Он мечтал быть архитектором

      Аэропорт Палермо встречает Десятое поколение шумом и гамом толпы, жарким солнцем и чистым небом. Людское море вокруг них живёт своей жизнью, куда-то спешит, куда-то торопится, распадается на отдельные группы и сливается в общем потоке. На его фоне разношёрстная компания подростков, детей и их сопровождающих в дорогих чёрных костюмах легко теряется.              - Соберись, Ёши, – улыбается Реборн, сидя на плече молодого Истинного Неба. – Совсем скоро ты официально примешь главенство над Вонголой. Выше нос.              - Хорошо, Реборн, – невысокий мальчик с непослушной каштановой шевелюрой кивает, приподнимая уголки губ в ответной улыбке, немного грустной и печальной. – Ты ведь будешь рядом, чтобы присмотреть за мной?              - Разумеется, – мужчина прячет довольную ухмылку в тени полей федоры. Приятно, когда тебя признают и считаются не только из-за громкого титула Сильнейший.              Он греется в нежных объятиях ласкового небесного пламени, ловя янтарные отблески гармонии в глазах цвета молочного шоколада, и на память против воли приходят глаза другого человека. Стылый холод застывшей глины с колючими огненными искрами, полный презрения ко всем, кто попадает в поле зрения. Надменные и колючие, недоверчивые глаза дикого зверя.              Реборн мысленно кривится, как от особо омерзительного вида дерьма на ухоженной лужайке. Воистину, в семье не без урода. Лучший киллер незаметно передёргивает плечами. И с чего вдруг ему вспоминается Иетсуна? Негодный засранец до сих пор не вышел из глубочайшей комы, с тех пор, как решил погулять в окно больницы головой вниз. Так и остался лежать овощем в клинике Намимори. Его даже Шамал в чувства привести не смог, что уж там о гражданских говорить.              Мужчина в теле младенца поджимает губы и поглаживает зелёного напарника по кожистой спинке кончиками пальцев. Всё к лучшему, не пришлось разыгрывать фарс с Конфликтом колец. Самовлюблённый мальчишка заслуживал хорошенькую трёпку, но стукнуть его об Варию было бы слишком жестоким, как бы к нему Реборн ни относился. А так… даже если он и очнётся когда-нибудь, Еши будет уже признанным наследником. И Иетсуна, а вместе с ним и Емицу, могут катиться со всеми претензиями к Вендиче. Никто не посмеет смещать выбранного Кольцами избранника.              Чёрные бронированные машины принимают в себя пассажиров, сложившийся костяк новой Вонголы, но Ёши отчего-то мешкает пару секунд, неловко спотыкаясь, неуклюже улыбается под умилёнными взглядами охраны. В эти заветные пару секунд где-то звучат неслышные с огромного расстояния четыре выстрела, ложащиеся точно в цель.              В лоб. В сердце. И в запястья.              Среагировать не успевает даже Аркобалено Солнца.              - Ёши!              - Сиело!              - Босс!              - Джудайме!              Их крики сливаются в какофонию, все приходят в движение, закрывая упавшего навзничь мелкого щуплого подростка, несколько охранников срываются в направлении крыши, с которой стрелял неизвестный снайпер. Все понимают, что после такого не выжить, после такого не встают даже пламенные, даже если каким-то чудом не погибли сразу. Но тело на асфальте вздрагивает, с сипом выгибается и заходится в судорожном кашле, втягивая сквозь зубы такой желанный, невероятно нужный воздух.              - Х-холодно! – почти плачет мальчик, от которого вдруг совсем не чувствуется Пламени.              Реборн отталкивает от ученика почти истерящего Хаято и, не сдерживаясь, рычит, сплёвывая отборнейший итальянский мат. Вокруг лба и запястий Тсунаёши формируются тонкие обручи прозрачного и нереально холодного льда. Льда Посмертной Воли. Легендарная секретная техника Точки Прорыва Нуля Первого Вонголы.              Кто мог?! Ведь даже Ёши не освоил этот сложнейший приём!              На опустевшей крыше сиротливо и насмешливо остался лежать маленький прямоугольник кремовой бумаги, по центру которого небрежным, идеально выверенным почерком было выведено всего одно предложение.              “Счастливо не подохнуть от ломки!”              ***              Он никогда об этом не говорил, не испытывал ни малейшего желания признаваться, но до Вонголы, до Реборна, когда Тсуна на весь город слыл неудачником и неумёхой, у него была мечта. Слишком претенциозная для такого глупого и не амбициозного ребёнка, как он. Но была. Он мечтал стать архитектором. Его завораживали огромные готические соборы и высотные, тянущиеся к небесам небоскрёбы из стекла и бетона, древние греческие храмы и монументальные постройки шумерских и египетских цивилизаций. Он задыхался от восторга, разглядывая дворцы китайских династий и комплексы персидских городов, заглядывался на фотографии пирамид майя и городов ацтеков. Все они будоражили в нём что-то забытое, спящее в крови и пузырящееся возбуждением при одной только мысли о них.              Казалось бы, при такой мечте ему жизненно необходимы были математика, геометрия и физика, по которым он стабильно получал наименьшие оценки из возможных. И где-то в глубине души Тсуна знал, что, если подналяжет, выучит всё от и до, если ему потребуется. Но проблема была в том, что ему не требовалось. То, что потом Реборн назовёт Гиперинтуицией Вонголы, помогало расставить блоки, пусть даже карточной колоды так, что они не падали. Когда он задавался целью, отрешался от мира, Тсунаёши воздвигал в своей комнате поистине грандиозные конструкции из карточных домиков.              Позже, Верде ему объяснит, что, на самом деле, у него потрясающий интуитивный математический потенциал. Он мог просчитывать всё то, что считается высшей математикой, у себя в голове. Просто соотнести эти расчёты с бумагой не получалось. Он не умел переносить мыслеобразы в цифры. Но считал, где-то в подсознании, каким-то изуверским, абсолютно ненаучным способом. Там, в его голове, словно стояла языковая разница. Иной ассоциативный ряд. Как глухому почти невозможно верно воспроизвести звуковое слово, так Тсунаёши не мог записать свои расчёты знакомой всем математикой.              Став боссом, мечта, как и многое другое, отошла назад. Исчезла из жизни, прорываясь только карточными домиками на рабочем столе. И ледяными конструкциями, до усрачки нервировавшими Занзаса в редкие визиты к нему в кабинет.              Изо льда посмертной Воли, на самом деле, можно было многое создать. Идеально ровный блок или действующий автомат, если создавать по одной детали и запчасти, прекрасную статую, до миллиметра повторяющую творения великих скульпторов, или противотанковый ёж. Было бы желание, была бы Воля. Ведь, по сути, это тоже Пламя.              А ещё им шикарно можно запечатывать Пламя других атрибутов. Куда удобнее и безопаснее той же Печати, что когда-то поставил ему Тимотео.              ***              Тсуна приходит в себя после удачного покушения, – это он знает абсолютно твёрдо, самолёт, на котором он летел, рванул с треском и фейерверком, и были они аккурат над Атлантическим океаном, – и первое, что видит – обеспокоенный взгляд ртутно-серебристых глаз. Глаз Шамана, который в их мире благополучно почил, передав обязанности Хранителя Равновесия, Вендиче. Шикарно.              Тело не болит, но в голове полная каша и явно лишние, чужие воспоминания.              - У Три-Ни-Сетте отвратное чувство юмора… - хрипит он, неловко пытаясь сесть на кровати.              - Ты – её любимое творение, Савада Тсунаёши, – усмехается древнее существо, поддерживая под спину и подавая стакан воды.              - Я ценю, – скепсис в голосе мешается с сарказмом, но сил не огрызаться не было.              Проносящаяся перед глазами жизнь мальчишки, место которого он занял, заставляла желать устроить огненный ад всем и каждому, начиная с папаши и заканчивая мальчиком-цветочком Ёши, от которого блевать тянуло даже в воспоминаниях. Так, блять, не бывает. И к Бьякурану непонятную поебень с Истинными Небесами, неужели нельзя включить мозг и подумать, что такое в мафии загнётся? Тсунаёши, конечно, и сам в юности, по словам Хибари, только пушился и казался милым, трусливым котёнком, но котята имеют тенденцию вырастать в хищников, а это? Больше, чем на амёбу-паразита, не тянуло в принципе. “Это” не смог бы воспитать даже Реборн, если бы хотел.              А тот явно не хотел. У того разжижение мозга на фоне вкусного кофе и тёплого пламени. Как и у всех мафиози, что окружают его местное отражение. Или это воплощение? Блять.              - Тебе нельзя убивать местного Саваду Тсунаёши, – как бы между прочим роняет Древний, и Тсуна скрипит зубами.              У него в голове ещё даже не начала формироваться эта идея, а его уже притормаживают. Впрочем, не зря репетитор его мира утверждал, что наказать противника можно не только смертью. Смерть в большинстве случаев все проблемы только решает.              ***              Ломка начинается спустя пару часов. Пламя Ёши запечатано, и даже силой Пламенной радуги они не могут растопить эти чёртовы ограничители. Они все бесятся, злятся и нервничают, бегая по особняку, в который всё-таки доставляют слабого, бледного и едва способного шевелиться мальчика. Гокудера нервно курит, замерев у открытого окна в комнате будущего Десятого, перебирает плетёные фенечки на тонких запястьях в почти истерическом припадке. Он не может и не хочет оставлять своё Небо одного. Остальные расселись по углам, кто где.              Шоичи и Спанер перерывают записи камер, отслеживают входы и выходы аэропорта, в надежде найти стрелявшего, но всё бестолку. Верде вызван по горячей линии, Вария рассредоточивает охрану по периметру особняка, а Реборн… Реборн впервые с момента встречи с Ёши чувствует какое-то странное, брезгливое недоумение. Какого хуя тут происходит и чем он занимается?              И это только первый звоночек.              Вторым становится Занзас, недоуменно смотрящий на Ёши, когда тот просит с ним немного посидеть. Приёмыш Девятого, едва не матерясь, вылетает из покоев, сжимая свои пистолеты с такой силой, что, кажется, ещё чуть-чуть и треснут.              Мозги становятся на место со скрипом и мигренью, как от сильного перепоя, длящегося несколько недель, или отходняк от травки. У большей части взрослых мафиози в голове только один вопрос:              “Какого, блять, хера?!!”              Что за няньканье детского сада они тут устроили?! Верде, матерясь не хуже Занзаса, притаскивает свои разработки, пичкая начинающих отходить людей стабилизаторами и седативными, чтобы никто на нервах не пристрелил крысёныша, свернувшего им всем мозги набекрень на зависть любому Туману...              Куфуфукающий Рокудо растворяется в дымке своего атрибута раньше, чем его успевают поймать, но это меньшая из их проблем. Потому что из одиночной палаты пропал коматозный Иетсуна.              ***              Тсуне на истерику Королевской семьи глубоко наплевать. Он воздвигает ледяные дворцы из Посмертной Воли, смешивая Древний Египет и Шумер. Выкладывая фрески из кусочков разной прозрачности. Древний Шаман смеётся и учит его давно мёртвым языкам, чтобы нанести нужные слова на стены и потолки.              Они живут на каком-то далёком необитаемом острове, и творение Тсуны каким-то образом должно решить проблему Равновесия и Проклятия. И это намного интереснее, чем быть Десятым кровавой Семьи.              Он подумывает о создании линейки ледяного оружия. Пламенники будут в восторге, а перекошенная рожа Тимотео наверняка скрасит ему не один вечер.