***
В третьем часу ночи Алина тревожно заворочалась. Закрытые веки, брови и аккуратный нос нахмурились. Её ладони крепко сжали плечи Жени, чуть впиваясь ногтями. Дыхание девушки сбилось, пульс участился, на лбу выступил холодный пот. Непроснувшееся тело само реагировало на источник главного страха, пока не давая мозгу разбудить хозяйку. До первого удара молнии. Алина подскочила на кровати, резко распахивая глаза, тут же округлившиеся до невообразимых размеров. Солёные капли моментально заструились по её щекам, размывая картинку мира вокруг. Сердце бешено билось в груди, пытаясь пробить грудную клетку и убежать восвояси, дыхание прерывалось, не позволяя Алине вдохнуть нужное количество воздуха, вследствие чего её сковало удушье. Пальцы ног и рук заледенели и отказывались слушаться, она не могла пошевелиться, придавливаемая к кровати собственным ужасом. Она чувствовала себя загнанным зверьком – ни ей, ни кому бы-то ни было не совладать со стихией, с детства вызывающей у барабанщицы панические атаки. Дикий взгляд наткнулся на спящего рядом Женю, и Алина закусила губу, разрывая нежную плоть зубами, чтобы сдержать крик – она боялась его реакции. Боялась, что он посмеётся, как один из её парней, который, узнав о фобии барабанщицы, долго потешался над «детским нелепым страхом», каждый приступ отмахиваясь от неё. И осознание того, что Женя вообще не такой, не спасало – мозг был слишком перегружен попытками не дать девушке потерять сознание от ужаса. Алина схватила свою подушку и уткнулась в неё лицом, пытаясь уменьшить громкость своего плача, но вовсе не пытаясь спрятаться от бушующей стихии – бесполезно. Не было ничего, что помогло бы ей справиться с этим страхом. – Малыш? – Раздался сонный голос с правой стороны кровати. Чёрт. Алина резко оторвала голову от промокший практически насквозь наволочки подушки и загнанным взглядом уставилась на едва раскрывшего глаза Женю. Девушка открывала и закрывала рот в попытке что-то сказать, но из горла вырывались только всхлипы и хрипы. – Алина, что случилось? – Разглядев сквозь ночной сумрак всю тяжесть ситуации, серьёзно спросил Женя, мгновенно садясь на постели и прижимая Алину к себе. В момент соприкосновения их тел он отчётливо прочувствовала крупную дрожь, что била её тело, и холод, источаемый каждой её клеточкой. – Малыш, Боже, что случилось? – Целуя ледяные ладони и мокрое от слёз лицо, спрашивал Женя, левой рукой потирая её спину, правой – притягивая к ним плед. Алина не могла ответить как ни старалась – язык и мозг разъединились и теперь первый бесполезно лежал во рту, пока второй пытался держать девушку в сознании. Ничего не понимающий Женя всеми силами старался гнать от себя приступ паники, порождённый неизвестностью и осознанием того, что его девочке плохо, а он не может помочь. Он беспрестанно целовал родное лицо, высушивая его от солёных потоков мягкими губами, гладил каждый миллиметр дрожащей, покрытой мурашками кожи, пытаясь согреть. Его губы долго и осторожно целовали её – буквально разодранная зубами губа щипала от малейших прикосновений. Он не переставал шептать нежные слова в редких перерывах между поцелуями, но никак не мог подобрать нужные – не понимал, что не так. Ответом послужил протяжный всхлип и последовавшие за ним горькие рыдания после грохота грома и яркой вспышки, пронзившей небо. – Малыш, ты боишься грозы? – Чуть приподнимая её лицо за подбородок, спросил он, вглядываясь в штормовое море её глаз. Алина не смогла ответить, лишь кивнула, покрылась багровыми пятнами смущения и вновь залилась слезами. Женя несколько секунд молчал, прервав все свои действия, и Алина уже было приготовилась к смеху, когда он поразил её, одновременно оправдав все ожидания: – Девочка моя, я с тобой, слышишь? – Врезавшись в её тело своим, прохрипел Женя, укрывая их с головой одеялом. Растерявшаяся Алина смотрела на него, как на последнюю соломинку, пытаясь разгадать план его действий. Уголки его губ плавно приподнялись, образуя ту улыбку, которой удостаивалась только лишь она – самую искреннюю, чуть кривоватую, но невероятно прекрасную. – Смотри, мы с тобой спрятались под этим одеялом и оно станет нашей крепостью. Алина нахмурилась, без слов пытаясь обьяснить, что слишком наивно полагаться на кусок ткани, когда в паре метров от них на окном творится апокалипсис. – Ты не веришь мне, котёнок? – Наиграно обиделся Женя. – А зря. Через эту крепость к нам не проберётся ни один раскат грома, ни один удар молнии, ни одна капля дождя. Нас не тронут завывания ветра и морозный воздух. Я спрячу тебя от всего, обещаю. Ты веришь мне? Алина молча смотрела на Женю, с каждым его словом всё больше расслабляясь и чувствуя отступление приступа. Она улыбнулась так, как была способна – слабо, слегка надломлено, но уверенно. – Верю, – просипела девушка севшим от слёз голосом. – Молодец, – ярко улыбнулся в ответ Женя, чувствуя облегчение и лёгкое успокоение. – Мы с тобой переждём эту бурю здесь, а на рассвете пойдём курить на балкон и ты удивишься, насколько красиво восходящее солнце отражается в лужах. Затем мы позавтракаем и обязательно пойдём гулять – я покажу тебе, как круто прыгать по лужам, промокнуть насквозь, а потом часами отмокать в горячей ванне со сладкой пеной и бокалом шампанского. Ну а после устроим ужин при свечах на том же балконе, ловя уже прощальную красоту лучей закатного солнца, отражающихся на водной поверхности... Алина слушала любимый голос и окончательно успокаивалась – он рядом и он всегда спасёт от любой напасти, будь то развязанные шнурки или паническая атака среди ночи. Мечтательно прикрыв глаза, барабанщица провалилась в сон. Женя ещё около часа не спал, следя за сопящей девушкой – каждой движение лицевых мышц настораживало, но отсутствие как таковых проявлений очередного приступа умеряло его пыл. Убедившись, что Алина крепко спит, расслабленно улыбаясь сквозь мир грёз, Женя мягко прикоснулся губами к её лбу, прошептал нежное «люблю» и провалился в царство Морфея вслед за ней.***
Алина проснулась первой. Аккуратно потянувшись, чтобы не разбудить Женю, она осторожно выглянула из-под одеяла – сквозь широкие окна виднелось ещё тёмное небо, испещрённое полосками света. – Скоро рассвет, – сделала вывод девушка, поднимаясь с кровати. Бродя среди разбросанных вчера вещей, она ловко выудила из кучи на кресле мужскую рубашку, набросила её на себя, застёгивая на пару пуговиц на груди, и вернулась к кровати, чтобы разбудить Женю. – Котя, вставай, – поглаживая его по щеке, шептала девушка. – Скоро рассвет. Услышав последнюю фразу, Женя тут же распахнул глаза, ощущая на своих губах нежное прикосновение родных губ Алины. В уютной тишине барабанщица наблюдала за Женей, спешно натягивающим на себя штаны и футболку, хватающим плед и несущим его и пачку сигарет в зубах на балкон. Посмеиваясь над парнем, Алина ступила босыми ногами на прохладный пол балкона, тут же зажмурилась от неприятного ощущения и через секунду оказалась на руках у Жени, уже укутывающего её в плед. – Малышка, ну сколько раз я тебе говорил, что нужно одеваться, когда идёшь курить? – Щёлкнув её по носу, пробурчал Женя. – Столько же, сколько я говорила, что ты напоминаешь мне деда, – хохотнула Алина, взъерошив его светлые пряди. – Ох уж эта молодёжь, – цокнул Мильковский, притворно возмущаясь поведением своей девушки. – Лучше погляди на небо. Алина резко умолкла и перевела взгляд на небосвод – минуту назад тёмное небо просветлело, участки, соприкасающиеся с линией горизонта, озарились первыми лучами небесного светила, окрашивающими их в нежные пастельные тона – завораживающее зрелище. Макушка солнца выглянула из-за невидимой границы неба и земли, ярким пятном врезаясь в глаза Алины и Жени, но эта секундная неприятность не помешала им любоваться гордым восходом звезды. Сантиметр за сантиметром поднималось солнце на вершину небосклона, согревая своим теплом даже самые укромные уголки города. Его яркие лучи отражались в лужах, небольшом озерце в парке, что раскинулся неподалёку от дома Жени, в каплях росы на травинках и оставшихся после ночной бури слезинках неба на деревьях, порождая маленькие радуги и точечные вспышки красок. – Это невероятно, – прошептала Алина, отрываясь от пробуждения города и природы и поворачиваясь к улыбающемуся Жене. – Я не видела ничего прекраснее. – А я вижу каждый день, – погладив её щёку, залившуюся краской от смущения, отозвался Женя. – Самое время закурить. Тишину города, пока не тревожимую гулом голосов, топотом нескончаемых потоков людей и автомобильных сигналов, нарушил щелчок зажигалки. Пару мгновений спустя в облака устремились пары, синхронно выпускаемые двумя людьми, периодически прерывавшимися на поцелуи. – Кит, спасибо тебе большое, – докурив первую сигарету и поджигая вторую, начала Алина. Женя поднял на неё наполненные непониманием глаза. – Спасибо за то, что не высмеял мой страх, а помог. Такое со мной впервые. – Малыш..., – поражённо произнёс Женя, сочувственно смотря в любимые голубо-серые глаза. – Я никогда, слышишь, никогда не посмеюсь над тем, что вызывает у тебя страх. Равно как и никогда не посмеюсь над тем, что вызывает у тебя грусть, злость, радость или любую другую эмоцию, я просто разделю это с тобой, чтобы тебе было хорошо. Моё счастье – это твоё счастье, и я сделаю всё для того, чтобы ты всегда улыбалась. Я люблю тебя, Алина. Люблю. – И я люблю тебя, мой кит, – шмыгнула носом Алина, не сдерживая слёзы счастья. Они ещё долго сидели на балконе, вдыхая ядовитые пары в свои лёгкие, болтая обо всём на свете, дурачась и целуясь, и не было на всём белом свете никого счастливее и влюблённее. Кажется, Алина нашла своё лекарство от любых невзгод.