Against them all

Паникую, ибо он не дал мне ни минуты чтобы ответить или хотя бы подумать. Я вовсе не хочу, чтобы все выглядело так, будто он о чем-то впервые попросил, а я тут же отказала. — Постой, — торможу его, но Билл даже не замедляет шаг. — Ты не должна соглашаться на такое, детка. На самом деле, я бы даже расстроился, если бы ты согласилась. — Почему? Ты себе не доверяешь? — Не хочу, чтобы ты делала что-нибудь настолько опрометчивое. К полному доверию легко привыкнуть и потерять бдительность. Не всем можно верить, как мне. Удерживаюсь, чтобы не закатить глаза, но вместе с тем мне становится невероятно тепло. Он бережет меня. Испытываю дичайшее желание отплатить ему чем-нибудь, кроме обожания. Пусть пока не главной ролью в домашней порнушке, но полным доверием… Почему не попробовать? Существует миллион стыдных вещей, о которых я никому никогда не расскажу. Ну вот взять хотя бы мой идиотский «чек ап» после секса, в котором Билл почему-то углядел «одну из самых эротичных вещей, что он когда-либо видел». — Подожди. — Расслабься, Лу. — Давай так: вместо видео я пообещаю, что ты будешь видеть меня у себя в душе даже чаще, чем тебе хочется. И еще я могу объяснить… Ээээ… Почему глажу себя после. Это максимально кринжовая шокирующая правда, так что мы будем в расчете. — Вот как? — Заинтригованно усмехается. — Договорились. Пригнись. Послушно висну на его плече, пока мы, миновав «кабинет», поднимаемся на чердак. — В общем, это очень глупо, и никакого смысла в этом нет, но мне… Божечки, да ты… — осекаюсь, чтобы сосредоточить свою зависть на большой, словно парящей над полом кровати. Силюсь рассмотреть ее, выглядывая из-за Билла. — Издеваешься?! — Я вообще ничего не сказал. — Она же роскошная! Зачем тебе одному такая? Отдай ее мне, мы с моей задницей в форме сердца отлично разместимся… Посмеиваясь, он осторожно сгружает меня на белое облако одеяла. — Не могу. Адам немного удивится, если я подарю тебе свою кровать и стану периодически напрашиваться на ночевку. Но ты можешь навещать ее здесь хоть каждый день, и все равно это не будет «чаще, чем мне хочется». Пружиню, сидя, и глажу одеяло. Оглядываюсь вокруг, пока мои глаза не останавливаются прямо на Билле. Вернее, на той его части, куда я как раз пытаюсь не пялиться. — Ты что-то начинала рассказывать, — он деловито подбирает полотенце и отбрасывает его к изножью. Двигаюсь в сторону, освобождая Биллу место, и он укладывается ко мне лицом. Укрывает нас обоих, не забыв при этом еще разок окинуть мое тело обманчиво-расслабленным взглядом домашнего кота, готовящегося беспалевно стащить со стола вкусняшку. Ерзаю, чтобы улечься к нему поближе. Зеркалю его дурашливо-невинную позу, сунув ладони под подушку. Улыбаюсь, потому что улыбается он, и потому что мы лежим нос к носу. Кажется, что мы секретничаем. — Так вот, шокирующая правда. Я не глажу, а проверяю, все ли порядке. То есть, даже не так. Не смейся, — накрываю его рот рукой, хотя он и не смеется. Молча ждет продолжения. — Секс оказался не таким, как показывают в порно, сам понимаешь. И ощущения уж точно не такими, какими я их воображала, когда трогала себя сама. С партнером… намного сложнее. — Ражочаровалашь? — Билл цедит сквозь мои пальцы. Гляжу на него внимательно и малость сникаю. Я расстроила его или насторожила? Но и врать ему теперь, когда начала говорить правду, как будто не имеет смысла. — Конечно нет. Просто условно разделила процесс на две части. Первую, с поцелуями и ласками — я обожаю, а вторую, с проникновениями — просто терплю. Пока что. Конечно, со временем будет лучше, — бодро предполагаю вслух. — То есть и сейчас все не ужасно. Честно. Я не настолько ненавижу вторую часть, чтобы отказаться от первой. Так что не подумай, пожалуйста, что я… Билл слегка качает головой, многозначительно подняв брови, мол, «я ничего и не думаю. Продолжай». — Короче, я иногда трогаю себя после, чтобы проверить, насколько больно. Так я словно бы могу контролировать, все ли со мной нормально, — быстро подытоживаю. — Эммм… Да. Теперь это не выглядит таким уж сексуальным, — виновато улыбаюсь. — Ш тобой все отлычно, лвонок. — Но знаешь, что странно? — Тороплюсь добавить, все еще прикрывая его рот. — Я все равно хочу этого. Хочу как у всех, хочу по-настоящему, пусть это и неприятно. — Можно мне шкажать наконец? — Билл мягко отодвигает мои пальцы. — Ты зря беспокоишься. Эта проблема решается проще простого. Я только одного понять не могу: почему ты не сказала об этом ему? Партнеру? Или сказала? — Я тебя огорчила? — Уточняю жалобно. Вижу, что так и есть. И чего мне приспичило рассказать именно об этом? И Бьорн сейчас всплыл вот совсем не кстати. — Не огорчила. Так ты сказала ему или нет? Он же не принуждал тебя? — Билл напрягается в самом нехорошем смысле, будто ожидает услышать, что да. — Лулу? — Разумеется нет! — Мгновенно отрицаю. — И… нет, не сказала. Но говорю тебе: все не так плохо, как прозвучало в моем… — Тогда для чего нужно было терпеть? — перебивает. — Секс нельзя «терпеть». Секс вообще не об этом. — Почему ты злишься? — Потому что ты унижаешься, когда плюешь на собственные ощущения в угоду какому-то… Я не для того двенадцать лет не спускал тебя с рук и потакал всем твоим капризам, чтобы потом, повзрослев, ты что-то терпела. Таращу на Билла глаза, мягко скажем, удивленная и возмущенная. — Окей, мам. — Не валяй дурака, — не очень пытается скрыть раздражение. — Я говорю что ты слишком хороша, чтобы что-то терпеть. Секс должен быть желанным для обоих, в противном случае это насилие. Уж это Эльза тебе объяснила? Выдерживаю паузу, напряженно обдумывая, как «шокирующая правда», над которой ему следовало бы посмеяться, умудрилась настолько задеть Билла, чтобы он начал меня воспитывать. — Постой, ты же не… — внезапная догадка заставляет меня сердито и недоверчиво хмыкнуть. — Ты ревнуешь? Уж не в том ли дело, что секса с этой злосчастной «второй частью» с Биллом у нас так и не было? Уж не надеялся ли он оказаться для меня первым? После того, как ясно дал понять в новогоднюю ночь, что никаких романтических отношений между нами быть не может?! — Ревность здесь не при чем. Не переводи стрелки. — Ты ведь не ждал, что после всего что случилось в декабре, я ни с кем не буду встречаться? Ты же не думал, что когда я попросила тебя не лезть в мою жизнь, я имела в виду, что собираюсь запереться в монастыре?! — Именно в тот момент, когда ты потребовала не лезть в твою жизнь, я и решил, что обязательно в нее влезу. Не колеблясь и не обдумывая, просто решил, что ты будешь со мной. И вот ты лежишь в моей постели. Умираешь от нетерпения, когда же я сделаю то, что тебе придется терпеть. Сделаю тебе неприятно и больно. Но это ведь не важно, правда? — Он поджимает губы, очевидно сдерживая крепкое словцо. — Не стоит обсуждения. Куда важнее убедиться, что я ревную. Ну и что же тебе больше хочется услышать, Лулу? Что мне все равно, с кем ты спала и сколько? Или что мне не все равно? Отличный вопрос! Не позволяю себе растеряться. — Правду. — Мне не все равно. Только я этим не горжусь. — Ты не можешь меня осуждать. — Ни в коем случае. Это твое тело. Но мне по-прежнему не нравится, как ты с ним обращаешься. Придвигаюсь ближе. Так близко, что теперь мы соприкасаемся носами. Не уверена, хочу ли притвориться, что злюсь. Наверное надо бы. Уж кто, а Билл, у которого только долгосрочных подружек о которых я знаю, было четыре, и еще неизвестно сколько однодневных о которых не знаю — не имеет права ревновать. Я хотя бы не сосалась с Бьорном у него на глазах. И не читала его дневников. Но проблема в том, что на самом деле мне нравится, что он ревнует. И вообще я начинаю привыкать, что в Билле меня привлекают даже те черты, которые должны отталкивать. — А как с моим телом планируешь обращаться ты? — Уточняю негромко и далеко не так провокационно, как мне бы хотелось. Мое сердце рикошетит между ребрами и лопатками наподобие теннисного мяча. — Сделаешь мне непритяно и больно? — добавляю еще тише, и с ужасом понимаю, что действительно с нетерпением этого жду. Не потому что мазохистка или недостаточно забочусь о себе, а потому что не представляю, как этого избежать. Я хочу, чтобы с Биллом у нас было всё. И ради этого еще как потерплю смутное ощущение, будто в меня напихали стекловату. Пф, да с ним я и не замечу этого. — Даже не шути так, — предупреждает Билл, и это звучит чертовски внушительно, но больше не грозно. Завороженно гляжу ему в глаза и вздрагиваю от неожиданности, когда его ладонь, высвободившись из-под подушки, ложится мне на щеку. Кончики его пальцев успокаивающе почесывают в моих волосах, и сейчас, когда те мокрые, его рука ощущается упоительно горячей. — Но мы займемся «второй частью», со всеми ее ужасами, прямо сейчас, — продолжает мягким, утробным голосом. — И угадай, что? Тебе это понравится. Прикрываю глаза в ответ на дразнящий чмок в кончик носа. Моргаю и пытаюсь вновь сфокусироваться, когда Билл отклоняется назад и шарит рукой где-то предположительно под матрасом. — Как думаешь, мне пригодится коробка под кроватью? — Уголки его губ приподняты в «невинной» улыбке, когда он вновь оборачивается ко мне. — Для всяких полезных вещей, — теперь обе его руки ныряют глубоко под одеяло между нами, и их случайные касания прицельно щекочут мои бедные нервишки. Я слышу шуршание и понимаю, что должна отодвинуться и дать Биллу хоть немного пространства для маневра, но не могу и не хочу отстраниться даже на миллиметр. Впиваюсь в его губы со всей дури и со всем своим сумасшествием, обвив за шею рукой, и стараясь обвить за пояс ногой. Билл добросовестно отзывается, но сквозь все ту же довольную, ублюдочно-снисходительную улыбку. Меня трясет от предвкушения, и я тяжело дышу. Ожидание почти невыносимо, как бы яростно мы ни целовались. Очередным поцелуем Билл натурально отталкивает мою голову, чтобы заглянуть под одеяло. Тихонько ругается. Обрушиваю град беспорядочных чмоков прямо в его волосы и лоб. — Шшшш… Еще секунду, львенок. — Да не настолько же он длинный! — обиженно ворчу. — Скорее! Билл хохочет и наконец хватает меня под колено, одновременно заваливаясь на спину. В ту же секунду я оказываюсь сверху, и теперь уже не позволить себе растеряться не получается. Я? Верхом на Билле? Что? Моргаю несколько раз в тщетной попытке прикинуться, что ничего необычного не происходит. Я же постоянно кого-то объезжаю. — Чтобы тебе не было больно, нужно всего лишь не делать тебе больно, — его взгляд скользит по моему телу быстро и жадно, нигде не останавливаясь надолго, кроме лица, когда Билл требовательно уточняет: — Ясно? Нет. Но я утвердительно киваю. — Иди ко мне, — гладит по спине одной рукой, и притягивает мою голову виском к своим губам другой. — Так ты сможешь все контролировать, — объясняет. — Пусти меня, когда будешь готова, — его ладонь на секунду задерживается на моей ягодице, а затем сползает куда-то значительно ниже, и я охаю, почуяв очередное нежное поглаживание, но теперь уже вряд ли рукой. — Так глубоко, чтобы тебе все еще это нравилось. Двигайся осторожно, постепенно ускоряясь, почувствуй как и с какой скоростью это приятнее всего. Прислушивайся к ощущениям, пробуй, никуда не спеши, ничего не стесняйся, говори со мной. У нас впереди вся ночь. — Так мало, — произношу вслух, не сдержавшись. Билл целует меня за ухом и щекотливо водит там носом, явно очень довольный моей жалобой. — Достаточно, чтобы я понял, как заставить эту сладкую киску кончать от моих проникновений, а не терпеть их. Она заслуживает хороший секс. Как только удерживающее давление на мой затылок исчезает, я выпрямляюсь на коленях и поднимаюсь на них. Оглядываюсь и нащупываю руку Билла на его члене, но та с готовностью отдает его в мое распоряжение. Честно говоря, ему вообще не требуется, чтобы его держали, и тем более, чтобы им распоряжались. В моей ладони он ощущается еще более мощным, чем выглядит, но сейчас, когда низ моего живота томительно сводит, меня это не пугает, а будоражит. Боюсь заглянуть Биллу в глаза. Я просто сгорю заживо, если решусь. Поэтому делаю деловые дела. Но его руки гладят меня от колен до бедер и по бокам до самой груди, которую он ласково сжимает. И это внушает определенную долю уверенности, что я не бестолковая неумеха, хоть и впервые в роли наездницы, а вполне себе наоборот. Олимпийская чемпионка по верховой езде, дающая мастер-класс, не меньше. Я даже чересчур мокрая и скользкая, но все же не могу вскочить на член Билла так быстро, как этого хочу. Физически. Очень медленно опускаюсь на него, нахмурившись и закусив губу, потому что мое тело пока не знает, как реагировать на этот новый уровень наполненности. Но я однозначно не пихаю в себя стекловату, и это обнадеживает. Может, дело как раз в том, что я хочу его как оголтелая уже несколько часов? Недель? Лет? — Порядок, Лу? — Билл интересуется глухим шепотом, и мне приходится посмотреть на него. — Не больно? Нет. Мне… много? Я чувствую, как пульсирую вокруг него или как он пульсирует во мне. Я чувствую пульс. Но не как от свежей болячки, а как от сильного возбуждения. Это приятный пульс. Отрицательно качаю головой. Притворяюсь, что не в курсе, как горят при этом мои щеки. Билл, с его прикрытыми глазами и совершенно безумным блеском в них, с открытым ртом и покрасневшими губами, похож на скрин-шот из «Хемлок Гроув». Один из тех, что я делала сотнями, когда мне было четырнадцать. Не понимаю, почему он снимал как трахает ее, но не снимал свое лицо в домашних видео. По-моему, он упустил самое лучшее. Я бы на ее месте хотела навсегда запомнить его взгляд, если он смотрел на нее так же. Удивленно всхлипываю, опустившись на него до конца. К счастью мои колени изменяют мне только в тот момент, когда очень чувствительный краешек моего тела ненароком соприкасается с его лобком. Я и не подозревала, что мне настолько нужно это легкое соприкосновение. — Не торопись, — предупреждает, глядя то мне в глаза, то куда-то значительно ниже, кажется, удивленный не меньше меня. Или впечатленный. — Если не ради себя, то хотя бы ради меня. — Почему? — уточняю игривым шепотом. То есть настолько игривым, насколько возможно, учитывая что я поеживаюсь и пытаюсь устроиться так, чтобы волшебное соприкосновение стало давлением. А лучше трением. И это проблематично, потому что каждое движение отдается у меня внутри. Билл сосредоточенно сводит брови и даже губы его подрагивают, когда он смотрит туда, где наши тела соединяются. Затем вновь поднимает взгляд на мое лицо. Качает головой, будто я требую от него слов, которые он не может произнести. — Думаю, я недостаточно крепко сжимал кулак, когда фантазировал о тебе, детка. Если ты понимаешь, о чем я. Не понимаю о чем он. — Я просто кончу через полторы минуты как какой-нибудь школьник. Ты такая узкая и нежная… Удушливо краснею, не представляя, как вообще реагировать на эту информацию. Но глупо хихикаю, как положено скромнице, которой я вообще-то отродясь не была. Ненавижу и обожаю, что его комплименты заставляют меня чувствовать себя так, словно до этого я вообще не слышала комплиментов. Хотя такого рода комплиментов Бьорн мне и не делал, слишком тактичен. — Я осторожно, — нервно шучу. — Постараюсь не сделать тебе больно. Прекращаю хихикать под его взглядом, красноречиво выражающим «заткнись». Ухватив за запястья, Билл буквально обрушивает мои ладони себе на грудь, и я рывком нависаю над ним. А соприкосновение становится-таки давлением. Мучительно приятным, и все еще недостаточно сильным давлением. — Ниже, — он наставляет. — Наклонись еще ниже, Лу. Делаю, как он говорит. Топаю ладонями по его груди к плечам и теперь упираюсь в них. — Так хорошо? Пылко киваю, зажмурившись. Так хорошо. Так просто отлично. Мои колени дрожат, прижатые к его бокам. Так тесно прилегая к нему клитором, я не продержусь вообще нисколько, если начну двигаться. Поэтому Билл со своими полутора минутами зря переживает. — Тогда пробуй, — его ноги сгибаются позади меня, а руки опускаются на мои бедра, готовые направлять. Пробую. Подаюсь вперед сперва нервно и дергано, но постепенно, повинуясь его рукам, движения становятся хотя бы ритмичными. Для меня все решает горячее трение между нами. Мои ноги напрягаются сильнее и сильнее, пока я просто не прекращаю их чувствовать. Вижу бирюзовые и красные всполохи с закрытыми глазами, как фейерверк в ту новогоднюю ночь. Дрожу и сжимаюсь на Билле, дрожат мои руки, плечи и бедра. Но то, что он наполняет меня целиком - усиливает приблизительно знакомые ощущения в разы. Кусаю нижнюю губу и пытаюсь одновременно контролировать спину, которая норовит прогнуться, и ломкие, умоляющие звуки, рвущиеся из моих легких и из моего горла. Первая волна схлынывает быстро, лизнув низ живота обжигающе приятной лавой, но я не хочу отпускать ее. Сжимаюсь теперь специально, изо всех сил, стиснув зубы, стиснув пальцы на плечах Билла, и практически сразу меня догоняет вторая. — Черт, — тоненько пищу, абсолютно не своим голосом, и мне все равно, насколько по-дурацки это звучит. Так вот зачем нужна «вторая часть». На случай если когда-нибудь с кем-нибудь получится испытать это. Отталкиваюсь от его плеч, чтобы сесть прямо и продолжить двигаться. Не осторожничая, не жалея себя, не прислушиваясь «а вдруг какие-нибудь отголоски боли». Их нет. Есть только сытость, полная и настоящая. Но и подозрение, что если я стану объезжать Билла как поехавшая истеричка, то испытаю это в третий раз, и может быть, даже сильнее, чем в первые два — тоже есть. А потом я валюсь на спину кульком, опрокинутая на кровать. Распахиваю глаза, стараясь быстро прийти в себя и сориентироваться. Билл нависает надо мной, и выглядит азартным и как будто даже злым, словно я не трахала его, а методично лупила по морде, чтобы раззадорить. Правда морда, почему-то, осталась безупречной. — Что случилось? Ты в порядке? — Растерянно уточняю. Он поднимает брови, безмолвно переспрашивая «Я?». Но на губах, к счастью, мелькает озорная улыбка. — Нет, не в порядке. Ты сводишь меня с ума, — заявляет обвинительным тоном. Разглядывает мое лицо, прищурившись, словно до этого времени чего-то в нем не замечал. — Господи, ты просто неприлично хороша, — подчеркнуто удивляется. — Да, ты знаешь, как-то вот такая уродилась, — соглашаюсь и поджимаю губы, чтобы не смеяться. — Обращайся, если что. — Обращаюсь, — Билл нависает ниже, упираясь теперь локтями по бокам от моих плеч, и одобрительно чмокает в губы, в щеку и где-то совсем рядом с ухом. — Мне мало. Я собираюсь трахнуть тебя так, как мне нужно, пока ты еще не сломала мне член, моя дикая амазонка. Но это может быть слишком чувствительно для тебя сейчас. Поэтому ты остановишь меня, если будет больно. Пнешь, если понадобится. Поняла меня? Киваю, не вполне уверенная, что именно от меня требуется. Я ни за какие коврижки не намерена его останавливать и тем более пинать. Его тело движется вальяжно и грациозно, устраиваясь надо мной. Он плавно проталкивает колено под мое бедро, и я послушно обвиваю его одной ногой. Другую он просто отводит чуть дальше в сторону — настойчиво, но достаточно бережно, чтобы я убедилась, что я в надежных руках. Когда он толкается вперед, в меня, проникновение ощущается тяжелым, словно предыдущих десяти минут не существовало, и я не прыгала на нем верхом в погоне за оргазмом. Билл еще ничего толком не сделал, только вошел, а я уже чувствую себя бесхребетной, принадлежащей, созданной специально ради его удовольствия. Будь на его месте другой, мне стало бы мерзко от этого чувства. Но сейчас, с ним, я этим чувством наслаждаюсь. И никто другой не может занять место Билла в моей вселенной. Пялюсь в потолок над его плечом, широко распахнув глаза и разинув рот. Его губы на моей шее тихонько кого-то матерят, зато хвалят и горячо целуют меня. Мое тело безвольно ерзает вверх и вниз под весом его движений, и оно ровно такое мягкое и глубокое, как ему надо. Это я различаю в шепоте Билла. А еще то, что я «невозможная, на хрен. Просто невозможная». И это меня заводит. И то, как его ладонь отрывается от одеяла, накрывает половину моего лица, и давит большим пальцем на нижнюю губу, заставляя раскрыть рот еще шире — тоже заводит. И то, как его язык ныряет в мой рот и хозяйничает там, путая мысли и коверкая слова. Так мокро, громко и сексуально меня еще не целовали даже с учетом того, что произошло в ванной этим вечером. Даже мое собственное невнятное мычание звучит иначе. Даже оно меня возбуждает. Билл тяжелый и сокрушительный в своем минимальном весе, душный, мокрый, пахнет свежим гелем для душа, потом и сексом, а еще он наверняка знает, насколько виртуозен в этой своей ипостаси, как бы ни скромничал. Он не может не видеть, что все мое тело жаждет его и подстраивается, даже удовлетворенное и ослабшее. Напоследок вставив так сильно, что мои бедра оказываются подброшены над одеялом, Билл замирает и смакует собственный кайф, и это так красиво… Я любуюсь им сквозь усталость, наполненность и негу, и мечтаю, чтобы его не отпускало как можно дольше. Но он всё-таки фокусирует взгляд на моём лице и смотрит осуждающе, отдуваясь и думая бог знает о чем. Не могу понять, что я сделала не так, да и вообще-то мне слишком хорошо и я слишком устала, чтобы переживать об этом. Поэтому отвечаю ему взглядом вызывающим. Вернее, надеюсь вызывающим и сексуальным, а не ошалелым и мутным. Он все еще во мне, когда его пальцы пробираются между нашими телами и тремя уверенными круговыми скольжениями пониже лобка заставляют меня истерично дернуться и закричать. — Вот теперь я доволен, — слышу прямо в своем ухе, корчась и вырываясь. — Для начала. Но чуть потише, львенок. У меня соседи. Он улыбается и оставляет меня обессиленно растекаться по одеялу. — Я, — напоминаю, через слово глотая воздух. — Я твои соседи. С коварным хохотом Билл валится на кровать рядом со мной. Поворачиваю к нему голову, и это едва ли не единственное, что я могу сделать. Вместо Билла на меня навалилась тотальная легкость и тотальная слабость. И тотальная лень. — Щас, львенок… Щас-щас-щас, — он отдувается, задрав руку под голову и закрыв глаза. — Дай мне несколько секунд. Пожалуй, мне нравится эта его сытая, потаскушная лыба. Длинные ресницы, вздернутый нос и ямочки на щеках делают его лицо очаровательным, ну просто невменяемо милым. Билл поднимается на локте, ненадолго нависая надо мной, и лыба на месте. Нежно чмокает в губы несколько раз и лыба возвращается. Поворачивается ко мне спиной, усевшись в кровати, чего-то там колдует с резинкой, встает и смотрит на желе, в которое я превратилась, и лыба по-прежнему никуда не девается. — Отдохни немного, только не засыпай. Я быстро вернусь. Двадцать минут. Целых двадцать? — Билл? — Окликаю его, и он оборачивается, уже наполовину скрывшись в проеме, ведущем на лестницу. — Как думаешь, мы можем повторить? Сегодня? Он глядит на меня со своей новой нестираемой лыбой, глядит изучающе, пожирающе и одобряюще и наконец заключает: — Категорически да. Но сперва мы все же поужинаем.