Море в клетке

Ее голос ворвался в мой разум, будто раскаленная игла. Но все началось не с этого. — Убийство с помощью пси-магии — это, наверное, самая простая вещь из всех, которые можно сделать, — рассказывал Марек таким будничным тоном, будто учил намазывать масло на хлеб. — Каждое сознание состоит из тысячи нитей, и все, что тебе нужно — это порвать несколько. Разорвать чужое сознание изнутри. Убийство без крови, без боли. Что может быть ужаснее? Не разорвется ли мое сознание вместе с чужим? Он поставил прямо передо мной на ободранный стол прозрачную банку, в которой билась о стенки полусонная муха. Где он нашел ее посреди зимы, я даже спрашивать не стала. — С этим проще. Она маленькая, и все, что тебе нужно — уничтожить все ее нити. Чем больше и организованней сознание, тем избирательной надо быть. У больших существ рвать все нити — слишком энергозатратно. Тебе придется научиться отличать нужные, но об этом позже, а пока… — он постучал пальцем по стеклу, и звук вышел такой глухой и безжизненный, что я невольно вздрогнула. Взяла грязную банку, взглянула сквозь мутное стекло на это маленькое существо, не знающее, не понимающее, и в горле у меня пересохло. Почувствую ли я то, что чувствует оно, когда умирает? — А ты… ты уже делал так? — слова будто царапали горло, раздирали, так не хотелось мне говорить. Посмотреть на Марека я не решилась — что я увижу там, в его глазах? — С мухами — да. — А с аспидами? — Только кролики. Этому тебя должны были научить в Корпусе. Кролики? Так мне потом придется перейти на кроликов? Маленьких, милых и пушистых… Всего лишь чтобы научиться убивать. Они должны умереть, чтобы я могла выжить. Одна жизнь — одна ступенька. И с каждым шагом остаётся все меньше души. — Не хочу я убивать кроликов. Я всё-таки решилась посмотреть на него и пожалела. Этот Марек уже не улыбался, и, казалось, даже веснушки его потускнели. Он тоже не хотел. — Я не могу рисковать, сражаясь рядом с нетренированным пси-магом. Ты запросто можешь меня прикончить или искалечить так, что лучше бы я умер. Так что если ты не научишься управлять этими силами, придется использовать только те, в которых ты уверена. Голос его звенел от стали и боли, и я вдруг вспомнила, как он потерял своих родителей. Он и его сестра. Когда мы сидели в подвале, его дом облепили крылатые твари. Тогда порвалась железная сеть над городом, которая вообще-то должна была сдерживать их. Но стая оказалась такой огромной и такой голодной, что смела все преграды как ветер сметает сухие листья. — Как думаешь, сеть порвется? — я все ещё рассматривала муху, не в силах ее убить. — Конечно, порвется. А теперь… — он постучал по банке, и муха забилась о стекло. В горле пересохло. Не хочу никого убивать. Что если я потом сама умру от чувства вины? Все началось с криков в ночи. — Помогите… Помогите! Кто-нибудь меня слышит? Я слышала, но мне стало страшно. И кричавшая девушка почуяла этот страх. Я знала ее голос. Я знала эти безумные глаза, хотя на самом деле… может, просто он видел их более безумными, чем они были? — Ты меня слышишь? Я знаю, что слышишь! Помоги мне, помоги мне! — Я слышу тебя. Но я не могу тебе помочь. Что я могла сделать — та, которая не знает ничего? — Они говорят мне о крови… о сердце, которое так легко остановить. Они хотят почувствовать, как это. Хотя остановить мое сердце. Что мне делать? Что мне делать?! Ментум затрясся от ее криков, и я отпрянула. Как она нашла меня? Как бедная сумасшедшая Софа нашла меня? — Он обещал, что все будет хорошо… он сказал, нужно сосредоточиться, и все пройдет… ты слышишь их? Слышишь эти голоса? — Слышала, но они больше не возвращались. — Они вернутся! Вернутся! И тогда тебя заберут туда же, где и я! Уходи! Уходи! Это моя комната! И она рассмеялась, и ментум пошатнулся от ее безумия, и что-то во тьме зашептало: «Мы придем…когда ты убьешь…» Кого убила Софа?