Прометеус

После пробуждения прошло: 2 дня 14 часов 40 минут

      Два часа непрерывной работы, и Невилл трёт свежие мозоли, появившиеся на пальцах. На столе беспорядочно лежат оторванные ветки ели и пять кухонных ножей. На протяжении получаса он пытается привязать шерстяной нитью одно к другому. После пробуждения его настроение хуже некуда: ночью он просыпался несколько раз от кошмарных неясных видений, весь в поту, дрожащий. Впервые странные сны появились на маяке, и с тех пор они украли его спокойствие. В них он постоянно варил зелья в лабораториях, играл склянками и весами. В них на губах он чувствовал гранулы песка, а внутри него прятался огромный страх. В его сегодняшнем сне обезвоженная и бледная Луна с почерневшими пальцами хватается за его руку на кушетке, а красивое лицо Гермионы обезображено длинным шрамом. Она перемешивает жёлтое варево в маленьком котле, встречая его взгляд, и с болью в голосе спрашивает: «Сколько ещё?»       Резко вскочив утром на кровати, он ещё долго не может прийти в себя. Кончики пальцев на руках и ногах колет, а голова разрывается от невыносимой боли. Он тяжело дышит, пытается успокоиться и наблюдает за мирно спящим Гарри. Сколько он его помнил, Гарри Поттер всегда спал очень чутко, вскакивая от любых звуков и движений. Либо не спал вовсе и пропадал в коридорах Хогвартса. Сейчас его спокойное мирное дыхание радует Невилла, но это место всё ещё пугает его. Вчера они вместе долго думали, чем прокормить шесть голодных ртов, потому что найденного Гермионой и запасов сада точно не хватит надолго. Все знают, что голод меняет людей. Лучше Невиллу взяться за инструменты до того, как будет съедена последняя крошка.       — Гарри, на, — Невилл передаёт ветвь вошедшему. — Держи крепко.       — И тебе доброе утро, — Гарри протирает очки, хватается за край и крутит ветвь. — Что это?       — Гарпун, — Невилл сосредоточенно обматывает нитью острый нож-наконечник. — Думаю, мне не надо объяснять, для чего он, да? Я устал работать магловской энциклопидией для Паркиносон и Забини.       — Как я сам не догадался! Отличная идея, Невилл! У нас всё-таки будет постоянный источник пропитания, а то… — Поттер хватается за горло, кривясь и высовывая язык, чтобы шёпотом добавить. — Цапни отвратительны.       — Даже не вспоминай, — Невилл хмыкает, закрепляя приспособление. — Надо разбудить остальных. Помощь Забини вполне может пригодиться.       — Сомневаюсь.       — Ладно тебе, Гарри, — еле слышно говорит Невилл, затачивая новым ножом следующее древко. — Он просто не любит, когда на него давят.       — Что ж, тогда ты к Забини и Паркинсон, а я разбужу Гермиону и Джинни.       — Нечестно, Гарри, — обиженно надувает верхнюю губу Невилл. — Почему я должен получить все укусы?       — Друг, ты лучше ладишь с шутом-жиголо, — Гарри протирает очки, вздыхая и поправляет волосы у висков. — Да и нам с Джинни надо… Пожалуйста?       — Ладно, только ты мне должен, Гарри. Запомни.

После пробуждения прошло: 2 дня 15 часов 8 минут

      Шарканье лап и лязг когтей по потолку не прекращались на протяжении целой ночи. Повсюду раздавалось звяканье клыков, заставляющее её внутренности сжиматься. Спящие Малфой, Джинни, Луна — счастливцы. Гермиона не может сомкнуть глаз и ждёт утра, как чуда. Больше всего на свете хочется выйти из душной ванной. Самое ненавистное занятие для неё — ожидание спасения. Бесполезнее и мучительнее процесса не бывает. Беспомощность, от которой хочется спрятаться в чьи-то объятия, выводит Гермиону из себя. Под кожей зудит раздражение, а задница болит от твёрдого пола. Фонарь перестал работать два или три часа назад. Точно она знать не может: у них нет ни часов, ни магии. Гермиона понятия не имеет, когда наступит утро и бродящие кругом твари уберутся обратно в зловонную дыру, откуда явились. Они могут просидеть тут весь день и во тьме так и не узнать, раскалилось ли за горизонтом солнце.       — Грейнджер? — шёпот слева. — Почему ты не спишь?       Вздрагивает. Взгляд обращается к часто моргающему Малфою. Она готовится вытерпеть очередную порцию упрямства от его величества.       Каким образом он, покрытый кровью с головы до пят, появился на их пороге?       Растрёпанная светлая чёлка падает на лоб, прикрывая сонные глаза. Гермиона невольно засматривается на прямой нос и ровные губы. Она ловит себя на мысли, что хочет прикоснуться к ним, но тут же отдёргивает себя. Около скулы небольшой глубокий шрам скрывается под светлой щетиной, небольшой порез на губе. Вытянутые руки касаются шеи, скрытой воротом пуловера. Светлый кашемир красиво сочетается с его бледной кожей и волосами, подчёркивая широкий разворот плеч. Как чужая одежда может настолько подходить засранцу?       Тепло, разливающееся по лицу, заставляет перевести взгляд на длинные ноги. Внизу живота тянет — это застаёт её врасплох. Её необъяснимая тяга к бывшему пожирателю смерти пугает. Откуда она? Нельзя сказать, что она обижается на него, но каждое обзывательство и шутка в школе напоминают ей: Малфой насолил ей достаточно. Тогда почему она чувствует то, что чувствует?       Его мужественность не такая, как у Рона и Невилла — не дарит ощущения тепла и надежности, а подкашивает ноги. От Малфоя Гермионе страшно и горячо одновременно. Страшно от себя, ведь неизвестно, сколько невинных жертв пало от его заклятий, а она допускает коварные назойливые мысли в голове о том, как он выглядит. Вчера она видела много того, о чём бы предпочла забыть. Было бы легче смотреть на бёдра Малфоя, не вспоминая, как вытянутая мышца загибается в острое колено.       Как бы Гарри ни убеждал её, она не верит, что за три года Малфой изменился. Избавиться от его индоктринированных ценностей вряд ли возможно. Хотя Малфой, которого она знала, вряд ли прикрывал бы Луну собой в гостиной.       Она не ненавидит Малфоя, нет. Гермиона никогда не испытывала ненависти к кому-либо. Слишком сильное и всепоглощающее чувство. Все люди заслуживают вторых шансов, не так ли?       Она верит, что все люди тянутся к свету. А если не тянутся, то причина в том, что они никогда не видели его. Бывший пожиратель смерти или нет, Малфой, в первую очередь, человек. И даже его выбор обусловлен жизненными обстоятельствами и случайностями.       Но его поведение всегда смущало Гермиону. Выбивало из колеи привычной жизни. Полярные тебе люди постоянно привносят смуту в мысли. Как бы ты ни хотел понять их действия, тебе всегда будет казаться, что можно было справедливее, лучше. В системе её ценностей Малфой где-то на минусовом отрезке, и от симпатии к нему стыд щекочет щёки. Почему низ живота опаляет от серых прищуренных глаз напротив? Для Гермионы это необъяснимый вопрос, который не должен стать неприятной данностью.       С пробуждением его черты становятся напряжёнными и резкими, постепенно утрачивая расслабленность после сна. Он медленно встаёт и щурится, замирая в крадущейся позе и оценивая комнату, будто бы ждёт, что чудовище выпрыгнет на него из ванны. В голове неприятно пульсирует, когда она переводит взгляд на ржавую керамику, вспоминая кровь, пропитавшую линии на её ладонях, пока она обводила его плечо.       — Грейнджер, вопрос, — он чешет лоб, откидывая волосы назад. — Что мы собираемся делать?       В ответ Гермиона качает головой и шикает на Малфоя, указывая ладонью на дверь. Малфой затыкается, морщится и разминает пальцы рук, выкручивая каждый сустав. Красивые аккуратные пальцы. Гермиона на секунду задерживает взгляд на фалангах и быстро отводит его к Джинни.       Её спокойное лицо не омрачается ничем, кроме опущенных уголков губ. На коленях подруги, положив под щёку ладони, спит Луна, чьё пение так озадачило её ночью. Что это, Мерлин, за странная колыбельная? Почему Луна не помнит ни её, ни Джинни? Если это следствие шока, то кто мог напугать её до такой степени? Если в этом лесу водится нечто помимо инферналов, то это добавит им кучу проблем сверх тех, что уже существуют.       Гермиона никогда не была близка с Луной и удивлялась, как часто Джинни говорила о Лавгуд. Невилл рассказывал ей, что их семья богатеет на продаже уникальных семян, но Гермионе Луна Лавгуд всегда казалась крайне странной воображалой, помешанной на несуществующих животных и растениях.       Раздаётся стук. Нога пинает сложенные лодыжки Джинни, и подруга резко разлепляет глаза, подпрыгивая на месте и хватаясь за карман, где должна быть палочка. Луна перекатывается в сторону, сворачиваясь калачиком в углу. Гермиона встаёт и проходит на согнутых ногах к двери, и Малфой следует за ней. Джинни поджимает колени к груди, когда Гермиона оборачивается к ней — испуганные глаза.       Рано или поздно эту дверь придётся открыть. Пусть сейчас. Пусть лучше она.       Гермиона тянется к ручке, но ладонь Малфоя перехватывает её запястье. Его кожа горячая, а на лице отражается неверие. Почему он... Зачем так смотрит на неё?       Дыхание непроизвольно обрывается, когда её бедро сталкивается с его ногой. Неужели он пытается спрятать её за собой?       Она с раздражением вырывает руку, сверкнув глазами в его сторону. Малфой хмурится и дёргает указательным пальцем в воздухе, будто приказывает ей стоять на месте. Вот ещё.       Он оборачивается и теперь уже с силой задвигает сопротивляющуюся Гермиону за себя, отчего та спотыкается, чуть было не падая, но успевает зацепиться за мягкую ткань его пуловера. Малфой быстро открывает дверь, бросаясь вперед и высвобождаясь из её хватки. Свежий воздух касается лица, и Гермиона, прикрывая глаза и глубоко вздыхая, выходит на свет.       — А-а-а, Годрик! Стой-стой, — Гарри задыхается под Малфоем на полу. — Малфой, гоблин тебя дери! Слезь с меня!       — Поттер? — Малфой садится на пятки, отпуская зажатую в пальцах футболку Гарри. — Какого дракла ты тут?       — Мне больше интересно, как ты сюда попал, Малфой? — Гарри встаёт на ноги, отряхиваясь и поправляя съехавшие очки. — Гермиона, что произошло? Где Джинни? Мы нашли входную дверь около колодца. Разорвана на несколько кусков, словно... Почему здесь всё… Почему все окна разбиты? Зачем вы заперлись в ванной?       — Поттер, пошевели мозгами, а? Не трудно сложить улики в логическую цепочку, аврор.       — Я не жду ответов от тебя, Малфой, — Гарри подходит к появившейся из-за двери Джинни, убирая рыжие пряди с лица. — Ты цела?       Джинни отстраняется от его руки, кивая и пряча взгляд:       — Да, но Луна, кажется, в шоке.       Под подошвой Гермионы хрустит осколок стекла, когда она произносит:       — Малфой привёл Луну ночью. За ними гнались те же существа, что преследовали нас с маяка. Он вломился в дом весь в крови, поэтому инферналы чуть не разрушили дом.       — Да, спасибо, Грейнджер, теперь я ещё и виноват, — раздражённо бросает Малфой ей через плечо. — Вломился? Может, лучше скажешь Поттеру, с какой лёгкостью ты открыла мне дверь?       Она сужает глаза, желая залепить ему чем-нибудь рот. Жалко, что у неё нет палочки.       — И ты даже не уверена в том, что это такое за нами гналось, да? Инферналы?       Возмущение поднимается обжигающей волной к лицу.       — У меня нет ответов на все вопросы. Я выдвигаю гипотезы.       — Гипотезы!? — издевательски восклицает он. —Эти твари не похожи на инферналов. Может и есть что-то общее, но я видел их лицом к лицу. Это не ожившие мертвецы.       — Твои предположения, Малфой?       — Их нет.       — Вот именно.       Из-за круглых оправ очков на неё смотрят глаза, полные смятения и усталости. Все наблюдают за их перепалкой, и от этого у Гермионы щекочет под ложечкой. Все ждут от неё ответов, но сегодня она не может дать их.       — Разве ты не знаешь всё на этом проклятом прогниневшем свете, м?       Какой же невыносимый кретин.       — Лучше расскажи нам, почему ты был весь в крови? — раздражённо тянет Гермиона, пытаясь успокоиться и складывая руки на груди. — Где ты очнулся?       — Да, хотелось бы узнать, Малфой, — Джинни делает шаг вперёд в оборонительной позе, и Гарри перехватывает её плечо. — Где ты нашёл Луну?       — Джинни…       — Думаешь, я убил кого-то, Уизли? — Малфой задирает подбородок, ощетиниваясь и сжимая кулаки. — Наверное, хотел задушить спятившую Лавгуд, когда тащил её через лес, спасая от стаи «инферналов»?       — Я не знаю, что ты задумал.       Малфой кривляется в ответ, а Джинни постепенно теряет контроль над гневом. Хотя Гермиона с удовольствием бы понаблюдала за тем, как Малфой в очередной раз получит хук справа. Уже не от Гермионы, но всё же. Не будь они дракл знает где, она бы наслаждалась каждой секундой его избиения.       Ухмылка. Малфой показывает глубокие ямочки, и Гермиона никак не может понять, как столько обаяния может сочетаться с таким огромным количеством яда.       — На самом деле, Уизли, я обмазался кровью маглов? Как тебе такое? Убиваю вместо завтрака, по привычке — такого ответа ты ждёшь? Да?       Его голос ломается. Гермиона понимает, что он устраивает шоу.       Вот же придурок. Уголок губ Малфоя нервно дёргается. Он наблюдает за красной от злости Джинни.       Гермиона бросает обеспокоенный взгляд на Гарри, и тот пытается встрять:       — Джинни, я думаю, что не стоит…       Джинни толкает Малфоя в грудь, заставляя отступить к стене.       — Не думай, что я забыла, кто ты, пёс! Убийца и трус, купивший свою свободу на суде.       — Пусть я трус, Уизли, но хотя бы не такой лицемер, как ты.       — Что ты сказал?!       Гарри утаскивает разъярённую Джинни к разбитому окну. В этот момент в дом врываются Паркинсон и Забини. За ними следует спокойный Невилл. Он заглядывает через дверной проём в комнату, вскидывая брови, оглядывая разбитые стекла.       — Что тут происходит? Гермиона, с тобой всё в порядке?       — Драко! — голос Паркинсон поднимается до непереносимых для слуха октав. —Ты... Ты здесь!       Она бросается к Малфою на шею, и Гермиона непроизвольно морщится. Укол в груди — дракл, откуда это в ней?       Малфой, застыв с мрачным видом, стоит как статуя. Он медленно отстраняет Паркинсон от себя. Его взгляд красноречивее любых слов. Когда он, отворачиваясь от ведьмы, твердыми шагами продвигается к Забини, Панси тупит взгляд. В презрении, которое Малфой источает, можно утонуть всем вокруг. Панси поджимает губы и скрещивает руки за спиной. Гермиона задумывается о том, что между ними произошло: всё-таки лушие друзья так сильно ссорятся. Давясь слезами, Паркинсон пятится, задевает грустного Невилла плечом и выходит из комнаты. Блейз переступает с ноги на ногу, запуская руки в карманы брюк, не зная куда деть взгляд. Всем неловко. Все напуганы.       Ветер теребит пустые створки окон. Температура сегодня точно упала на несколько градусов.       — Что, Блейз, опять напился и оплошал с адресом, перепутав камины?       — Записываешь мои промахи, радость?       Малфой низко смеётся и крепко обнимает его. Гермиона старается не думать о том, какие чувства вызывает у неё гортанный смех Драко Малфоя. Она сглатывает. Да что же это такое...       Гарри отрывает внимательный взгляд от окна.       — Раз все нашлись, то через час предлагаю собраться у нас в доме. Малфой, я всё ещё жду от тебя адекватного объяснения. Ты и Забини будете нужны мне после собрания. Гермиона, приведи Панси, пожалуйста. Джинни, разбуди Луну.       — Меня всё устраивает, — фыркает Джинни, бросая на Малфоя последний уничтожающий взгляд. — Куда угодно, лишь бы не находиться в одной комнате с убийцей.        Дверь в ванную захлопывается лихим ударом. Гарри качает головой и тяжёлой поступью выходит наружу, оставляя после себя неразрешённое напряжение.       — Он всегда такой командир, Грейнджер? — Забини отстраняется от Малфоя, смотря Гарри вслед.       — Привыкнешь.       — Все привыкают, — вставляет Невилл, и Гермиону накрывает облегчение, когда его рука обхватывает её плечи. Прикосновение заставляет прикрыть глаза, и она наклоняет голову к груди Невилла. Каждый раз, когда он появляется, многолетний груз боли перестаёт сковывать спину.       — Всё хорошо? — шепчет он, убирая её пряди от лица.       Гермиона кивает и улыбается, чувствуя, как пальцы Невилла массируют её шею.       Малфой с вопросом в глазах наблюдает за ними, и Гермионе на миг кажется, что его лицо омрачается, а в зрачках залегает тенью досада. Что с ним не так? Он резко отворачивается и скрывается за стеной — по комнате разносится разъярённое «Гоблин!». Видимо, на его ногу свалился хлам, на который они вчера наткнулись.       Гермиона, не сдерживавшись, хихикает.       — Эй, златовласка, перелом твоей ноги нам ни к чему! — кричит Забини в стену. — Злорадная Грейнджер, ты мне такая нравишься.       Гермиона пытается подавить улыбку от слов Забини, но уголки губ сами собой опускаются вниз, когда вернувшийся растерянный Малфой замирает посреди комнаты.       — Малфой, почему ты так туда смотришь? — напряжённым голосом спрашивает она. — Что такое?       В руке Малфоя лежит шкатулка, которую Джинни разглядывала вчера. Он открывает крышку, и оттуда вырывается сноп золотых искр, преобразующихся в дракона. Комнату заполняет меланхоличная мелодия, напоминающая колыбельную.       — Откуда это тут? — он обводит рукой комнату, и его брови поднимаются в закруглённую дугу. — Всё это.       — А что? — обеспокоенно интересуется Гермиона. — Нашли вещи вчера. Ещё есть немного на втором этаже.       — Драклов абсурд, — обводя пальцами шкатулку, говорит Малфой. — Как такое возможно?       В этом она с ним не может не согласиться: абсурднее некуда.       Забини подходит к Малфою, опираясь на его плечо локтём. Гермиона вскидывает брови, наблюдая за ними. Впервые она видит, как кто-то залезает в личное пространство Малфоя настолько нагло. Они близки. Видимо, с Блейзом Малфой не ссорился.       — Да это же копия твоей! Нет? — тихо восклицает Забини. — Я помню, как летом на втором курсе во Франции Нарцисса купила нам такие после похода в цирк. Моя до сих пор стоит в детской комнате. Мать не успела продать, слава Мерлину.       — Все комнаты и вещи, — Малфой бросает шкатулку на диван, обходя комнату кругом. — Всё это… Точь-в-точь. Даже эта проклятая люстра! Я схожу с ума?       — Немудрено, друг. Мы все тут немного из приёмного покоя в Мунго.       — Грейнджер, покажи мне второй этаж? — спрашивает Малфой, возращаясь и сжимая предплечье взволнованного Блейза. — Говоришь, там есть на что взглянуть?       — Я…       Её слова прерывает Невилл, чьи пальцы сжимаются на её плече:       — Малфой, ты и сам в состоянии сходить. Гермиона останется здесь.       — Ты всерьёз сейчас? — возмущённо спрашивает Гермиона. — Вот ты вправду всерьёз?       — Я не тебя спрашивал, Лонгботтом.       Гермиона отталкивает руку Невилла, выворачиваясь из его объятий. Невилл хмурит густые брови, стоит ей произнести:       — Двигайся, Малфой. Живо.       — Но, Гермиона, ты не можешь…       Распахнутая дверь в ванную хлопком ударяется об стену. Напряжённая Джинни, ведя за собой Луну за руку, быстро проходит мимо них. Та отрешённо смотрит в спину подруги, напевая знакомый мотив и не замечая ничего вокруг.       — Не волнуйся, сладость моя, у меня есть кое-что, что поможет Панси избежать нервного срыва, — Забини подмигивает Джинни, доставая из внутреннего кармана пиджака флягу. Он вскидывает брови в недоумении, когда пение Луны становится громче. — Что поёт полоумная?       Джинни останавливается около Невилла и с надеждой в голосе спрашивает:       — Я знаю, что ты делал ей специальное зелье, Невилл. Не знаю, помогало ли ей оно, но сейчас она явно...Не тут. Может в лаборатории будут нужные ингредиенты?       — Да, вполне может быть. Надо проверить.       — Поможешь мне найти их?       — Конечно.        Невилл опускает глаза в пол, закусив нижнюю пухлую губу, прежде чем вернуть взгляд к Гермионе. Та отводит глаза, не давая себе смягчиться. Не получив никакой реакции, Невилл вздыхает и устремляется вслед за Джинни.       — Оставляю вас вдвоём, летучие шипучки мои, — откашливается Забини, скашивая взгляд к двери и делая шаг в её направлении. — Грейнджер, не убей Драко, пожалуйста, молю. Было бы досадно потерять лучшего друга именно сейчас! Хотя он засранец, чаще всего заслуживает! Но от твоей руки он бы с удовольствием...        — Ты настоящий гоблин, Забини, — перебивает его Малфой. — Замолкни.       — Не благодари.       Гермиона закусывает губу, чувствуя, как жар опаляет щёки. Сердце бешено бьётся в груди, а пальцы на ногах поджимаются.       Малфой пытается схватить Блейза за ворот, но тот уворачивается и быстро сбегает с крыльца.       Гермиона замирает, когда развернувшийся запыхавшийся Малфой оглядывает её с макушки до пят. Красные пятна расползаются по щекам и шее, раскрашивая идеально ровную светлую кожу.       Похоже, он смущён так же, как и она. Не зная, что сказать, она бросает первое пришедшее в голову.       — Нет ничего постыдного в том, чтобы родиться гоблином, Малфой. Это не обзывательство.       — О, дракл, Грейнджер! Давай найдём кнопку «выключить» на твоём режиме «защитник униженных и оскорбленных».       — Ты... Ты читал?       — Достоевского? — Малфой переводит плечами. — Нет, но мне друг рассказывал. Есть такая жуткая картина Гольбейна, которую Достоевский увидел и чуть было не лишился сознания. Она очень натуралистично изображает смерть. Слом восприятия маглов.        — Что?        — Я видел только копии. Я не могу выехать в Базель.       Она хмурится. Поведение Малфоя отличается от того, что она помнит о нём. Вряд ли его вредная подростковая копия слышала о Достоевском, тем более уж о Гольбейне.       — Думаю, сейчас самоё время подняться наверх, — бросает Гермиона через плечо, морщась от скрипа лестницы под ногами. — Я...        Горячее дыхание Малфоя щекочет шею, а руки прожигают сквозь джинсы, когда он уверенным движением, подхватив за бедра и талию, спускает вниз на ступеньку. Гермиона успевает выдавить лишь шокированное «э», когда возвышающийся Малфой прерывает её:       — Прости, Грейнджер, но мне лучше пойти первым.       Ей хочется возразить, но он уверенно двигается вперёд. Она снова ловит себя на мысли, что в его действиях все логично. Что она ожидает от его подобного поведения. Мерлин, что с ней не так?       — Не смей меня трогать, Малфой, — устало говорит она, двигаясь за ним по лестнице. Эмоциональных сил хватает лишь на тусклое раздражение. Гермиона всё ещё подозрительно осматривает его высокую фигуру, пытаясь вспомнить, как он двигался в школе. — С каких пор у тебя нет проблем с прикосновениями?       — Запоздалая реакция. Тебе что, понравилось?       Гермиона мысленно просверливает несколько отверстий в его спине и пытается заткнуть внутренний голос, шепотом отдающий в мозгу: «Самозванец».       Когда они заходят в комнату, Гермиона разочарованно вздыхает. Малфой осматривается, сразу подходя к книжному шкафу. Внутри не осталось и щепотки вчерашнего уюта. По поверхностям будто прошёлся ураган: бельё, измазанное в чёрных разводах, скомкано на полу, выбитое стекло крошкой осколков разбросано повсюду, деревянные стены покрыты глубокими царапинами. Даже стальные украшения камина неестественно выгнуты. Эти твари могут разрезать гортань одним укусом, если нападут. Им необходимо оружие. Гермиона ойкает, когда осколок на столе разрезает палец. Небольшая капля крови выступает на подушечке.       — Тут было намного лучше до твоего вторжения, Малфой, — бросает она ему, размазывая кровь между пальцами. — Теплее. Уютнее.       — Грейнджер, как давно ты встречаешься с Лонгботтомом? — Малфой игнорирует её фразу, выбрасывая книги на кровать. — Никогда бы не подумал, что ты выберешь его.       — Мы с Невиллом друзья, Малфой, — бормочет она. — И, прости, но какое тебе дело?       Он хмыкает, проходит к шкафу. В следующую секунду Гермиона отскакивает от чуть не влетевшей в лоб книги.       — Что ты творишь, святой Мерлин?!       В очередной раз проигнорировав вопрос, Малфой отрывается от книжного шкафа, подбрасывает новый том в руке. Обводя рукой комнату, он будто пытается обхватить все стены и мебель, передвигается дальше, открывает ящики. Уголок губ поднимается кверху, и он, вытаскивая нечто маленькое и кружевное из небольшого комода, швыряет этим в неё:       — Грейнджер, твоё?       Она снимает бледно-зелёный комплект белья с локтя, рассматривая хрупкое кружево.       — Придурок.       Малфой пожимает плечами и, красуясь ямочками, продолжает перебирать содержимое шкафа и через какое-то время лениво бросает ей из-за плеча:       — Бесит неизвестность? Меня тоже, Грейнджер. В этом мы и с тобой схожи.       — У нас с тобой нет ничего общего, Малфой.       Малфой ухмыляется, зачёсывая волосы назад. Гермиона невольно задерживается взглядом на его остром профиле.       Дольше, чем следовало бы.       Держи себя в руках.       — Ты заблуждаешься.       — С чего это?       — Ты любишь притворяться, Грейнджер. Ты всегда притворяешься.       Эта фраза заставляет её сглонуть. В голове маячит смутный образ, но она не может зацепится за него.       Малфой достает коричневое прозрачное боди из комода, поднимая его над головой и рассматривая.       — Оу, у тебя есть похожее платье. Обтягивающее, ты носишь его по четвергам.       — Что, прости?       Гермиону не покидает ощущение абсурда ситуации, и она хмурится, сжимая в кулаке тонкую ткань белья. Это не Малфой. Малфой бы не стал так себя вести. Кто угодно, но не Малфой.       Он отбрасывает боди в шкаф, берёт книгу и проводит пальцами по обложке:       — Если это место — копия моего дома, то... — Малфой берёт осколок со стола, разрезает себе ладонь и выдавливает густую кровь на поверхность книги. — Такого ты ещё не видела.       Малфой не дёргается от боли, а из его рта не вырывается ожидаемый уязвленный звук. Годрик, он даже не напрягается.       Гермиона с удивлением обводит глубокую рану взглядом.       Сколько раз ему приходилось уродовать себя, если, разрезая свою кожу, Малфой и бровью не ведёт?       Даже Гермиона (а она видела крови и ран достаточно в жизни) вздрагивает каждый раз, стоит кому-то нанести себе увечья. К горлу подступает тошнота, когда она вспоминает кровавые каталки в святом Мунго — на них от потери крови умирали сотни волшебников, и в каких-то случаях Гермиона не могла вылечить их от колотых ран. Не могла помочь, покорно ожидая смерти.       Обречённость. Гермиона не выносит этого чувства. Люди умирали от нескончаемой боли, пока она сидела у их коек и наблюдала за их мучениями. Не сейчас. Не надо.       Она делает глубокий вдох.       Обложка книги впитывает кровь, переливаясь бледно-синими бликами, и Гермиона подходит ближе к Малфою. В нос ударяет запах мыла. На секунду она прикрывает глаза, но тут же отдёргивает себя. На обложке серебряный дракон ворочается, прежде чем убежать со страниц. За его хвостом тянется золотое «Собственность Малфоев».       — Это редкий экземпляр сказок. Они намного более кровавые, чем то, что читают малолеткам сейчас.       — Да, я читала оригинал «Волосатого сердца колдуна». Там колдун не просто вырывает сердце девушки из груди, он...       — Да, Грейнджер! Знаю, он съедает его. Но дело в том, что оригинальный текст и записи можно прочитать только при условии, если мы распечатаем печать кровью. Что ещё раз подверждает, что это мои вещи.              Гермиона переводит напряжённый взгляд на шкаф.       — Что ты хочешь этим сказать, Малфой?       — Хочу сказать, кудрявая, что, возможно, кто-то украл мои вещи и привёз сюда. Или же я жил здесь? А вот это вряд ли. Или можем посоревноваться в гипотезах? Предлагай свои.       Кудрявая... Её так никто не называл, почему же тогда прозвище не вызывает в ней отторжения?       Гермиона убирает мешающие волосы с лица и осматривает Малфоя, увлеченно листающего сказки. Она оглядывается на дверь, делает шаг назад и пытается найти взглядом хоть какое-то оружие. Несколько осколков на полу притягивают её внимание.       — Ты изменился, Малфой.       Он поднимает голову, немного поджимая губы. От былого веселья в его глазах не остаётся и следа.       — Ты ведёшь себя странно, — Гермиона украдкой бросает взгляд на разбитое стекло. — Три года назад ты готов был убить нас, а сейчас выдаёшь семейные секреты, свободно касаешься меня и даже вежливо отвечаешь на вопросы. Это точно ты, Малфой?       В начале слизеринец скептически поднимает брови, но вскоре вместо неверия на его лице отражается возмущение.       — Ты думаешь, что я под оборотным, Грейнджер? Это твоя гипотеза?       — Я ничего не утверждаю, но...       Он прищуривается.       Ты не он. Настоящий Драко Малфой сидит в Лондоне и попивает чай в своем отполированном до блеска поместье.       Гермиона чувствует, как кровь выступает на губе от того, как часто она кусает её. Мерлин, вдруг это и правда не Малфой?       Блестящий осколок сияет на тёмном полу. Гермиона мысленно считает, сколько времени займёт у неё дотянуться до него.       Не смотря на Малфоя, она говорит в сторону:       — Докажи.       — Как, позволь спросить, я должен это сделать? — возмущённо цедит Малфой, делая к ней шаг и вскидывая окровавленные руки полукругом. — Не помню, чтобы мы делили с тобой совместные секреты.       Он осознанно выбрал её из всех и ждал, пока они останутся одни. Притворился испуганным, когда привёл Луну в дом. Остался с ними за неимением другого выхода. Годрик, это не Малфой. Ей надо убираться отсюда.       — Скажи мне, какое заклинание швырнул в тебя Рон на втором курсе?       — Что?       — Живо говори!       — Я не помню! Похоже, что я держу в памяти моменты с рыжим, да?       Гермиона бегает взглядом по комнате в попытке придумать следующий вопрос. У неё не должна дрожать рука, но тем не менее, она дёргается. Из рта вырывает что-то очень нелогичное, очень ей не свойственное, но нужное. Хотя Гермиона отлично осознает, что метка есть не только у Малфоя. Это ничего не решит, но она настаивает. Так легче бороться с мыслями в голове, так легче напомнить себе, кто он.              — Покажи её!       Гермиона отходит от него и часто дышит, указывая ему на руку:       — Покажи метку, чёрт возьми, Малфой!       — Это что-то изменит?       — Показывай!       Она хватает осколок, и тот прорезает ей кожу. На пол капает кровь, когда Гермиона закрывает грудь рукой, отступая от Малфоя на несколько шагов.       — Клянусь, Малфой, покажи метку. Сейчас же!       Липкий страх, скопившийся в позвонках, мешает Гермионе двигаться. Если перед ней не Малфой, то её ждёт быстрая верная смерть. Самозванец убьёт её.       — Только если ты покажешь свою, Грейнджер, — Малфой опирается о стол. На скулах играют желваки, а в глазах искрит злость. Он никуда не торопится. — Я, может, тоже не верю тебе! Давай, всезнайка, продемонстрируй! Обменяемся шрамами? Я видел, как ты получила свой!       Гермиона чувствует, как накатывающие слёзы щиплют горло, и, не выдержав ожидающего взгляда Малфоя, отводит в сторону глаза, проводя свободной рукой по предплечью. В этот момент он резко дёргает её к себе. Её грудь врезается в его, и Гермиона издаёт писк, когда он с силой сжимает её запястье.       Боль разрывает лёгкие, заполняя дыхательные пути. Иногда она забывает, что на ней пожизненное клеймо, которое она не выбирала. Только одно слово отчётливо грохочет в ушах.       Грязнокровка.       Челюсть сводит, когда Малфой пальцами сжимает её подбородок, заставляя её посмотреть на себя. Осколок стекла оказывается у его горла, и Гермиона замирает, понимая, что стоит ей сделать хоть одно движение, и она перережет ему артерию.       — Смотри, Грейнджер, — он тычет предплечьем в лицо. — Любуйся!       С неохотой она косится на руку.       Кожа покрыта неровными светлыми шрамами, образующими жёлтые уплотнения в особенно повреждённых местах. Под ними виднеются размазанные следы чернил. Предплечье Малфоя засыпано чёрными остатками метки, и, сколько Гермиона не ищет на рассечённой коже лордовскую змею, глаза натыкаются только на уродливые, светлые, неровные шрамы, обрамляющие её отпечаток. Гермиона всхлипывает, а после неожиданно стыд обрушивается на неё. Вряд ли настоящие Пожиратели сводят свои метки, не правда ли?       Дракл.       На его лбу залегает глубокая нервная морщина, а губы кривятся от злости. Страх, появившийся ещё на лестнице, уходит. Вместо него теперь Гермиона борется со смятением.       — Всё ещё думаешь, что я выпил оборотное, Грейнджер? — Малфой делает шаг вперёд, заставляя уткнуться икрами в основание кровати. — Если ты так уверена, — его рука обхватывает её ладонь, сильнее прижимая острый конец к горлу. Струйка крови стекает по предплечью, смешивается с её и превращается в кирпичное месиво в месте соприкосновения. — Режь, Грейнджер! Давай.       Она ожидает, что кровосмешение его возмутит, но Малфой даже не замечает, будто происходящее сейчас — пустяк.              В его глазах плещется нечто необузданное и пугающее. Запястье жжёт от его хватки. Если её рука двинется, то он скончается за семь минут. Вдруг удерживать осколок у его теплой кожи становится в разы труднее.       За всю свою жизнь Гермиона ни разу не убивала, никогда не переступала эту черту. Она дала себе обещание. Вместо Гермиона часто держала пальцы у шеи, стараясь остановить кровотечение от режущего. Она много раз наблюдала, как больной захлёбывается в своей собственной крови. Образы насыщаются красками в голове. Голова гудит, и она чувствует, что грудную клетку стянуло от вдохов.       Она роняет осколок на пол и всхлипывает. Гермиона отворачивается и смотрит в окно. Слабо дрожит, сминая своё предплечье частыми касаниями. В голове раздаётся её крик, и она зажмуривается, ощущая, как паралич распространяется по телу. Надо делать глубокие вдохи, надо успокоиться.       Беллатриса Лейстрейндж рисует на её запястье буквы. Громкие крики в палате. У человека разорвана гортань. Надо делать глубокие вдохи, надо успокоиться.       На щеке становится мокро от влажной ладони Малфоя и слёз. Гермиона ворочает головой. Рука Малфоя падает на её дрожащие плечи.       — Отвали от меня, Малфой, — её голос становится злым, но прозябающим. — Уйди.       Малфой отстраняется, наконец отходя от неё и давая вновь задышать полной грудью. По комнате разносятся шаги, пока она пытается восстановить дыхание. С трудом Гермиона возращает контроль и раскрывает глаза.       — Какая же ты упертая ведьма, Грейнджер. Храбрая дура.       Малфой затихает. Его лицо становится нечитаемым. Между ними звенит тишина, а в голове ни единой внятной мысли. Только воспоминания.       Глаза Малфоя задумчиво оглядывают её. Мимолетное движение, которое он сразу же прерывает. Его рука дёрнулась в сторону её шрама. Он знает, о чём она думает?       Её нервы напряжены, и каждая их струна скоро разорвётся от натяжения, если только задеть её. Не такую реакция она ждала от себя.       — Ты, наверное, ненавидишь меня.       Гермиона всматривается в его усталое лицо. Вздыхает.       — Нет, Малфой. Я не ненавижу тебя.        Малфой качает головой, щёлкая языком об щёку. Он усмехается не издевательски, а горько.       — Ты должна меня ненавидеть.       Она не знает, что сказать, поэтому наблюдает за тем, как он неуверенно делает к ней шаг. А после ещё один — она же хочет выбежать из комнаты и никогда не встречаться с ним взглядом.       Честно, Гермиона ожидает оскорбления, насмешки. Вместо этого Малфой тянет уголок губ вверх, щурится и протягивает её руку к себе, рассматривая их симметричные порезы. Сошёл с ума, он сошёл с ума. В её мире Драко Малфой давно бы швырнул ей в грудь Аваду, а не держал её ладонь в своей.       Горло снова сдавливает от несуществующих слёз, когда Малфой шепчет.       — Мне нет дела до крови. Хочешь я докажу тебе?       — Не надо мне ничего доказывать.       — Я мог бы...       — Помолчи.       Поднятые на неё глаза Малфоя отчаянные и виноватые.       — Никакой разницы. Моя кровь. Твоя кровь.       — Замолчи! Немедленно.       — Ладно.        Если долго не отрывать взгляда от его глаз, то она затеряется. Она боится увидеть в них человеческое, живое и дышащее. Гермиона в шаге от того, чтобы заступить за чёткие границы, которые годами воздвигала в голове. Откуда на неё надвигается сильная, сбивающая с ног волна? Откуда все эти неуместные чувства?       В ушах удары отбивает ошалевшее сердце. Кровавая капля застывает на нижней губе Малфоя. Яркая, алая. Боль, пульсирующая в ране на ладони, усиливается. У неё одно желание — прикоснуться к нему. Настолько безмерное и поглощающее, что Гермиона не может подавить его. Что будет, если поддаться этому чувству? Малфой не желает убираться из её головы. С момента их встречи он повсюду. Будто Гермиона раздумывает о нём на постоянной основе. Она настоящая идиотка. У неё сотрясение мозга? Неужели она собирается сделать это?       Она делает это.       Рука сама касается его подбородка, размазывая кровь по челюсти. Резкий контраст его бледной кожи и красного. Малфой прикрывает глаза. Прикосновения к нему не должны быть настолько естественными. Не в этом мире. Не с их историей.       Почему она не может прекратить это? Ей следует немедленно прекратить это.       От него пахнет потом, мылом и железом.       Никакой разницы. Никакой, к драклу, разницы.        Колотящееся язвенное «грязнокровка» Беллатрисы растворяется в тишине, пропадая на фоне его потерянного лица. Огромные глаза предсмертных больных гаснут перед его глазами. Огонь затихает.       Внутри что-то склеивается, сшивается, чинится. За смятением, наконец, приходит покой.       Гермиона не знает, сколько проходит времени, несколько секунд или часов, пока они, обречённые и израненные, замерев и тяжело дыша, стоят посреди комнаты. Столько интимности в минуте молчания — Гермиона не была готова к тому, что Малфой может быть настолько близок.       Лучи вышедшего солнца падают на их лица, заставляя жмуриться и искать взглядом тень. Он открывает глаза — его зрачки расширены.       Интересно, а её тоже?       Её мысли спутаны. Она никак не может понять, как они оказались в этой точке: она чуть не перерезала ему горло, а он извинился в своей манере.       Вслед за мыслями пальцы Малфоя невесемо касаются её виска, проводят по волосам до кончиков. Он оглаживает её лопатки ладонью и склоняет к её лицу голову. Его дыхание на кончике носа. Горячий ярый водоворот под кожей. Мерлин, ты теряешь себя… Останови его.       Его пальцы оказываются на её шее, горячие и шершавые. Они зарываются в её волосы, и Гермиона закрывает глаза. От мурашек у неё подкашиваются ноги. С хриплым вздохом он наклоняется к ней, ближе к саднившему уголку рта. Дыхание лижет нёбо, когда Гермиона приоткрывает рот. Малфой шепчет, опаляя влажным дыханием щёку:       — Гермиона.       Её имя, произнесённое его голосом, не удивляет. Она уже слышала его. Когда-то давно она слышала его. Когда-то давно она целовала его. Когда-то давно она смотрела в его глаза, чтобы найти и вернуть себя.       В голове зарождается гудение. Ещё чуть-чуть, и её губы коснутся его губ. Опять же. Ей кажется, что это самая естественная вещь в мире.       Потому что она знает, как это — любить его. Как это лечить его раны, целовать и оберегать его.       Из-за двери выглядывает веснушчатое лицо Невилла, и Гермиона резко отскакивает от Малфоя. Его рука остаётся в воздухе. У Невилла склянка «Костерост» и два бинта.       — Гермиона, ты не поверишь, что мы нашли… — Невилл замирает на месте, переводя растерянный взгляд с неё на Малфоя. — Я помешал?       — Да, Лонгботтом.       — Вовсе нет, Невилл, — хрипло говорит она. — Покажи мне.       Она вылетает из комнаты. Снаружи транс, наконец, спадает с неё. На щеке горит отпечаток ладони Малфоя. Что это, мерлин дери её, было?       Никакой разницы. Абсолютно никакой разницы. Моя кровь, твоя кровь.       Боже.              Его фразы отстукивают набатом в голове, пока под смущённым взглядом Невилла Гермиона ступает по песку.       Убрав рукав свитера от руки, она резко останавливается. Невилл обеспокоенно оглядывается через плечо.       На её предплечье и в помине нет выцветшего ненавистного «грязнокровка».

После пробуждения прошло: 2 дня 15 часов 30 минут

      Панси Паркинсон не может дышать от боли, смотря, как волны разбиваются о берег и уносят ракушки в тёмную пучину. Она бы никогда не подумала, что может быть настолько уязвима. Она знала, что, когда Драко отвергнет её, будет больно. Это было предсказуемо, но Панси никогда не бывает готова столкнуться с последствиями своих решений.       Ноги и руки дрожат, и мир сужается до вины, от которой она теперь уже не может сбежать на другой континент. Она впивается пальцами во влажный песок, пытаясь успокоиться. Она понимает, что виновата сама, но куда ей было деваться? Остаться в доме, где почти каждый предмет заставляет вспоминать лицо отца, или в стране, где каждый второй хочет усадить её на дементорский стул?       Драко должен понять её, Блейз же понял… Хотя и в этом она до конца не уверена.       — И долго ты будешь разводить нюни, дорогуша? — Блейз накидывает плед на голые плечи и садится рядом. — Ты же его знаешь, дай ему время.       — Я ничего такого не сделала, — икает она, перебирая песок. — Я не могла иначе.       — Ты знаешь, что это не так, Панси. Радость моя, ты виновата, а я просто святой мученик, ибо простил тебя. Ты заставила меня простить себя. Без тебя я бы не нашёл тот запас. Без этого, — он хлопает себя по карману. — Мне бы было куда хуже.       Панси хмурится.       — Не надо так осуждающе смотреть на меня? У всех из нас есть свои слабости.       — Как твоя нога? Так же сильно болит?       — С пойлом терпимо. Что же касается Драко... — хмурится Блейз и достаёт блестящую флягу, откручивая крышку и делая глоток. — Вы увиделись час назад. Ты же знаешь, у него не бывает хорошего настроения. Пока ты тусовалась с Поттером на судах, Драко выплачивал долги и страдал от неразделённой любви.       — Что? — Панси разворачивается к нему и приоткрывает рот от удивления, переставая всхлипывать. — К кому?       — Не моя тайна, чтобы рассказывать, но она здесь, — Блейз отпивает из фляги. — Спасла твою трусливую задницу.       — Грейнджер? Да ладно?       — Весь его блокнот в ней. Он, конечно, всё будет отрицать... Но видела бы ты, как он терзал её взглядом на приёме две недели назад у Кингсли, ох…       — А что Лонгботтом?       — А что Лонгботтом? — цокает языком друг, смеясь. — Грейнджер никогда не выберет его.       — Почему это?       Блейз ухмыляется, играя бровями:       — Он ей не ровня. Давай честно… Она убьёт его своим темпераментом и желанием властвовать. Хотя нет, всё ещё проще: хорошим мальчикам нравятся плохие девочки, и наоборот. Спорим, она тайно сохнет по Драко? Наш герой-любовник хоть может дать ей отпор. В этом я, правда, уже не уверен. В последнее время мне кажется: стоит ей поднять юбку, он сразу упадет ей в ноги.       — Фу, Блейз! — отмахивается Панси. — Как можно быть настолько... Мне не хочется представлять их в таком ключе! Ладно, по твоей логике я должна быть без ума от Поттера.       — Ты сама его упомянула, сладость моя. Так-то, я ничего такого не имел в виду.       Блейз невинно пожимает плечами, падая на песок. Панси смотрит на покрасневшие колени. Почему-то все важные события в жизни Драко всегда проходят мимо неё.       И нет, Поттер ей точно не нравится. Наверное. Хотя он спортивный и довольно мил на лицо. Да не может быть такого.       — Бред, — бубнит она себе под нос. — Это ничего не значит.       — Как скажешь. И, — Блейз вертит фляжкой вбок, указывая вдаль. К ним приближается вздёрнутый разъярённый Драко, пинающий дюны песка на своём пути. — Он как всегда зол. Хоть что-то не меняется.       Драко проходит мимо них, останавливаясь и пытаясь решить, куда ему сесть. В итоге он садится рядом с Панси, ударяя ладонями по горстке собранных камней. Она поражённо смотрит на него, но он яростно кидает камни в воду, не обращая на неё внимания.       — Ну что, радость? Как прошло? — Забини передаёт флягу Паркинсон, и та морщится, стоит алкоголю обжечь горло. — Попросил прощения? Не зря же мы несколько вечеров провели, строя планы по завоеванию главного мозга магической Великобританни.       Драко вырывает из её рук флягу, делая несколько больших глотков вместо ответа.       — Видимо, прошло не очень. Грейнджер крепкий сладенький орешек, — хмыкает Забини, откидывается на песок и тянется обратно за флягой, которую перехватывает Панси. — Эй! Выглотаете все, и я заставлю вас вернуться на маяк!       — Маяк? — Драко хмурится еще пуще. — Какой, дракл, маяк?       — Можешь спросить свою зазнобу, она там недавно была.       Драко тянет за сорняк в песке, пытаясь вырвать его. Панси тупит глаза. Мерлин, им надо поговорить.       — Тебе нравится Грейнджер?       — Когда ты собиралась сказать нам, что не планируешь возвращаться в Англию?       Они сверлят друг друга глазами. Панси сдаётся первой.       — Я хотела, но...             — Но что?       — Я струсила, Драко. Я не могла больше видеть мой дом. Всё стало настолько невыносимым. Я должна была уехать, но я боялась, как ты отреагируешь, и...       Он вздыхает и цокает.       — Ты сильно злишься?       — Ты шутишь? Ты кинула меня на деньги. Я рассчитывал на тебя.       — У тебя теперь горы галлеонов, нет? Твои махинации с обменом, или что там делаешь с магловскими бумажками, спасли твою задницу от нищеты. Ты всегда выворачиваешься. Всегда находишь способ. Мне же просто нужна передышка.       — На другом континенте? Это не передышка. Это побег.       — Просто признайся, Драко, что у тебя кишка тонка, — смеётся Блейз. — Ты бы никогда не сбежал из страны, а вот Панси смогла. Отчаянно? Да. Глупо? Ещё бы. Сделал бы я так же? Возможно.       Лицо Драко смягчается, он привычно хмыкает. Хороший знак.       — Это не выход.       — О, да, я знаю. Лучше мучаться от неразделённых чувств к человеку, который даже не знает об этом, ммм? Вот это выход. Лучший выход из лучших. Как оценишь, Панс?       — Не мне судить. Мне никогда никто не симпатизировал.        — Ты просто эгоистка.       — Эй!       — А Драко — хитрая лживая задница, но Грейнджер ему всё же нравится.       Узоры пара улетают в воздух, касаясь покрасневшего кончика носа Драко. — Вы худшие люди на свете. Честно.       — Мы твои друзья.       — К несчастью.       — Мир? — неуверенно спрашивает Панси.       — Мир, — отвечает Драко и поджимает губы. — Если ты не собираешься кинуть нас, конечно.       — Нет, что ты.       — Почему я не верю ни одному твоему слову, Панси? — косится на неё Блейз, вырывая флягу. — Пора к Поттеру, нытики!

После пробуждения прошло: 2 дня 18 часов 10 минут

             — Зачем ты сделал это? — Гермиона обрабатывает ватой ссадину Невилла, и тот дёргается, стоит ей прижать вату, пропитанную спиртом, к коже сильнее.       — У него был медальон моей матери, Гермиона! — восклицает Невилл, в возмущении хлопая ладонями по коленям и ёрзая на стуле. Грязный котёл от сваренного им несколько часов назад зелья падает на пол, и Гермиона отрывается от своего занятия, поднимая и ставя его на место. Внутри темно-зелёные разводы. Приятный запах лаванды ударяет в ноздри. Поставив котёл на место, она возвращается к наполовину обработанной ране.       — И поэтому ты решил избить Малфоя? — убирая ватку от лица, Гермиона отворачивается. — Разговор, видимо, слишком устаревшее средство общения.       — Я сказал ему! — голос Невилла ломается от возмущения. — Я просил Малфоя отдать медальон. Честное слово, но ты же знаешь, какой он придурок! Разве он слушает хоть кого-то? Почему ты защищаешь его? Это…       Он прерывается, и Гермиона прикрывает глаза от раздражения, когда Невилл неуверенно произносит:       — Он, что, нравится тебе?       О, Мерлин.       Натянутая струна нерва лопается, и Гермиона вихрем оборачивается к Невиллу, тыча пальцем в его грудь и яростно произнося каждое слово:       — Невилл Лонгботтом, мне плевать на Малфоя и его отвратительное поведение! Но ты! Ты! Ты знаешь, как тяжело лечить травмы без палочки! Мы застряли тут, а вы набиваете друг другу лица, будто нам по семнандцать в Хогвартсе! Последнее, что я, как целитель, хочу делать в этом месте — это лечить ссадины и сломанные носы. У нас есть куда более актуальные проблемы.       Гермиона заклеивает воспалённое место пластырем, переводя дыхание от произнесённой тирады.       — Но Гермиона… — начинает Невилл, стараясь ей возразить. — Ты же понимаешь...       — Не понимаю! Ни слова больше! — металлическая медицинская аптечка со звоном отталкивается от стола, когда она закрывает крышку. — Не хочу слышать глупые оправдания!       В воздухе знакомо пахнет спиртом, и это напоминает ей о бесконечных дежурствах в коридорах Святого Мунго. Она прикрывает глаза, глубоко выдыхая и стараясь совладать с гневом. В соседнем доме её ждет Малфой с расквашенным носом, и ей следует запастись тонной терпения. Иначе его нос искривится ещё больше.       Она оборачивается к насупившемуся Невиллу:       — И, Невилл, на будущее, обсуждать проблемы можно через рот. Надеюсь, что ты запомнишь это.       Гермиона выходит из лаборатории, громко хлопнув дверью. Детский сад.       Почему каждый раз, стоит ей утратить бдительность, мир погружается в хаос? Ладно инферналы и постоянный пронизывающий дождь — эти вещи она не в состоянии контролировать, но, Мерлин… драки?! Как только могло прийти в голову двум оболтусам затеять потасовку, будучи по локоть в холодной воде и в нескольких сантиметрах от игл морских ежей? Нет, от Малфоя она вполне могла ожидать подобного. Агрессия Невилла же её несказанно удивила. Лучше бы они питались цапнями и бобами, чем затеяли ловлю рыбы… Она была сыта по горло потасовками между аврорами и бессонными ночами. К драклам, если бы не Гарри, нога бы её не ступала в свинарник аврората.       Прежде чем спуститься в маленький погреб, где они нашли склад самых разных предметов — от трёх пистолетов и уже знакомых банок консервированных персиков до экстракта бадьяна и нескольких пар резиновых сапог — Гермиона достаёт маленький помятый листок. На протяжении часа она записывала найденные лекарства в блокнот, разочарованно хмурясь, когда вместо полных банок крововосполняющего ей попадались пустые склянки, а найденные целительские зелья ограничивались бутылками костероста и несколькими склянками прозрей-зелья и байды от фурункулов. Зато на верхней полке Гермиона обнаруживает медицинский чемоданчик первой помощи со всем необходимым. Это место хранит больше секретов, чем она может представить. За последний день они находят столько необходимых и нужных вещей для выживания, что участь пробыть тут ещё несколько недель уже не кажется настолько страшной.       Тем не менее, если люди и дальше продолжат махать кулаками по поводу и без, их запасы зелий быстро истощатся. А с учетом того, что у них нет палочек и повторных всплесков её целительной магии не предвидится, что ж… Они в дерьме по уши. Взяв пачку кривых гвоздей и вычеркнув костерост из списка, Гермиона выбирается наружу.       Как Невиллу удалось отыскать этот погреб?       Она застилает крышку протёртым коричневым ковром и чихает от поднявшейся пыли. Третий дом напоминает больше исследовательский отсек, чем жилое помещение. На первом этаже огромная волшебная лаборатория, наполненная знакомыми ей магловскми приборами: стерилизаторами, пустыми баками от растворов, сосудами Дьюара и магнитными мешалками. Тут даже есть бокс и предбоксник для смены одежды. Наверху две комнатушки и ванная с минимумом мебели.       Она зевает, застёгивает куртку и выходит на улицу. Ветер сбивает с ног, и Гермиона прикрывает лицо в попытках отгородиться от холодных порывов. Ей необходим сон и отопление, а то так Гермиона тоже сорвётся и набьёт кому-нибудь лицо. Первый кандидат ждет её в соседнем доме.       Тем не менее, это не помешало тебе сегодня. Ты хотела поцеловать его в той комнате. Признайся, Грейнджер. Не ври себе, ты жаждала этого.       Гермиона вертит головой, отгоняя назойливые мысли.       Это был шок и накал эмоций — вот и всё. Ты не могла ясно думать из-за всей ситуации. Ты не смогла себя контролировать.       Недосып помутил её разум. Оглядываясь, ситуация выглядит абсурдой, развившейся из маленького предлога. Не начни она подозревать его, они могли спокойно разойтись и не обмениваться жидкостями. Удивительно, что Малфой не упал в обморок от обмена кровью.       Она с раздражением вглядывается вдаль. Там море омывает разбитые скалы: именно то место, где Малфой и Невилл повалились с криками в воду, избивая друг друга. Точной причины и момента начала столкновения она не знает, но Забини сказал, что случилось это для них так же внезапно, как и для неё. В момент, когда до ушей донёсся гортанный крик Гарри «Идиоты!», она помогала Джинни перетащить отключившуюся от усыпляющего Луну. Они чуть было не уронили её, когда Малфой начал топить Невилла в воде. Благо, Гарри и Забини оттащили их друг от друга сразу же, минимизируя последствия.       Гермиона ковыряет найденный розовый детский пластырь в сердечко на пальце в нерешительности, нехотя оглядывая приближающийся дом. Из окна высовывается голова Гарри, и он машет ей, растягивая губы в широкой улыбке.       Подавляя внутреннее сопротивление, она заходит внутрь. Паркинсон, сморщив нос, разделывает рыбу, пока Блейз и Гарри забивают окна деревянными балками.       — Лови, — пачка гвоздей приземляется перед Блейзом, и он оборачивается.       — Спасибо, Грейнджер. Как раз для гроба.       Гермиона фыркает от его слов. Она никогда не поймёт его юмор.       Новых конфликтов и ссор не наблюдается, и Гермиона удивляется, как Гарри удалось уговорить Забини и Паркинсон поработать руками. У него что, есть палочка? Она никогда бы не подумала, что в деле «отремонтировать дом» добровольно будет участвовать хоть кто-то из них.       — Поттер, что делать после того, как я отрезала ей голову? — Паркинсон поднимает склизкие руки от дергающейся рыбины.       — Вскрой ей брюхо, как я тебя учил, — Гермиона морщится, когда Паркинсон с убийственным видом выпускает ей кишки, переводя взгляд на Гарри для следующей инструкции.       — А дальше?       Гарри стонет, забивая кривой гвоздь в окно, и поднимается, отряхивая колени.              — Я показываю в последний раз.       Гермиона смотрит на кудрявую голову Забини, окликая его:       — Где он?       Вставая и вытирая пот с лица, Забини бросает молоток на пол.       — Наверху.       — С чего это ты решил помочь?       — Поттер бесит, — подмигивает Блейз. — А есть хочется.       Он садится на пол, потирая правую лодыжку, и Гермиона тут же отводит взгляд. Неужели она плохо залечила её? Образы пробираются отрывками в голову, но Гермиона выталкивает их, стараясь не нервничать.       — У тебя все в порядке? — всё же решает спросить она, дабы удостовериться, что её догадки не могут оказаться правдой.       Забини отнимает фляжку ото рта, и, наклонив голову вбок, спрашивает:       — А что, не должно быть, милая?       Конечно же, он ничего не помнит, учитывая, что ты и Гарри стёрли ему память…       Хоть Гермиона и старалась залечить его рану так, чтобы он никогда не вспоминал о ней… Мерлин, видимо, погоня на маяке спровоцировала воспаление вокруг его не до конца сросшихся костей.       Забини переводит тему, обращая взгляд на второй этаж:       — Тебе нужна помощь?       — Разберусь, — Блейз пожимает плечами на её слова и возвращается к делу. Гермиона набирает стакан холодной воды и вздыхает, стараясь отключить непрошеные отрывки памяти.       Что ж, а теперь то, чего она больше всего боялась — Малфой.

После пробуждения прошло: 2 дня 18 часов 15 минут

      — Она выглядит суровой, — шепчет Панси Поттеру в плечо. Его широкие пальцы исчезают в брюхе пойманной рыбы. Поттер улыбается, вырезая костлявые рёбра. — С Драко всё будет в порядке?       Улыбка Поттера становится шире, и Панси замечает, что его верхняя губа больше нижней.       — Не смеши меня, Паркинсон, — хмыкает он, вырезая рыбе позвоночник. — Гермиона Грейнджер — лучший молодой целитель Святого Мунго. А зла она, потому что ненавидит драки. Точнее, Гермиона на дух не переносит любое насилие.       — Подумаешь, подрались… С кем не бывает? — Панси поднимает брови, когда Поттер перекладывает рыбу на другую часть стола. — Не убили друг друга и хорошо.       — Это не нормально.       — Да, но иногда насилия не избежать. Иногда оно может помочь.       Видения скрюченных лап и мертвого зловония вызывают внутреннюю дрожь. Некоторые люди понимают только силу, Панси убедилась в этом на собственном опыте.       — И с кем же ты дралась, а? — смеётся Поттер, упирая руки в бока. — Вы что, с кем-то не поделили Малфоя?       Панси переводит на него усталый взгляд. Откуда в Поттере столько искрящегося веселья в момент, когда ей больше всего хочется повеситься? Противная чешуя рыбы остаётся на скользких пальцах — она бы ни за что не стала чистить её, если бы не нарастающее чувство голода и большие зелёные глаза человека, чьё бедро упирается в её. Наверное, этим существам больно, когда Поттер отсекает им головы резкими уверенными движениями. Панси отводит глаза в попытке проигнорировать желание остановить его.       — У нас с Драко уже давно чисто платонические отношения, Поттер, — она медлит прежде чем продолжить. — Я дралась с Милисентой.       — В школе?       — Нет, в первый год после войны, — тихо говорит она, и стая мурашек щекочет уши. — У неё здорово так поехала крыша.       — Почему? — Поттер перестаёт очищать рыбу, замирая и пытаясь поймать её взгляд.       Стук движущегося молотка Блейза мешает Панси собраться с мыслями.       — Не знаю, что с ней случилось, — она утирает нос. — Но она похищала питомцев у волшебников Ордена, убивала и подвешивала их в доме своих родителей. На слова она не реагировала, и в какой-то момент мы… Повздорили.       — Это оттуда?       Она трогает светлый шрам над губой грязными пальцами:       — Да.       Поттер хмурится, удивлённо рассматривая её.       — Кот Гермионы пропал в декабре, и кто-то вернул его через два месяца.       Панси кусает нижнюю губу, стараясь смотреть на дохлую рыбу, а не в глаза Поттеру. Рыжий козёл исцарапал ей все руки, пока она переносила его на порог Грейнджер, мучилась на два часа дольше, чем обычно.       — Да, некоторых животных мне и Блейзу удалось спасти. Видимо, кот Грейнджер был в их числе.       Она игнорирует пораженного Поттера и, выпотрошив рыбу, спрашивает:       — Можешь показать ещё раз, где у неё позвоночник?

После пробуждения прошло: 2 дня 18 часов 50 минут

             Она ждёт больше пяти минут, прежде чем войти в комнату. Её встречает широкая прямая спина Малфоя. На нём новая сухая одежда: тёмные джинсы и белая водолазка. Какое же у него складное тело…       Держи себя в руках.       Гермиона осматривает комнату: раскиданные вещи убраны по местам в аккуратные стопки, а измазанное белье поменяли на новое. Босые ступни Малфоя свисают с кровати, пока он забивает окно деревянным брусом. Всё-таки идея Блейза разобрать веранду гениальна.       Ей хочется развернуться и уйти, но вместо этого она откашливается, пытаясь привлечь его внимание.       Малфой стремительно оборачивается и замирает, когда его взгляд сталкивает с ней. Он спускается с кровати и вопросительно поднимает брови, бросая инструменты на бельё. Его нос неестественно искривлён, а часть челюсти воспалена.       — Я пришла, э-э-э, — Гермиона делает шаг к нему, крепче сжимая ручку чемоданчика. — Э-э, пришла-помочь-тебе-залечить-раны.       Никогда в жизни ей не приходилось говорить так быстро. Малфой откидывается на кровати на руки, и в сознании Гермионы невольно появляется недавняя сцена их обмена любезностями. Ещё раз откашливаясь, она поворачивает голову к стене, делая вид, что увлечена камином.       — Не стоит, Грейнджер, — его голос более низкий и серьёзный, чем утром, и от этого позвоночник горячит. — У меня всё в порядке.       — Если ты хочешь, чтоб твой нос остался кривым, то могу не вмешиваться. Ещё три часа, и я не смогу вставить его на место.       Малфой щурится и замолкает. Гермиона воспринимает это, как молчаливое согласие, и открывает чемоданчик, доставая марлю и ватные тампоны.       — Я наложу на нос холодный компресс, чтобы облегчить боль. К сожалению, обезболивающего у нас нет, никакого. Дышать сложно?       Малфой молча кивает, и Гермиона опускает марлю в воду, съёживаясь от ледяной воды. То, что нужно. Она подходит к Малфою, закидывая его голову вверх и накладывая компресс на нос. Он морщится, но не издаёт ни звука.       — Не двигайся, — развязав шнурки, она скидывает кроссовки и забирается на кровать. — Надо немного подождать. У тебя самое распространённое смещение — боковое, поэтому инструменты не нужны. Можно сказать, тебе повезло. Костерост, два часа в положении лежа, и ты как новенький.       Гермиона откручивает крышку бутылки костероста, слушая громкое сопение Малфоя, и отсчитывает пять минут. Поставив бутылку на пол, она поднимается и встает между раскинутых длиннющих ног. Эта поза напоминает ей вчерашнюю ночь и потерянного Малфоя, пропитанного кровью с головы до пят. Он смотрит на неё из-под опущенных, почти прозрачных ресниц, когда Гермиона снимает компресс.       — Это будет больно, Малфой. Очень.       — Грейнджер, я уже ломал нос на квиддиче, ничего нового.       — Заклинание дает эффект анестезии. Я же буду вправлять тебе нос руками.       — А есть разница? — Малфой подозрительно косится на неё, стоит Гермионе поставить пальцы на его переносице.       — Сейчас узнаешь, — отвечает Гермиона, резко вставляя кость на место.       Малфой кричит, отталкивая её руки и скрючиваясь на кровати. Гермиона поднимает его голову и чувствует, как его затылок дрожит. Хладнокровно она придерживает его за волосы, накладывая удерживающие бинты, пока Малфой размеренно глубоко дышит.       — Я вставлю тампоны тебе в нос, чтобы при лечении сохранилась форма, тебе надо будет дышать через рот, пока кости будут срастаться обратно. Ты меня понял?       — Ау, — сдавленно выдает Малфой, пока она скручивает вату. — Могла бы и предупредить.       — А я и предупредила. Ты сам виноват в произошедшем. Не подерись вы с Невиллом, не пришлось бы терпеть. Вы такие идиоты.        Глаза Малфоя обращаются к ней, наблюдая за каждым действием. Он ничего не говорит, но Гермиона может прочитать по его лицу, что с ней он далеко не согласен.       — У тебя так отросли волосы, Грейнджер. Мне нравится.       Проклятье. Её рука дёргается.       Пытаясь совладать с дыханием, Гермиона молча заканчивает и осматривает переносицу Малфоя ещё раз. Отлично.       — День, — никаких резких движений, горячей воды, и, конечно же, драк, — налив в стакан костерост, она передаёт его Малфою. — Выпей.       Малфой выливает стакан залпом в горло, и его лицо искажает гримаса отвращения. Да, Гермиона знает, что на вкус костерост как моча гоблина, но Малфой заслужил. Промакивая ещё один тампон в спирте, она возвращается на место, поднимая лицо Малфоя за подбородок, и обрабатывает челюсть.       — Еще что-то есть? — в ответ Малфой показывает иссиня-красные костяшки.       Без каких-либо дополнительных вопросов Гермиона дёргает его руку, начиная обрабатывать ссадины и порез. Малфой молчит рядом, и за это ей хочется поблагодарить каждого святого. Еще десять минут назад ей казалось, что весь процесс его лечения будет куда тяжелее.       — Где ты научилась этому, Грейнджер?       — Годами залечивала раны, полученные от твоих дружков, — злость заставляет сильнее надавить на рану, и из сжатых губ Малфоя выходит шипение. — Я целитель. Пока училась в академии, у нас был курс магловской медицины.              — Я думал, ты работаешь с расстройствами психики, потерей памяти.       — Так было не всегда, — тихо произносит она. — Нам бы антиобитики. Без магии все всегда в разы сложнее.       — Вроде парацетамола?       Гермиона удивленно смотрит на него, отрываясь от своего занятия:       — Ты знаешь, что такое парацетамол?       — Да, Грейнджер, знаю. А ещё знаю, что такое антибиотик и сепсис. Он поможет? — обеспокоенно спрашивает Малфой, и Гермиона хмыкает про себя.       Да Малфой, как всегда, очень сильно переживает за своё здоровье. Хотя её приятно поражает его осведомленность о магловских лекарствах, но, возможно, ей стоит проучить его. В отместку за все издевательства в школе.       — Малфой, на самом деле, я не хотела тебе говорить, — она театрально вздыхает. — Но с такой травмой можно умереть от заражения крови. Парацетамола нет, так что…       — Что?!       — Мне, правда, очень жаль, — с болью в глазах говорит Гермиона, задевая его предплечье рукой. — Это может быть смертельно.       Малфой испуган, настолько, что не может двигаться, замирая в неестественной позе.       Гермиона смотрит на него ещё двадцать секунд, сдерживая порыв расхохотаться, а после издаёт смешок.       — Грейнджер… Ты…             Совладав со смехом, Гермиона продолжает обрабатывать руку.       — Парацетамол используется только от головных болей и температуры, — улыбка не сходит с лица, когда она заканчивает. — Тебе следует глубже изучить магловскую медицину.       Малфой обиженно отдёргивает ладонь.        — Тупые у тебя шутки, кудрявая.       — Да ты что?       С торчащими тампонами из носа Малфой похож на Багза Банни, и она, не удержавшись, издаёт еще один смешок.       — Что ещё? — угрожающе восклицает Малфой. — Хватит!       Она представляет длинного зайца и улыбается.       Малфой переводит на неё обеспокоенный взгляд, и тампоны из носа падают, когда он шевелит ноздрями. Она сдавленно хихикает, и Малфой сводит брови на переносице. Сейчас он похож на грозного буйвола, и от этого ей становится ещё веселее.       — Когда-то ты называл меня бобром, но сейчас ты в точь-в-точь кролик из детского мультика. Не забавно ли? — она делает импровизированные ушки над головой и вставляет две новые ватки в нос, приподнимая верхнюю губу. — Грызун Малфой, хаха! Но и хорёк ничего.       Малфой опирается подбородком об руку, вздыхая и вставляя тампоны обратно. Краем глаза она замечает, как он улыбается уголком рта:       — Один-один, Грейнджер.       Гермиона хмыкает, складывая руки на коленях и проводя по ним несколько раз. Она вспоминает, зачем пришла сюда.       — Покажи мне медальон, Малфой, — уже серьёзнее говорит Гермиона. — Где он?       Он внимательно смотрит на неё, прищуривается и хитро бросает:       — Покажу, если честно ответишь на один вопрос.       — И ты вот так просто отдашь его мне?       Их прерывает звонкий голос Гарри с кухни:       — Эй, спускайтесь, ужин готов!

После пробуждения прошло: 2 дня 19 часов 30 минут

      Сумерки пропитаны промозглым воздухом, а солнце скрывается за горизонтом, но Гермиона впервые за долгое время ощущает себя в безопасности, слушая, как скворчит дерево в разожжённом костре. Пальцы до сих пор жирные от ужина, но ей все равно. Главное — они целы и не бегут от тварей или стихийных бедствий.       — Завтра нам надо исследовать это место: вдруг найдутся еще люди, и мы сможем понять, на какой части материка находимся. Предлагаю вначале двигаться по берегу, — с уверенностью в голосе вещает Гарри. Собравшиеся оборачиваются на его предложения.       Невилл всё ещё отстранён и погружен в свои мысли. Джинни весь день отсиживается с Луной, пытаясь вернуть ей разум, поэтому приходит к костру только на пять минут, чтобы собрать для них еду. Малфой хмуро молчит, уставившись на пламя. Справа от него Блейз в очередной раз прикладывается к фляжке, а Панси сидит у ног Гарри, задумчиво пропуская через пальцы песок.       Живот Гермионы впервые за долгое время полон. Жаренная на костре рыба после питания консервами в течение двух дней кажется лучшей едой в мире. Её глаза слипаются, пока жар от костра греет лицо. Она трет руки, подбираясь ближе и греясь. Кто-то накрывает её плечи пледом, и Гермиона видит опухшее лицо Малфоя сверху.       Что ж, чувствуется, чаша сюрпризов на сегодня уже перелилась.Он садится рядом, скрещивая ноги. Гермиона откашливается и отодвигается, но плед не снимает.       — Поттер, может, нам лучше разделиться? С горы будет лучше видно, что есть в округе, а часть пойдет по пляжу.       — Почему бы и нет, Малфой. Да, давайте разделимся.       — Я хочу в гору, — сразу же вызывается Гермиона, наблюдая, как несколько искр от огня тлеют в воздухе. — Можно встать пораньше, чтобы успеть вернуться до темноты.       — Одна? — Гарри оглядывает присутствующих.       — Я пойду с ней, — заявляет Малфой, и Гермиона проклинает его про себя. О, Мерлин, зачем? Ей ни к чему он, мало ли что случится во время их совместного времяпрепровождения.       — И я, — поднимает руку Невилл. Ещё лучше. Полноценный отряд опеки. Гермиона закатывает глаза.       — Можно я пойду одна?       — Слишком опасно, Гермиона.       — Ладно.       Если они затеют драку, то она не сможет их разнять. Но гора привлекает больше, чем полоса песка, поэтому, наверное, ей не избежать завтрашнего дня.       — Лонгботтом, ты чуть не угробил нас из-за своей боязни высоты на маяке, — фыркает Забини. — И ты хочешь тащиться в гору?       Точно. Вот так даже лучше. Пусть Забини пойдет вместо Невилла, и у нее хотя бы будет шанс не метаться между двух придурков, меряющихся тестостероном.       — Плюс! Вы же чуть не убили сегодня друг друга, Лонгботтом, — Панси прерывает своё молчание, поднимая глаза на Гарри. — Считаешь, это адекватно отправлять их с Грейнджер, Поттер?       — Всё в порядке, — тихо говорит Невилл. — Малфой и я во всём разобрались. И я не так уж боюсь высоты.       — Ага, конечно, — бросает Забини, вскидывая руки. — И не ты застыл на маяке в ступоре, пока твари пытались нас сожрать!       Малфой открывает рот, чтобы вставить слово, но затыкается, когда Гарри переводит на него угрожающий взгляд.       — Невилл, ты уверен? — переспрашивает его друг, внимательно рассматривая Невилла.       — Абсолютно, — говорит Невилл себе под нос.       — Решено, завтра с утра вы заберётесь на гору, — он выдыхает. — Паркинсон, Забини и я отправимся по линии пляжа. Думаю, Джинни останется с Луной. Она так и не пришла в себя.       Гермиона закусывает губу, вспоминая подругу. Интересно, как она? Она не видела её с сегодняшнего утра. Наверное, слишком волнуется за Луну. Джинни склонна всегда всё драматизировать.       — Поттер, почему ты всегда всё решаешь и не даёшь мне вставить и слова? — Забини вызывающе бросает Гарри в лицо в попытке завести его, но Гарри в этот раз отвечает спокойно.       — Потому что я трезв, Забини, а ты пьян.       — Справедливо, — вздыхает он, делая еще один глоток из фляги. Мерлин, он хоть на минуту отрывается от этой бутылки?       — Я спать, — встаёт Малфой, отряхиваясь от песка. — Грейнджер, на минуту?       Гермиона вспоминает про медальон и, прощаясь со всеми, пытается успеть за быстрыми широкими шагами Малфоя. Они заходят в дом, и Гермиона зажигает несколько подсвечников, в который раз радуясь найденному погребу в третьем доме.       — Малфой? — оборачивается она. — Где медальон Невилла?        Плед спадает с плеч к ногам.       — Это не его медальон, а мой. Ведь при пробуждении он оказался на мне, а не на нём, — в голосе Малфоя слышатся предвкушающие нотки.       Чёрт бы побрал его ухмылку.       — Не важно, — устало говорит Гермиона. — Давай поскорее закончим с этим, да?       Малфой вытаскивает цепочку из-под одежды. Та закручивается, притягивая взгляд. Медальон куда больше, чем она себе представляла. Скорее, это сосуд — интересная деталь. Малфой протягивает ей раскрытую ладонь, и Гермиона недоверчиво касается холодного металла, чтобы через секунду забрать его.       — Твой вопрос, — тихо говорит она, чувствуя, как из легких выходит весь воздух.       — Ты ведь можешь просто уйти.       — Но мы договорились, разве нет? Или ты передумал?       Малфой приближается к ней, убирает выбившуюся кудряшку с лица за ухо и задевает пальцами щёку. Место прикосновения приятно горит. Его лицо становится задумчивым и спокойным.       — Сегодня с утра, в той комнате… — он приоткрывает губы, будто раздумывает о чём-то. — Ты... Ты хотела поцеловать меня, Грейнджер?       Гермиона замирает, чувствуя, как от удивления расширяются глаза и сердце прыгает до уровня желудка.       Шёпот Малфоя разносится по пустой комнате: — Ты бы поцеловала меня?       Гермиона сглатывает, и их взгляды встречаются. Что он хочет доказать ей, и зачем ему это? В этот момент ей больше всего хочется уметь лгать, но она точно знает, что это единственный навык, который она никак не может отточить до совершенства.       Солги, просто солги, Гермиона. Он даже не поймет.       Гермиона закрывает глаза, издавая грудной раздражённый стон, и открывает их снова, натыкаясь на прищуренный взгляд Малфоя. Ей хочется накинуть на себя мантию-невидимку и сбежать подальше отсюда, а не впадать в ступор от вопросов, пытаясь соображать на ходу, как бы выкрутиться. Она ждёт ещё несколько секунд и не выдерживает.       К чёрту! Она никогда не умела врать. Это не в её характере.       — Да. Доволен?       Малфой улыбается, на щеках показываются две глубокие ямочки.       — Меня устраивает.       Перед тем, как скрыться в проёме, Гермиона останавливается и спрашивает.       — Почему ты отдал мне медальон до того, как получил ответ?       — Грейнджер, в глубине души ты хотела знать ответ так же сильно, как и я.