Староста Том Реддл

Он проснулся, когда его потянули из ледяного ложа две огромные руки и прохрипел: — Хагрид? — В горле застыла слюна. Том попробовал сказать еще что-то, но только язык надорвал. — Безродный! — раздался басистый голос. — Так ты жив? А мы уж ободрать тебя думали — глянь, бледный какой. Горм тряхнул его за грудки, вынимая наружу. Стены, колонны и пол закружились в дымке ; боль пронзила правый локоть, когда Том пошевелил рукой. — Чего, болит? — Гном хлопнул его по плечу. — Вот и правильно! Хорошо, что болит. Живые чувствуют боль — не то что мертвяки, хо! Но поглядишь на тебя, и станешь тут сомневаться. Том поднес руку к глазам. Сталь, которой он пронзил сердце Фоули все еще холодила пальцы — белые, точно погребенные в снегу. Тонкая, выпитая до кровинки кожа просвечивала костями, а у ступней, изувеченных Гвиндирром, лежал, умирая, дементор. — Что… — хрипнул он. — Что это? — А я почем знаю? Хо! Мне казалось, из нас двоих колдунец ты, Безродный. Щель, черная и беспроглядная, смотрела на него с лоснящегося, полного струпьев лица и все еще тянула воздух, жадно всасывая, точно комар, охмелевший от крови. Тому вдруг вспомнились острые пальцы на шее, воронка, оттягивающая губы и этот долгий, страшный звук… “Он поцеловал меня — ошибки нет. Это точно не сон” — Повезло, милсдарь. — заметил гномский сквайр, стоявший невдалеке. — Наземники говорят, от ласк эдакого мертвяка уж не подымаются. Тот, мол, душу забирает, а без нее ты почитай как и не жилец. — Хо! Душами значит он кормится? Поганый… — Да, поганый, — Вид корчей дементора вызывал у него омерзение, но Том заставил себя не отводить взгляд. “Чего гнешься? Ты хотел есть — каково же тебе теперь мое угощение?” — Убейте его. — Сам издохнет — чего огонь переводить. — Убейте. — с нажимом повторил Том. Горм осклабился. — Боишься его, а Безродный? — Он поднес факел к покойце и балахон занялся алым — на мгновение пламя вспыхнуло перед глазами сотней языков. Том заморгал от света. — Хватит медлить. Покончи уже с ним. — Хо! Да наш Безродный стал по видимому еще и Бездушным? Посмотрев в огонь, Том содрогнулся. Хрип дементора перешел в вопль, а затем угас, слившись с ветром, завывающим в тонких трещинах магического льда. Руки его так и порхали, истончаясь, подобно мотыльку, угодившему на самый кончик свечи. “Хватит с меня”, — решил он и толкнул мертвяка в яму. Белые цветы зажглись вместе с ним и полыхнули чадящим костром посреди залы, отгоняя тени, расползшиеся вокруг. Только теперь Том понял, что битва кончена. — Дамблдор, Геллерт… — вырвалось у него, когда он глянул на обугленные останки, разбросанные по стенам. — Где все!? — Эти вон? Мертвы. Чего, не видишь? — Горм пожал плечами. — А! Ты про того колдунца с белой бородой… — Да, да, черт возьми! — Одна только мысль о Дамблдоре причиняла ему боль. — Что с ним? — Старик колдовал огонь, — объяснил сквайр. — Мы, милсдарь, от того выхода только и видели, как он обратил мертвяков пеплом, а живых так исжарило, что эвон какие стали. — Тут он встряхнул сапог; с подошвы сошли лоскуты почерневшей кожи. — Ремн дура Данн!* Счастье, что нас не задело. — Что потом? — Сам видишь. Нас засыпало. — Белобородый тот, кажись, сжался еще, — Оруженосец взмахнул руками. — Вон эдак он, значит, Геллерта-то схватил, милсдарь, да и ухнул в водоворот. Точно скрутило их вместе. “Трансгрессия. — мгновенно понял Том. — Но как?!”. Аврорат разомкнул сеть по всей Европе еще с начала войны. Разве что… — Сколько я тут пролежал? — Не обольщайся, Безродный. О тебе мы в последний черед подумали. “Кто бы сомневался”. Ощущая пульсирующую боль в руке, Том, однако, заставил себя встать. — Великан и девица, что были со мной, — напомнил он. — Кто-то из ваших наверняка нашел их… — Это какая еще девица? Хо! Та, что ты прихлопнул? — Горм повертел кинжал в руке. Кровь, высохшая долгим ржавым пятном, все еще темнела на краю стали. Ее кровь. — Славный клинок. Отец мой выковал его прямо из Двуокой башни, знаешь? Том безразлично пожал плечами. Не пытаясь продолжить разговор, они с Гормом принялись разыскивать своих людей. Многие нашлись среди мертвых, Венгест, сын Хрольфа, лежал в круге иссохших останков — без руки, отсеченной ниже локтя, вокруг него распростерлась дюжина сквайров. — Досадно. — сказал Горм. — Мне нравился этот придурок. — Они убили Друмма, сына Дайна и Брена, сына Грутри. Действительно, рядом валялась еще пара тел, но Тому их имена ни о чем не говорили. — Человека ищи. — поторопил он. — Ишь раскомандовался, Безродный. Кто она тебе? “И в самом деле, кто?”. Руки его тряслись, и он едва заставил себя наклониться над останками. Темный Лорд не знает страха. Тела — те что каким-то чудом избежали огненного смерча — валялись скрюченными у разбитых камней и за выступающими как шипы колоннами. Там же была и Кетти. Он нашел ее у подножия расколотой арки, в тенях, собравшихся от дюжины магических стел и резных чудовищ. Утыканная стрелами, девица распростерлась на полу, и Том решил, что та мертва. “Глупая. — взгляд его метнулся к груде костей напротив: видно, перед кончиной она рванула на лучников, целящих в него. — Глупая. Дуреха. Зачем так? Зачем?” — Зачем? — вдруг спросил он по-настоящему, склонившись над ней. К его удивлению, из глотки девицы раздался хрип: — Мой Лорд… — Приоткрыв веко, затекшее от крови, Кетти, казалось, впервые заметила стрелы в своем теле. — Я знала, что ты придешь. Мой Лорд, мой владыка… Пожалуйста, ближе. Хочу видеть твое лицо. Когда Том присел рядом, девица улыбнулась ему мокрым, красным ртом: — Грязно я подыхаю, да? — Рукой, она привлекла его к себе, и их губы соединились. Том постарался не сплюнуть, когда раздвоенный язык защекотал в нёбе медным привкусом крови. — Дикий волчонок, — сказала Кетти, когда ему все же удалось отпрянуть. — Но хоть так попрощаемся — все лучше, когда ты смотришь. Все в этом мире лучше… Я ведь даже не успела сказать тебе спасибо, мой Лорд. Он глянул на нее как на безумную. — Что? — Спасибо… За то что показал мне, каково это: жить с целью — не ища оправданий, не извиняясь за силу перед драккловыми неженками. Спасибо тебе, мой Лорд. За рыцарство, за метлу, за бессонные ночи. А пуще всего — за надежду. “На скорую смерть разве что”. Лицо ее было белее молока и веснушки проступали на нем подобно укусам какой-то черной твари. Том положил руку на плечо девицы. — Не надо. — Сказав это он понял, что она ждала от него совсем других слов. — Мой Лорд жесток, — Улыбка ее была столь же ужасной, как и рана; зубы потемнели от крови. — Мне, знаешь, малость неудобно будет… сказать это еще раз. — Что сказать? — Ae Oaess-Assea Ssi. — прошептала она, смыкая веко. — Oaess-Assea Ssi.** Слова повернулись в животе Тома ударом ножа. На мгновение он потерялся. Ему было трудно заставить себя осознать сказанное. А потом пришла боль — глубокая, совершенно из ниоткуда. Грудь неприятно кольнуло. — Хо! Окочурилась девка твоя? — Горм, звякая доспехом, подошел к нему со спины. — Не унывай, Безродный. У тебя, кажется, еще один друг есть. Как его там… Хаггерт. “Он мне не друг.” — Неважно. Великан ценности не представляет, а она — да. — Эка ценность. — скривился гном. — Слепой ты что ли, Безродный? Мы, почитай, в самом загашнике Геллерта — тут и поважнее вещицы найдутся. Золото например. Хо! Камень Всемогущий, как я люблю золото! Представь, Безродный: Драгоценные камни, алмазы, белее самих звезд, самоцветы из недр со всего Континента — все, что этот сукин сын успел насобирать за жизнь… Все, все… Все мое! И те колдунские штуки — они тоже. — Артефакты? — Том выгнул бровь. — Называй их как хочешь, Безродный. Фарин, сын Дурада нашел там, наверху книжицы. Черные книжицы. Склянки еще, пузырьки всякие с гадостью какой. Опасные такие. Глянуть хочешь? “Да, — хотел бы сказать Том. — Да, веди меня отсюда скорее”. Но вслух выдавил только: — Прочь. — Как ты со мной разго… — Прочь иди. Мне до тебя дела нет. Вернешь Нотта как обещано и закончим на том. Больше нас ничто не связывает, Горм, сын Таннреда. Закинув назад голову так, что чуть корона не слетела, гном расхохотался. Злобное эхо со звоном пронзило тьму. — Хо! Башку б тебе снести, Безродный. Маковка эдакая прям на пику просится, ишь как просится! Но ладно. Дурам-венн!*** Сегодня у меня хорошее настроение. И будь покоен, слово я держу: забирай белобрысую и дуй из моего королевства. Том все еще оставался на одном колене, опустив глаза к девице. — Камень Всемогущий, — пожаловался Горм. — Да что с тобой не так, Безродный? — Я — Лорд Волан-де-Морт. — Он шевельнул оперение стрелы, пронзившей ее грудь. — Отныне ты и тебе подобные будут звать меня именно так. А прочие убоятся даже этого. Выдохнув, Том простер руку над телом. Аметист, черный как сам грех, блеснул на перстне багровыми разводами. Геллерт сказал, он дарует силу. “Ты ведь знаешь, — вспомнилось ему. — Знаешь, что за камень туда вправлен?” “Дары Смерти. — отвечал ему Маска. — Грин-де-Вальд бы с радостью сжег половину Европы за один из таких… ” Что ж, если он и вправду так силен, то этого будет довольно. Раскрытой ладонью Том очертил круг и с силой надавил на грудь девицы. Без всякого огня, тени заколебались и исчезли, оставив лишь треснувший пол, стрелы и лужу стынущей крови под ней. Мир же вокруг запульсировал. Стекло, не вбиравшее отражений, провалилось в матовый мрак, а затем словно вылезло изнанкой, обнажив края всех вещей. Жидкая гладь оползала по ним долгими зеркальными ручьями. Он запустил руку в плавящийся омут. — С-спасибо. — протянул кто-то, когда Том начал вытаскивать хрустальную тень из посмертия. Руки вязли в сальной воде, а два глаза, больших, золотисто-желтых, щурились на него сквозь пелену отражений. — После благодарить будешь. — Подняв змеящийся хребет, он мысленно представил место, куда хотел отправиться. — Нас уже ждут… Том крутнулся на месте и мир поплыл вслед за ним, смазав пол и стекло в вихрь рваных лоскутов. Значит, Горм не обманул: трансгрессия тут и правда работает. Не медля больше ни минуты, он сделал на пробу кувырок — один и другой. Треснувшая гладь отзывалась магией. “Зеркало, — дошло до него. — Вот почему Геллерт так быстро перемещался по Континенту…” Крепко сжав змею, он совершил последний рывок не оглядываясь: — Пора взять обещанное, — сказал он Кетти. Пространство сжалось, поглотило и выплюнуло их в один момент как пасть какого-то огромного чудища. После пришла боль. — Ай, сэр! Слипшиеся образы расходились в глазах долгими красными нитями. Прежде чем упасть, он схватился за плечо какого-то маггла. — Ох, да вы ранены! — На лице его изобразился ужас. — Это что, змея!? Том вскинул руку и ухватил вопрошающего за колено. — Где мы? Какой город? — Город, сэр? Да вы никак контужены. В госпиталь бы вас… Сами на живого не похо… — Он умолк, стоило Кетти обвиться вокруг его шеи. — Лондон, сэр. Ах, Боже, вы в Лондоне! На Чаринг-Кросс! Вздох облегчения вырвался у него из глотки. Том благодарно кивнул. — Obliviate! В Косом переулке все оглядывались на них, а один из беженцев так и уставился белыми глазами, точно привидение увидел — Том отшвырнул его в сторону. Кое-кто поглядывал на его босые ступни и рубаху: он знал, что они думают. Другие отшатывались, стоило подойти ближе — впрочем, и это мало его удивляло. Пару раз за ними увязывались по переулку, чтобы только сказать полушепотом: — Не может быть. Он жив? Жив… — Том Реддл? — …удалось. Как? Людная прежде мостовая оказалась странно притихшей, когда Том вышел на нее. Толпа собиралась у развилки на площади Гринготтса. Дома, точно в горячечном сне пестрели розовыми, лиловыми и янтарными тонами; с кричащих плакатов сходили свежие краски. — Геллерт Грин-де-Вальд побежден! Нурменгард пал! — горланили стаи газетчиков на каждом углу. — Магическая война окончена! Громовещатели, разрываясь на тысячи клочков, осыпали дорогу хлопьями бумажного снега. — Награда нашла героя! Дамблдор представлен к ордену Мерлина! Церемония состоится в главном зале Министерства Магии сегодня! Читайте в свежем выпуске “Ежедневного пророка”! Награда нашл… — сдавив кричалку, Том испепелил ее в собственных руках. ”Воистину, героя… Ты без меня не сделал бы и шага, старик. Вот значит, каков он, вкус победы.” Четверо мальчишек, похожих на первогодок, пробежали, разбрызгивая лужи. Кто-то из взрослых обругал их, но все без толку. Улица стала прибавлять народом, чем ближе они подходили к министерскому кварталу. Том пошел вслед за отстающими. — Директор Диппет, — сказал он оказавшись за спиной какого-то клерка из Министерства. — Как мне его найти? Тот обернулся на ходу. — Мерлин милостивый… Что с ва... Это что, кровь? — Директор, — напомнил Том. — Где он? — В Ми… Министерстве, сэр. На церемонии. Вы уверены, что вам не нужна помощь? Выглядите… — Знаю я как выгляжу. — Он толкнул его в бок. — Поди прочь! Все двигались в одну сторону, все торопились увидеть Дамблдора. Кричалки слышались громче, зазывалы краснели от натуги, и Том прибавил шаг, в надежде застать профессора еще до начала торжеств. Нога, надкушенная драконом болела так, что он едва держался прямо. Прикусив губу, Том хромал вперед, прислушиваясь к взволнованным голосам. — …великая битва, приятель. Мерлином клянусь, я будто слышал звон магии, разнесшийся над всем Хайгейтом! — Врешь ты все, Освелл. На чем же, скажи, они сюда прилетели? — Я слыхал, на драконе! — А я слыхал, что лепреконы золотом под дверь срут. Не верь всему, что тебе лопочут. — Вот именно! Именно! Потому что дуэли не было! Все так, господа: мне друг из Министерства нашептал, что Геллерт, мол, сам сдался. Вытащил из кончика палочки белый платок, да и пропал с концами. — Так и пропал? “Пророк” пишет, его арестовали. — А я говорю: пропал! Коли было иначе, где его колдографии, а? Никто их не публикует — ни в одной газете! — Изуродован, быть может… — Интригу держат. — Дурни! Убили они его. Когда Том достиг улицы Улика Гампа, толпа сделалась сплошной. Он позволил людскому потоку унести его к подножию лестницы, где начиналось действо. Мраморный акротерий Министерства сиял, лаская в сизой дымке образы волшебников, сотканные из дыма. Пять первых Министров магии смотрели на него из глубины впалых глаз и пять мракоборцев стояли, перегораживая ему путь. — Сэр! — окликнул тот, что посередине. — Это что у вас такое? С животными нельзя — оставьте тварь на выходе. Том скривил рот. — Я — Староста Хогвартса. — Мне-то что? Правила для всех одни. “И это мне говорит министерская пиявка?” Пальцы его непроизвольно сжались в кулак. — Послушайте… — О! Мистер Реддл! Мистер Реддл, вас-то я и искал! — Из-за спин часовых выступил молодой человек. Двигался он невероятно легко, мантия, выделанная из тончайшего шелка, так и колыхалась на ветру, а на плечах сверкали нараменники в виде вороньих перьев. — Мистер Блэк… — Прошу, зовите меня скромнее: Спаситель. — С непринужденностью знатного лорда, он постучал тростью по ноге стража. — Давайте уже, пропустите его. — Сплюнув, мракоборец нехотя отошел в сторону. — Мистер Реддл, я слышал, вы погибли… — От кого это, сэр? Поллукс Блэк опустил на его плечо ладонь: — Дохлый Отдел тайн нашептал, но, как я вижу, напрасно. Видите ли, гости с Континента у нас тут редкость. Моя Вальбурга вот места себе не находит, все о вас, да о вас трещит. По уши влюблена, дурашка. Глупенькая. Не знает, кто вы — до сих пор не знает! Белая как простыня, локти в кровь исцарапала. Мается. Тоскует… Вы ведь так и не ответили ей на последнее письмо, а? Неважно! — Блэк присел перед ним на одно колено. — Все неважно! Неважно, мистер Реддл, ведь передо мной вы! — Зачем я вам, сэр? — Еще спрашиваете! Вам нужен Диппет, верно? Я сгораю от нетерпения увидеть лица этих хрычей, когда он сделает вас профессором. — Так, выходит, Слизнорт рассказал вам… — Неважно кто что рассказал. Неважно, мистер Реддл! Сейчас ничего не важно! — Он повлек его ко входу. — Пойдемте: Судьба ждет. — Почитаешь “Пророк”, так ждет она лишь Дамблдора. Блэк как-то рассеянно улыбнулся. — О, бросьте! Эта история всегда была вашей — вы просто этого не знали… Армандо Диппет стоял на кафедре великого чародея перед двумя изогнутыми лестницами, увенчанными головами сфинксов. На нем была богатая мантия, отороченная мехом, со звездами, вышитыми серебряными нитями по краям, и дублет из серого бархата, отделанный алыми и лазурными квадратами. Том еще не видел Директора таким худым, лицо его исказила мука. Казалось, он постарел на целую сотню лет. Внизу, перед вознесенным мраморным помостом, теснились волшебники, рабочие Министерства и высокие гости. Среди них он заметил Дамблдора, в красном шелке и атласе, с очками-дольками, спадавшими с длинного крючковатого носа. Возле него стоял сам Министр Магии Мун. — Властью, данной мне Магическим Сообществом… — начал он гулким басом, воздев к потолку тоненькие руки. Не дожидаясь конца речи, Том поспешил наверх, к Директору. Зазвучали приветственные литавры; с края залы раздались хлопки, но он не слышал уже ничего. Директор Диппет… Армандо Диппет выступил вперед и жестом благословил нового кавалера Ордена Мерлина. — Мой друг… носи этот титул с гордостью! Толпа взревела, и Том ощутил, как дрогнули сфинксы на лестницах, когда люди навалились чествовать Дамблдора. Мистер Мун с целым отрядом мракоборцев еще как-то пытались восстановить порядок, но все без толку — их было не унять. Скользнув между рядами магов, Том бросился вперед, поднимаясь по ступеням кафедры. Тут кто-то толкнул его в спину и он едва не упал. Волшебники смыкали круг возле центра залы, спотыкаясь и топча друг друга. Том замахнулся палочкой: — Расступись! В сторо… — Том? — Чья-то рука попыталась ухватить его. — Это в самом деле вы? Перед ним оказалось лицо: длинные белые волосы, острая бородка и глаза — бесцветные, почти не отражавшие свет. — Вы живы… Но где Фоули… и остальные? — Мертвы. Я один пришел, сэр. Старик поморщился, как от страшной боли. — О, Том… — Директор стал рядом на колени и обнял его за плечи. — Том, Том… Я даже не в силах представить, что вам довелось пережить. “Верно, не в силах — ты в силах дать мне гораздо большее” — Сэр, смею просить… В это нелегкое время… Если вы раздумывали над кандидатурой профессора Защиты от Темных искусств, то сделайте им меня. — Профессор. — произнес он каким-то мертвым голосом. — Том, вы пережили такое горе… Иные и вовсе не стали бы требовать еще большей ноши. Боюсь, я не смею… — Вы посмеете. — с нажимом сказал Том. Пальцы его жадно впились в мантию старика. — Посмеете, сэр. А если нет, то значит все было напрасным. — Я не понимаю, Том… — В самом деле. — раздалось над ним. Другой старик, мантию которого пересекала ажурная лента, подошел ближе со скорбным лицом. — Вы проделали весь этот путь, познали столько лишений… Никто из ныне живущих не отважится заявить, что ваш подвиг напрасен, Том. Никто… и я в числе первых. — Да, сэр. — сказал Том, глянув прямо в твердые, голубые глаза профессора. — Да. Ведь это моя магия достала вас из тисок Геллерта, помните? Впервые на его памяти Дамблдор побледнел — точно от страха. — До конца жизни буду помнить… — Вспомните сейчас. — Он поднялся, обводя взглядом зал. — Вспомните перед ними! Ведь, сдается мне, я стою здесь не в меньшем праве. — Том… — Это правда, Альбус? — Диппет нахмурил свои бледные глаза. — Правда, что Том говорит? — Да, мой друг, все верно. — Старик обернулся на собравшихся. — Пусть будет известно всем: этот юноша вызволил меня из тюрьмы Геллерта! Если б не он, я бы не стоял здесь с вами. По залу прокатились изумленные вздохи. Мистер Блэк, стоявший все это время у сфинкса, как бы небрежно обронил: — Ну, в таком разе… будет лишь справедливо сделать его профессором. Сами посудите, в парнишке есть мощь противостоять столь черной магии… Лучшего кандидата и пожелать нельзя. Одобрительный шепот так и пошел по рядам. Где-то, словно бы вдали, Том услыхал, как выкрикивают его имя — это и решило дело. — Что скажешь Альбус? — глаза Директора обратились к нему. — Твое слово? Еще никогда на лице Дамблдора не проглядывало такого смятения. Том мог почти поклясться, что чувствовал, как слова застревают в его глотке, как он борется чтобы не выдать своих истинных мыслей перед другом. “Поздно старик”. Говори, или молчи. Желая подогнать события, он поинтересовался с наигранной заботой: — Сэр? Ваше слово? Старик раскрыл рот почти с мукой. Усталые глаза смотрели прямо сквозь него. — О, Том… Вы слишком юны. Блэк меланхолично фыркнул. — Мерлин Всемилостивый, что с того? Разве седины делают могучим? Мне-то казалось совсем наоборот. — Мистер Блэк, я понимаю как Совету попечителей важно… — Не промахнуться с выбором? — Тень улыбки тронула его лицо. — Помилуйте, сэр, я его давно сделал! Мистер Реддл — наилучший кандидат. Он будет профессором. Дамблдор посуровел. — Совет, стало быть, так решил, или вы? — Эх! — Блэк картинно закатил глаза. — Как будто б мы разыгрываем, что это не одно и то же… Но коли сомневаетесь — спросите их. Спросите хоть всех — толку то? Слова будут разные, мысли те же. — Альбус... — Директор приобнял его за плечо. — Если ты знаешь хоть что-то, что может помешать Тому получить это место… — Да. Слова повисли между ними как отравленная сталь. — Да, знаю. Но не заставляй меня говорить это, мой друг. — Сквозь муку, Дамблдор постарался улыбнуться. — Я и так уже потратил слишком много слов… — Глаза его вновь обратились к Тому. — Простите меня, господа. Простите, если сможете… Том до хруста сжал пальцы: — Как это понимать, сэр?! — Признаюсь, Том, мне трудно причинить боль ближнему, пусть и ради великой цели. — Старик с отвращением глянул на его руки. — Не то что другим… Дамблдор развернулся и пошел прочь; волшебники расступились перед ним. Лишь когда пажи закрыли за профессором огромные, дубовые двери, Том услышал смущенные голоса, неловкие вздохи, шорох мантий… — Ах, да во имя Мерлина! — нарушил молчание Блэк. — И мы что, его послушаем?! Глаза Директора Диппета были пусты и белы, как два заиндевевших бокала. Боль исказила их, когда он посмотрел на Тома: — Я не могу… — Можете. — Чуть ли не с гневом выдавил Том. — Можете, сэр! Вы — глава Хогвартса, и решаете, кому занять этот пост! — Мы лишь скромно советуем. — добавил Блэк. — И все же, ваши советы бывают полезны. — Взгляд Директора стал тверже. — Мне нужно время… все это обдумать. Подайте прошение в другой год, Том. “Нет”, — понял он. Под всеми красивыми словами это все равно “нет”. Том так и замер — его словно ведром воды окатили. — Сэр… Прошу. — Терпение Том. Вы еще слишком ю… Но он больше не слушал. Шатаясь, точно в бреду, Том проковылял из зала к дверям, в которых исчез Дамблдор. Диппет и Блэк кричали позади него, волшебники галдели, но все это теперь не имело никакого значения. Ничего не имело значения. Выходя, он толкнул какого-то сквиба-слугу и, кажется, сам Министр Магии Мун еще долго выкликал его имя в коридоре — так глухо, надрывно: “Том, Том…” — Том! — Выскочив из перехода, Вальбурга прижала его к груди, точно куклу. — Кровь и проклятие, Том! Это что, кровь? — Ноздри ее так и раздулись. — Да. Девица посмотрела на него с такой злобой, как будто хотела ударить. — Кикимер сказал, ты получил мое письмо… Почему без ответа? Я ждала. Ждала! — Губы ее дрогнули; по щеке покатилась слеза. — Как ты исхудал. И твое лицо… Она еще говорила что-то. Что-то о риске, об опасности, о крови, о себе. Черные, неприбранные волосы упали ему на плечи. Кетти прошипела, обнажив клыки: — О, что за… — Нагайна. — Погладив змею, Том отстранился. — Ее зовут Нагайна. Глаза Вальбурги так и раскрылись: видно было, как она удивлена. — Та Белобрысая? Кровь и проклятие, Том, а ты изменился… “Нет. Всего лишь стал собой”. — Чего о тебе не скажешь. Зачем ты здесь? На миг ее тускло-серые глаза наполнились яростью, но это чувство тотчас сменилось горечью и страхом. — Я… скучала. Искала тебя. Знаешь ведь, как ты мне небез… — Она умолкла. — Кровь и проклятие, Том, иди со мной! Что тебе старики да их игры? Что титулы? Хогвартс? Блэки и Слизерин, два величайших магических рода, могут объединиться по твоей воле — только скажи. Отец устроит тебя на любой пост в Министерстве, тебе будут открыты любые двери, любые люди, сердца… и мое — мое сердце тоже. — Девица встала на колени. — Если, конечно, оно для тебя хоть что-нибудь значит. — Значит? — Том вдруг вспомнил другое сердце — пламенеющее, вырванное из груди — в жилы которого он ввернул нож. — Ну нет. Едва ли. Он и не вспомнил, как очутился на улице. Ноги несли его куда-то — Том и сам бы не разобрал куда. Дома и магазины мешались в разноцветном мареве. Чьи то пальцы потянулись к нему за плечо, жесткие, как кости: — Мистер Реддл, это ведь вы, — Старый волшебник с медными волосами явился перед ним из ниоткуда. — Ответьте, что с ней!? Где моя девочка? Изможденный, липкий и бледный, он напоминал скорее труп, чем человека. В глазах его, однако, плясал какой-то болезненный огонь. — Простите, сэр. Не припомню, чтобы мы были зна… — Вы знаете мою дочь. — осипшим от горя голосом сказал он. — Ярвию. — Ярвию, да. — В памяти вновь отозвался ее голос: “Сделай это быстро, пока сердце бьется. Ты должен успеть”. — Так вы мистер Фоули? — “Мечты порой нас даже разрушают”. — У вас… — Слова застряли в глотке. — У вас ее волосы, сэр. — Ах, во имя Мерлина прошу: скажите, что с ней?! Аврорат молчит, никто ничего не знает, но вы… вы же были с ней, да? Диппет сказал, вы были… — Верно, сэр: был. — “Это я убил ее — я”. — Она мертва. Соболезную вам. Он не мог ранить старика еще больше. Ноги Гектора Фоули подогнулись, и свет разом оставил его глаза. Ее глаза. — Нет. Как же… — Пораженный, он едва мог стоять, оползая на тротуар. — Как… же? — Вот так, сэр. Гордитесь ей: она… погибла с честью. Защищая меня и других. Ярвия… Словом, она была храброй. — Храброй дурой разве что. “Ты должен это сделать. Должен мною пожертвовать.” — И еще преданной. Да… преданной, сэр. Глаза покойцы глянули на него из под липких от слез век. — Она любила зверей… и домовиков, — ни с того ни с сего сказал Фоули. — Моя девочка… Когда ее матери не стало, ей хотелось освободить их. — Судорога боли пронзила его; пальцы стиснули руку Тома. — Глупость какая, скажите? Взяла же в голову… Перед смертью Октавия тронулась рассудком, все говорила “Дай руку, дай мне руку” — а в руке-то пряжа была. — Вот как? — сказал Том, попытавшись освободить уже свою руку. Большая ладонь теперь сделалась бесплотной, кости ходили свободно под кожей. — Понятно, сэр… — Ее нет… Ее больше нет. — снова заныл он. — Верно, нет. Отпустите, сэр, мне больно. Пальцы, дотоле твердые, мигом разжались и Фоули сполз на четвереньки, потерянный, сокрушенный горем. Лицо его было белым, как лед. — Ярвия, девочка моя… — всхлипнул он. — Ох, мне незачем жить! Больше незачем жи… Ай! Том толкнул его обеими руками и поддал ногой в живот. — Ничтожество. Чувствуешь свою вину, так сдохни! Сдохни, если у тебя не хватает мужества жить! Взгляд мистера Фоули растерянно блуждал где-то в пустоте. Он посмотрел на Тома как на привидение. — Да, вы правы… Правы, мистер Реддл. — В голосе его отозвалась какая-то мрачная решимость. — Честно, я и так зажился на этом свете… — Он глянул на переход, из которого вышел. — Ну, пора. Опершись о стену, он проковылял вниз — к пыльным ступеням, увлекавшим путника прямо к “Ядам и отравам Шайверетча”, что жались у края Лютного переулка. Невдалеке уже качалась вывеска “Флидермануса” Снотворца и дюжина других — костлявых, темных, тонких как паучьи лапы. “Легкая смерть — для врагов, для друзей, для всех!” — танцевали буквы на их потрескавшихся дубовых табличках. — Ос-становим его? — предложила Кетти, поднявшись над ухом. — Нет. Пусть идет. — Взгляд его, однако, не отрывался от Фоули, от пыльных ступеней и затертых вывесок. Он сделал к ним шаг и другой. — Нам, кстати, туда же. — Но, надеюс-сь, не с-с той же целью? “Горбин и Бэркес” стоял все там же, напротив “Звездного пророка” и “Морибанда”, что перерезал Костяную улицу надвое, словно нож. К тому времени свечи за витринами уже погасили, но за одной, одной хорошо знакомой Тому, еще теплился тонкий магический свет. — А, вот оно что, мой Лорд... Помню. С-славное мес-стечко. Выглядит так, будто тут в подвале мертвецы запрятаны. — Ба! Мистер Реддл! — куничье лицо Бёрка так и просияло сквозь немытые дверные окна. — На жмура похожи. Вам уже кто-нибудь говорил? — Приоткрыв створку, он вышел на крыльцо, тыча в него пальцем. — По лицу вижу говорил, хе-хе! А вам идет белый, однако, ох идет. Налысо побриться не хотите? — Сэр… — Сэр! — передразнил старик. — Ну и кислая у вас рожа, а! Мистер Реддл? Случилось что? “Он издевается, — понял Том. — Знает же все, но хочет, чтобы я сам это сказал”. — Директор отклонил мою кандидатуру… — Сучья неблагодарность, скажите? — Бёрк дернул бровью. — Ай, кто бы мог подумать… Рот Тома сложился в жесткую прямую линию. — Вы. Вы предупреждали меня. Тень улыбки легла на губы Бёрка и старик удовлетворенно закивал головой вверх-вниз. — Мне некуда идти, сэр. — Так уж и некуда? Что, министерские задолизы больше вам не друзья? Кичливые профессора забыли о ваших талантах… или те богатые идиоты перестали подкладывать смазливых девок в вашу постель? Себе-то не лгите. — Бёрк обнажил кривые, пятнистые зубы. — Вам есть куда идти — просто вас туда не тянет. — Больше не тянет, сэр. — Тогда мое предложение в силе. — Улыбнувшись, старик развел руками. — Вам только и надо, что попросить… Шея Тома напряглась от натуги. “Проклятый старик!”. Цедя сквозь зубы, он все же проговорил: — Вам, кажется, нужен привратник, сэр? Не хотите… — Да. — Он обнял сухой рукой плечи Тома. — Хочу, мистер Реддл! И очень давно. С тех самых пор, как увидал вас. А у старого Бёрка глаз наметан, уж поверьте — я вижу только стоящие вещи! — Брошенные вещи, сэр. — Хе-хе! Коли б их никто не бросил, стоили бы они так дорого? — Чего ж по вашему стою я? Бёрк задержал на нем взгляд. — Многого. Очень многого, мистер Реддл. И цена эта будет только расти — благо, старина Бёрк знает свое дело. Хе-хе! Так что бросьте горевать: у вас все только начинается. — Стариковы пальцы стиснули рукав и повлекли его в магазин за пыльные, серые стекла — к грудам амулетов, филактерий и волшебных книг, полных искушающих тьмой тайн. — Все только начинается…