торопливо прощается с дочкой и со всех ног бросается за тем, кто вовлёк его в этот кошмар, но вербовщик успевает зайти в поезд и уехать, издевательски помахав ему рукой на прощание. Тогда Ги-Хун со всех ног бежит к пареньку и в последний момент вырывает у него из рук злосчастную визитку.        — Ты чего, отдай! — возмущается тот, но мужчина прижимает его к стене.        — Нет! Забудь! Не смей играть! — горячо кричит Ги-Хун, — это обман, жестокий обман, там на кону будет стоять твоя жизнь! Ещё раз повторяю: не смей играть! Слышишь?!        — Хорошо, — дрожащим голосом говорит парнишка, испуганно пятясь от него, — я Вас услышал, господин, спасибо. После этих слов парень торопится уйти, а Ги-Хун облегчённо вздыхает — по крайней мере одного человека он от них спас. Медленным шагом мужчина возвращается в зал ожидания, чтобы дождаться посадки на свой рейс, его взгляд всё не отрывается от визитки, которая всё так же блестит позолотой, на ней всё те же круг, треугольник и квадрат, даже номер телефона остался таким же. Из мыслей Ги-Хуна вырвал голос, который объявлял посадку на рейс. Он встаёт со своего места и идёт к самолёту, но визитка прям обжигает руку, напоминает о пережитом им кошмаре, о тех, кого он потерял… Телефон сам по себе оказывается в руке, а пальцы уже набирают знакомые цифры.        — Хотите принять участие в игре? — вновь спрашивает хорошо знакомый голос, от которого у Ги-Хуна внутри поднимается волна злости, — если да, то назовите своё имя и дату рождения.        — Сон Ги-Хун, тридцать первое октября, семьдесят четвёртого года, узнаёте? — глухо проговаривает мужчина, — вы не на скачках, — в голос просачивается слепая ярость, — мы люди, а не звери для вашего развлечения, так что отвечайте: кто вы такие, и как можете творить такие зверства!        — Четыреста пятьдесят шестой, — спокойно отвечает Распорядитель, — не твори глупостей.        — Это был не сон, — говорит Ги-Хун, яростно сжимая свободную руку в кулак, — и я никогда не забуду того, что вы натворили! — в последнюю фразу мужчина вкладывает всю свою боль и ярость.        — Садись в самолёт, ради своего же блага, — с нажимом проговаривает Распорядитель, а затем сбрасывает вызов. Ги-Хун с минуту стоит, вспоминая всё то зло и ужасы, что они причинили и ещё будут причинять ему и другим людям. Вспомнил смерти Сан-Вуна, Али, Кан Сэн-Бёк и сотни других невинных людей, которых они погубили и ещё погубят ради развлечения зажравшихся богатых ублюдков в золотых звериных масках! Нет, этого так оставлять нельзя! Пламя жажды мести всё больше захватывало душу Ги-Хуна, затмевая все остальные чувства. Они должны почувствоватъ всё то, что чувствуют их жертвы! И пусть он пожертвует ради этого своей жизнью… Но. Они. За всё. Ответят. Ги-Хун сжимает губы в тонкую линию, и развернувшись, с твёрдой уверенностью уходит из аэропорта…