Истории Железного архипелага

      Ицтли целеустремлённо шёл вперёд, разгоняя туман светящимся наконечником. В груди гулко билось сердце, а в ушах невыносимо звенело от тишины и чьего-то гнетущего присутствия.       Всё вокруг менялось. Склон холма стал ровным полем, а потом переплетением корней. Шелест травы по пояс сменился хрустом опавших лесных веток. Синие огоньки блуждающих духов мерцали по обе стороны от тропы. В один момент парень словно забыл, куда идёт, и вздрогнул, поняв, что потерялся.       Вокруг него удушливым облаком висела водная стихия. Туман сопровождал Ицтли и скрывал от его стихийного взгляда всё вокруг. Да и не только стихийный, но и обычный взор страдал от однообразной хмари, в которой не за что было зацепиться. Пахло еловыми шишками, хвоёй и немного солью. Ни единого звука, ни единого порыва ветра — только чужая воля.       Юноша остановился.       — Не бойся стрелы, летящей днём, и ужаса, крадущегося ночью. Змея и гада порази, архонт мой, сокруши зло своей рукой, — прошептал он и сконцентрировался на собственных чувствах.       Парень подцепил наконечником алебарды еле заметную элементальную ниточку, которая тянулась между деревьев. Среди прочих щедро рассыпанных в воздухе она казалась чьим-то приглашением. Сбоку мелькнула гибкая тень и сразу же пропала. Нити всколыхнулись, но пойманная зацепилась за лезвие, как струна, продетая через ушко иглы, и потянула вперёд.       Сложно было не побежать от такого рывка, но сил сопротивляться внезапному порыву у Ицтли хватило. При мысли о том, что скоро он увидит того, кто превратил Хитера в каменного голема, снова вскипела злость и даже… ненависть?       Да, ненависть. Но почему?       «Потому что это чужой бог. Потому что он убивает людей. Потому что он враг!»       Ицтли скрипнул зубами и перехватил древко обеими руками. Невыносимо пульсировали виски, а по краям зрения мерцала кровавая пелена.       — Снова пытаешься залезть ко мне в голову?!       В тишине крик прозвучал особенно громко, но в ответ, как и раньше, ничего.       — Не бойся стрелы, летящей днём, — снова зашептал парень и ощутил, как вокруг него сгущается холод, — и ужаса, крадущегося ночью… Зло порази!       Ицтли резко выдохнул и упёрся древком о камень под ногами. От его круговой атаки разошлась волна воздуха, накрывшая всё вокруг морозным куполом.       «Нить!» — молнией вспыхнула мысль и ученик хориста резко перевёл взгляд на лезвие. Мерцающая синим струнка осталась, пусть частично и побледнела.       — Я иду к тебе, чужой архонт. Но иду сам, — процедил парень и убрал с глаз слипшуюся прядь. Удивлённо зажал пальцами, усмехнулся и сломал наросший на ней лёд.       Всё ощутимее чувствовался запах моря. В один момент деревья резко кончились, словно кто-то провёл плугом по земле, отрезав их от побережья. В молочной пелене виднелись очертания крупных камней, похожих на скелеты доисторических вишапов. От них веяло невыразимым спокойствием, и даже скрип песка под сапогами не нарушал их вековечного сна.       Парень глубоко вдохнул. Именно здесь путеводная струна натягивалась сильнее всего, отсюда она тянулась к нему и сюда приводила. Спящие курганы, где были запечатаны осколки убитых хористами прошлого архонтов, оставшиеся на побережье, а не упавшие на морское дно. А теперь где-то здесь его ожидал павший бог. Его, ученика Альфреда, будущего певца Металла. Его, Ицтли.       Ветер приглашающе подтолкнул в спину. Свежий бриз, вестник перемен и свидетель неизменных повторений истории.       Юноша сделал шаг. Другой. Привычным усилием сфокусировался на мелодиях вокруг и перестал о чём-либо думать. Его внутренний голос замолчал, но сам Ицтли остался самим собой, а не растворился в окружающем пространстве, как тогда, на ночной дороге. Элементальные потоки распрямились, перестав мешаться под ногами. Гидро-нить осела, соскользнув с лезвия наземь.              Каждый шаг отдавался эхом в голове. Во все стороны расходились волны, окрашивающие камни вокруг в невидимые глазу цвета. Казалось, будто это не он идёт по берегу, а кто-то другой, похожий на него самого, в котором прорастала странная сила…       Сила архонта Металла, чью волю хранили певцы Металла из поколения в поколение. Та сила, что по крупицам доставалась каждому, что жил на архипелаге. И только тот, кто позволял воле архонта укорениться в нём, начинал чувствовать и владеть Металлом так, чтобы назваться учеником хористов. И эта сила, эта Воля предназначалась именно для таких моментов, когда врагами Бартануры становились не люди и не монстры — а другие божества, отринутые и покинутые всеми.       Шквалистый ветер в мгновение сорвал туман восвояси и заставил Ицтли пригнуться. Так же неожиданно, как начался, шторм стих, явив взгляду похожую на дно амфитеатра площадку, поверхность которой чернела застывшей лавой. Плотные тучи по-прежнему висели грязными одеялом, однако в них оказывались прорехи, в которых невыразимо сияло бирюзовое небо, которого не могло быть на самом деле. Вдалеке был виден утёс, по которому Ицтли недавно пришлось спускаться, а где-то совсем рядом о берег бились волны.       Парень резко обернулся на внезапный звук. Уже в который раз за день наконечник алебарды вспыхнул, напитанный магией. Не успела капля холодного пота соскользнуть между лопатками, как раздался отчётливый смешок, в котором смешалось трение камней друг с другом, гул подземных рек и шелест тысяч хитиновых ножек друг о друга.       Даже стихия Крио не настолько пробирала до костей, как охватившее сейчас парня очень плохое предчувствие. Действительно дерьмовое, давно так не бывало. Да никогда, пожалуй, если только не…       Горящие крыши домов и крик в ушах:       — Беги! Беги, Ицтли!       Юноша потрясённо выдохнул, наконец увидев Его.       Он даже не таился. Скопление белых камней, бесформенная масса скелетов, сливающихся друг с другом в нечто, отдалённо напоминающее чешую, лежало всё это время здесь, казавшись безжизненными скалами, стоящих на страже старых Печатей.              Если когда-нибудь это было Архонтом, то сейчас при взгляде на него едва удавалось сдержать рвотные позывы. Искорёженное и болезненное тело с Гео-наростами, которые вразнобой пульсировали, в бахроме Гидро-нитей, длинное, как у рептилии, и с жучиными, как у сколопендры, ногами… Так могло выглядеть только чудовище. Демон. Мутация, Скверна. То, чего не должно существовать.       «Как мне тебя убить?» — ужаснулся парень, наблюдая, как павший бог расплетает кольцо за кольцом и поднимается всё выше и выше.       Это было зря… Внезапная мысль настолько сильно ударила по концентрации, что она почти сразу же рассыпалась осколками, а питавшая решительность Ицтли сила рванулась наружу.       Золотистый свет озарил площадку. Стало невыносимо горячо и сразу же вернулся лютый холод. Лавовая корка под ногами задрожала и потрескалась. Мгновение, и сквозь неё потянулись тонкие стебельки железной травы, наклоняющиеся кончиками к огромной бело-голубой змее, покрытой язвами Гео.       — Значит, я не ошибся, — многократное эхо тоскливых голосов, и мужских, и женских, пронеслось мимо Ицтли. — Здравствуй… Давно не виделись, друг мой Элигос.              Мгновения рассыпались дождевыми каплями, унесённые ветром. Ничто не нарушало молчания, протянувшегося в пересечённых взглядах, венчающего обломки похожих на вишапов скал, и в беззвучных волнах, бессильно набегающих на песчаную косу.       — Ты всё молчишь, — вздохнуло чудовище, взирая сверху вниз на хрупкую человеческую фигурку. — Я звал тебя с прошлых льдов, но ты не откликался, друг мой. Я свил гнездо слёз, которое ты разрушил, но и тогда ты молчал. В конце концов, я даже откликнулся на зов твоих людей… Ничего этого бы не произошло, приди ты сразу, Элигос.       Исполинская многоножка наклонилась, поднеся покрытое глубокими бороздами лицо к самому кончику алебарды, в которую намертво вцепились человеческие руки.       — Я не хотел ничего из этого, друг мой… На какое-то мгновение мне показалось, что проклятие теряет силу и я снова смогу стать самим собой, но… Но я ничего не смог дать твоим людям, кроме своей боли и скорби.       Архонт шептал, но этот шёпот сотрясал всё тело Ицтли невыносимыми вибрациями. Юноша до сих пор не понимал, почему стоит на ногах, а не корчится на земле и не кричит изо всех сил.       Почему-то вся эта боль, весь этот ужас… Он тёк мимо него. Куда-то вглубь, где не было Ицтли. Во мрак, о котором он раньше не знал. И, наверное, никто из хористов не знал тоже.       Только слёзы катились по щекам, но они казались такими смешными, такими наивными, как будто их вовсе не было. Словно начался ливень.       — Взгляни на меня, Элигос, — горько сказал павший бог. — Взгляни на это искалеченное тело. Когда-то оно было благородным, как Молния, чистым, как Вода, волнистым и свободным, как Облако в небе. До тех пор, пока нас не заставили…       — Хватит, — сказал кто-то губами ученика хористов. — Кто ты и что тебе нужно?       Змея наклонила голову. Её рот, прежде едва движимый, распахнулся во всю ширь.       — Ха… Ха-ха… Элигос… Ты не помнишь меня? Неужели тебя постигла то же проклятие, что и всех нас?       — О чём ты?       — Эрозия, друг мой. Ты потерял память? Ты потерял себя?.. Поэтому ты не пришёл, когда я воззвал к тебе, друг мой?.. Не важно, всё это уже не важно.       Архонт глубоко вздохнул. Свистящий ветер, запутавшись в траве, разбился на сотни нот, которые сплелись диссонансами друг с другом.       Парень хотел прикрыть уши, но Сила не дала ему это сделать. «Пожалуйста… Останови его, — молился в глубине души Ицтли, глядя на всё словно через покрытое изморозью стекло. — Он же убил Хитера… Он исказил стихии… Он наш враг!»       — Друг мой Элигос… Я прибыл к тебе из места нашего изгнания за обещанной тобой милостью, — с щемящей душу торжественностью отозвался чужой архонт. Его лицо обернулось в сторону океана, над которым светились бирюзовые клочки чистого неба. — Там нет ничего, за что стоит держаться, жить… мечтать. Я надеялся, что ты окажешь свою милость в тот же час, как я оскверню своим искалеченным телом твою обитель, твой архипелаг, но… ты пощадил меня? Позабыл обо мне? Зачем ты дал мне надежду?.. Ведь каждый Архонт, даже такой слабый, как я, жаждет людского внимания. Я был готов отдать всего себя за хотя бы ещё один раз, чтобы меня восславили, как своего бога. Я хотел всего лишь ещё раз вернуть те времена, когда мог плыть по небу со своим народом, который ты приютил у себя… Зачем ты подарил этот год жизни, Элигос?       «О чём это он? Эй, о чём это он говорит?! — Ицтли как будто ударил кулаком о невидимую стену в мыслях. Потом снова и ещё раз снова, но она не поддавалась. — Ты же мой архонт, да? Отпусти меня! Я не твоя марионетка!»       — Ты ошибаешься, — сказал парень чужим голосом. — Мне тебя жаль, но я должен тебя убить.       — Да… — падший бог поник и внезапно усмехнулся. Совсем по-змеиному. — Да, ты прав. Я не знаю, кто ты. Элигос был другим. Но у тебя его Стихия. Железо… Стихия-убийца. Только Крио настолько же безжалостно что в своей ярости, что в своей милости. Подари же мне теперь то, что ты можешь, наследник Элигоса. Подари мне смерть. Но я позволю себе сопротивляться.       — Назови своё имя, старый бог, — сказал Ицтли и вдруг понял, что незримые тиски ослабли. Следующие слова он произнёс вместе с тем, кто смотрел на чужого архонта его глазами. — Назови, чтобы я тебя запомнил.       — Меня зовут Фуркас! — ликующе взревело чудовище. — Запомни меня, наследник!       И в следующую секунду мир раскололся на «до» и «после»…       Было похоже, словно с неба ударили раскалённые жгуты молний, но отчего-то они все промахнулись мимо парня. Беззвучно взметнулись громадные осколки, оставляя красные полосы в глазах, пока руки Ицтли сами по себе вращали алебарду, как лопасти ветряной мельницы.       «Что?..»       — Смотри! — гремел павший архонт. — Смотри на меня!       Серебряная струна сорвалась с наконечника, окружая Ицтли куполом. Парень понял, что под ногами у него нет опоры — оказалось, тот первый удар подбросил в воздух не только окружающие площадку камни, но и её саму раздробил, вырвал из земли.       «Ужас…»       — Слушай же меня, наследник!       Среди полыхающих молний и завихрений показался белый сегмент с бляшкой Гео на теле.       «Какой ужас!»       Алебарда вонзилась прямиком в нарост и… Вспыхнула золотом. Так ярко, что даже сейчас, не ощущая ни ветра, ни боли, ни эмоций, парню стало слишком горячо. Тысячеголосый вопль настиг Ицтли чуть позже, когда тот отскочил от раны, из которой щедро лилась кипящая кровь.       Это была какая-то иная боль. Казалось, что он вырезал рану на самом себе, а не ударил искалеченного бога. Всё перед глазами Ицтли помутнело от влаги, но она отчего-то не спешила улетать прочь с ужасным ветром, треплющим его как тряпку на флагштоке. Слёзы нарастали льдинками на ресницах.       «Я плачу?»       — Ещё… Ещё!       В облачных разрывах показался ещё белоснежный сегмент с бесформенной Гео-массой на нём. Ноги сами подогнулись, а потом парень прыгнул, чертя лезвием золотистый символ.       Треск! Ужасающий рёв отбросил Ицтли на что-то ровное. От удара он захлебнулся и чуть было не выпустил древко. По ушам потекла какая-то жидкость, но слух оставался — хоть бы не кровь, хоть бы не кровь!       Осколки искажённого Гео гасли, падая тускнеющими звёздами в облачный водоворот.       Что творилось снаружи? Ученик хористов не мог сказать. Он потерялся в ту секунду, как чуждый архонт назвал своё имя. Это и было мгновение «после» — миг битвы богов, в который его занесло.              — Ты видишь, каким я стал, наследник? — хрипел Фуркас, мелькая в бирюзовых разрывах неба. — Мой образ был образом благородного дракона, который странствовал свободным и вёл за собой детей неба… А теперь я пресмыкаюсь в тени Селестии!       Осколок платформы накренился. Парень выдохнул и упёрся ногами об уступ, стараясь не упасть с него, но это не помогло — плита перевернулась целиком, и Ицтли сорвался в водоворот.       — Я был благороден, как Молния! Свободен, как Ветер! Я был Туманом, живой Водой, а теперь? Меня осквернило Гео! Молния, Ветер и Вода скованы небесными цепями, а Туманы изгнаны вместе со мной!       — Зачем… ты мне это говоришь?! — выкрикнул Ицтли, падая между закручивающихся облаков.       Сила, чуть отпустившая нити, снова заполнила парня целиком, но ответ он услышал своими ушами:       — Чтобы ты запомнил меня… Запомнил мою последнюю песнь!       «Прекрати! Я больше не вынесу!» — о, если бы Ицтли мог, он бы зажал уши, но эта тягучая и блистательно-печальная мелодия выворачивала его душу наизнанку.       Водоворот кончился. Парень увидел, что летит к расколотой ударом исполинского хвоста чёрной площадке на берегу залива. Но всё то казалось таким нереальным, словно тяжёлый лихорадочный сон. Сотни мужских и женских голосов сливались в единый хор, будто проводя поминальную литургию в его честь.       Нет. Не в его. В честь павшего архонта Фуркаса, который пришёл умереть на землях архипелага Барзель.       Ицтли ощутил, как сила Металла заставляет его развернуться спиной к земле. Время словно бы сжалось в короткую пружину.       Вот он видит краем глаза что-то ослепительно белое. Вот наконечник его алебарды рассыпается в мельчайшую пыль и собирается снова в нечто, похожее на сверло. Вот его рука отходит назад, а потом рывком оказывается впереди, направляя алебарду… теперь уже копьё навстречу оскаленной пасти нависшего над ним архонта. Вот эта поросшая грязной бахромой пасть пытается дёрнуться в сторону, мерцает синий пузырь водяной завесы, но Металл проходит сквозь неё, разрывая, как мыльную плёнку… Сияющий маленьким солнцем серебряный и золотой мотив впечатывается в белую кость… И рвёт её спиральной жутью, увлекая за собой внутрь сегментированного тела.       Пружина распрямилась. Ицтли увидел, как тучи за головой у Фуркаса раздвинулись, словно нечто на огромной скорости проделало дыру и в них. Ударная волна отбросила облака во все стороны, явив взгляду солнце и радугу, мерцающую в не успевших упасть оземь каплях. Они висели недвижимыми повсюду, окружая Ицтли невесомой периной.       «Я ведь… падаю?»       Что-то обняло юношу. Он как будто оказался в чьих-то нежных ладонях, сквозь которых дул приятный прохладный ветер с запахом мороза. Тонкий снежный пух полетел ввысь, обтекая парня со всех сторон.       «Я падаю в снег?»       Разом вернулись звуки. Гул со всех сторон, каменный рокот, протяжные всплески и удары чего-то тяжёлого о землю. Дождевые капельки, сорвавшись, больно впились в кожу льдинками, нагнав наконец того, с кем только что падали наравне. Шорох разлетающихся снежных вихрей, сквозь которые падала маленькая человеческая фигурка. Всё тише и тише.       Ицтли мягко коснулся спиной чего-то пушистого и удобного, как перина кровати в Башне. Со всех сторон, куда ни посмотри, росла серебряная трава, обильно припорошенная снегом.       — А когда… А как? — беспомощно спросил он вслух, не веря в то, что жив до сих пор.       Обезглавленное тело архонта Фуркаса, покачиваясь, заваливалось набок. К счастью… Уйти не оставалось сил.       Сколько он там лежал, сложно было сказать. Сознание на какое-то мгновение оставило парня, но он почти сразу очнулся от судорожного всхлипа.       Отголоски только что звучавшего хора повторялись рефренами в элементальных потоках повсюду, которые текли в сторону залива, обходя поросшую стальной травой поляну.       Ицтли поднял руку и посмотрел сквозь пальцы на небо. Оно наконец вернуло себе нормальный синий цвет. Рядом с горизонтом продолжали клубиться грязные тучи, но всё уже закончилось. Он победил.       Парень глупо хихикнул и не смог остановиться. Сдавленный захлёбывающийся смех напал на него, не позволяя нормально вдохнуть. Даже просто сесть для ученика хористов было не под силу, настолько его вымотало невероятно короткое, всего лишь в несколько удачных ударов, сражение.       Победил… Победил древнего бога… С ума сойти, неужели это правда?       — Я победи-и-и-и-ил!!! — кое-как прокричал он и перевернулся на живот, сжав в кулаках железные стебли.       Ицтли пришёл в себя от боли в ладонях. Икота жутко отвлекала, даже дышать было трудно. Перчатки порвались в лохмотья, а из свежих порезов сочилась ярко-красная кровь.       — Помогите мне, кто-нибудь, — заплетающимся языком пробормотал парень и вдруг снова понял, что на несколько мгновений его не стало, ведь он совершенно точно не садился. И даже не переворачивался обратно на спину.       — Эй, архонт… Опять ты? — неразборчиво прошептал юноша, водя рукой в поисках чего-то в траве. — Мы же победили… Да?       Безголовое тело чужого божества за прошедшее время так и не упало. Оно зависло в нескольких пальцах от поверхности моря… С этого расстояния выглядело так, но на самом деле там была хорошая такая высота.       — Подожди… Мы не победили?       Если бы сила, циркулирующая по артериям и венам, могла говорить… Вместо этого Ицтли увидел, как вдоль скелетированных сегментов растёт глубокая чёрная трещина.       Останки архонта Фуркаса рассыпались, но не хотели умереть окончательно.              Это знание окатило льдом, как недалёкий прибой. И в этот раз Ицтли оказывался совершенно безоружным.       — Но как же… как же… как же так? Мы же победили… Мы же обезглавили его, да? Он же должен был погибнуть, да?       Руки опали безвольными плетьми. Хорист смотрел широко раскрытыми глазами, как сквозь трещины в сегментах жуткого тела начало сочиться прелестное сияние.       Этому цвету нельзя было дать никакого названия. Он напоминал все приятные цвета разом, ласкал взгляд и не отпускал от себя. Отвлечься? Отвернуться? У Ицтли не было ни физических, ни душевных сил сделать это.       Свет, который рвался изнутри павшего бога, пах свежестью и надеждой. Его переливы создавали мелодию, которая звучала сама по себе и которую хотелось слушать вечно. Если бы тело парня не было настолько истощено, а мышцы перетружены, он бы встал на ноги и пошёл вперёд, лишь бы оказаться ближе к источнику этой невероятной чистоты.       Что-то пробивалось сквозь скорпулу павшего архонта. Что-то по-настоящему чудесное. Что-то… действительно божественное.       — Ах… — всё вокруг вздохнуло аквамариновыми переливами. — Как же так…       «Что я наделал?» — рот Ицтли исказился в беззвучном крике, пока все его эмоции плавились от всеохватывающего восторга и отчаяния.              — Я должен сказать тебе спасибо, наследник, — произнесло знакомое тысячеголосье, которое теперь было лишено чужих примесей, — ты разбил узы моего проклятия… Теперь я по-настоящему свободен.       Тело архонта содрогнулось в самой своей наивысшей точке. Сегменты, закрывающие горб, разошлись. Сфера багровой плоти и сплетённых жил выбиралась наружу из скелетной тюрьмы. И выглядело это подобно тому, как расцветает подснежник при встрече долгожданной весны, вырвавшись наконец из ледяного плена. И, не выдержав этой невероятной красоты, Ицтли зарыдал в голос.       — Тише…       «А?»       Парень моргнул и почувствовал на своих глазах чьи-то ладони. Теплоту человеческих рук было трудно перепутать с чем-либо другим.       — Тише, мой юный хорист, — это был звонкий, но непонятный, мужской ли, женский ли голос. — Ты хорошо постарался, но иногда человеческих сил недостаточно. Но ты не один. И никогда не был.       Что-то влажное уткнулось в подбородок парня, а после он услышал чьё-то глухое ворчание. Шершавый язык лизнул его в нос под тихий смех того, кто стоял сзади:       — Ты ему всегда нравился. Малыш, защити своего друга, хорошо?       Ицтли медленно поднял руки и коснулся чего-то пушистого и очень тёплого: «Неужели собака?» Смутно вспомнилась зима и коммуна, где он жил в детстве после того, как приплыл на корабле в Бартануру.       Этот жест… Чьё-то доверие… Почему кажется, словно он забыл что-то важное?       — Ты хорошо постарался, но и слишком страдал всё это время. Я виноват, Ицтли, — говорил всё тот же голос. — Знаешь, хорист…       Земля содрогнулась. Многократно накладывающиеся друг на друга звуки крошащихся скал и падающих в воду обломков перебили говорившего.       — Вот и началось, — безэмоционально сказал тот, кто закрывал глаза юноше. — Теперь наступает моя очередь сражаться. Ты был хорошим клинком, Ицтли из Бартануры, но если я попрошу тебя биться наравне со мной, ты сломаешься.       — Всё не так, я…       — Ты уже на пределе, — говоривший вздохнул и встал на ноги. Вдруг что-то мягкое обняло парня со всех сторон. Словно две подушки или одеяло, в котором так спокойно и приятно… — Поэтому прошу тебя, Ицтли. Ты был хорошим клинком. А сейчас стань для меня тем, кем тебя учил мастер Альфред. Стань хористом.       — Что… Что мне надо делать?       Юноша не видел, но был готов поклясться, что его собеседник улыбнулся.       — Спой для меня.       — Х-хорошо…       Отчего-то щекам и ушам было очень горячо. Старшие говорили, что так бывает, когда тебя хвалит девушка, которая очень нравится, но у Ицтли ещё не было такого опыта.       Неужели та собеседница — другая хористка из Башни?       Ладони пропали и юноша увидел, как впереди из расколотого змеиного тела в ослепительном ореоле возносится…       Он не смог понять, что видит. Взгляд улавливал только тень, очертания которой были внутри этого сладкого света. Пусть теперь он и не вызывал невероятного восторга, но от этой изумительной гармонии перехватывало дух. И всё же Ицтли оглянулся.       Позади него стояла… рыцарь в полных доспехах. Серебристые волосы, которых не мог скрыть остроносый шлем, светились сами по себе и развеивались так, словно настоящий ветер не имел с ними никакой связи. Она держала двуручный волнистый клинок, выглядевший так, словно кто-то сковал льдом солнечный луч, на весу как пёрышко.       Но всё это меркло перед тем, что рыцарь была крылатой. Не как птица и не как дракон. Ицтли не знал нужных слов, чтобы описать эти крылья. И всё же железные перья — их разглядеть он смог.       Парень, засмущавшись, отвёл взгляд и посмотрел на того, кто лежал возле его колен.       — Ферркайт!       Мифический зверь согласно дёрнул хвостами. Его небесно-голубые глаза по-доброму усмехались при первой за много лет встрече.       — Его зовут Звездолап, — услышал юноша от рыцаря и вдруг увидел набегающую на них по земле белёсую волну, позади которой поднимались клубы пара и пыли.       Это был… Визг.       Небо и земля перекувыркнулись и превратились в полосатый бок ферркайта, на который Ицтли упал. Юноша с болью выдохнув, приподнялся на руках и посмотрел, что творилось на берегу.       — Элиго-о-ос! — разносилось на всю округу со страшной силой. — Как?!! Ты ведь умер!       Крылатый рыцарь завис в воздухе напротив сверкающей сферы, которая пульсировала в такт сердцебиению. Кажется, девушка что-то отвечала.       «Говорит, что Фуркас слишком слаб и полон заблуждений», — подумал парень и, ошарашенный внезапной догадкой, взглянул на Звездолапа. Тот часто дышал, ехидно поглядывая то на Ицтли, то на силуэты замерших архонтов.       — Я не хочу теперь умирать! Теперь я могу снова стать признанным богом этого мира!       «Погляди, какой безумец. Он забыл Войну и хочет снова бросить вызов Селестии».       — Но ведь ты обещал мне!       «Милость, которую ему оказали — это была воля хориста и его невысказанная просьба. А Фуркас посягнул на тех, кому архипелаг стал новым домом. Непростительно».       — Я правда хотел, чтобы тот архонт… стал таким?       «Ты добрый, Ицтли, — Звездолап вдруг поднялся на задние лапы и лизнул лицо. — В Войне Архонтов ты бы стал хорошим клинком… Как хорошо, что это всё уже в прошлом».       — Почему бы я стал им?!       «Потому что ты бы не растворился в Металле», — эхом донеслись шепчущие голоса.       Время заледенело.       Это была покрытая цветами поляна. Белые, как тонкие лепестки льда. С прожилками, похожими на кровь.       — Спой мне, — засмеялась мужественная девушка, проведя ладонью по небрежной бородке юноши из Натлана, и закружилась вокруг своей оси в снежном танце.       — Что мне спеть?       Секундная заминка. Лепестки, взметнувшиеся ввысь.       Поляна, усыпанная торчащими из земли клинками.       — Что хочешь? — девушка изящно коснулась земли и ловким движением ухватила рапиру. — Ты же в душе певец, а не воин. Такой была моя мечта: чтобы железо было добрей… Совсем как ты, Ицтли.       Звук собственного имени вернул парня в реальность. Звездолап по-прежнему наваливался на него лапами, встревоженно глядя в глаза. «Не смотри, — шепнула чужая мысль, — тебе будет больно смотреть на всё то, что сейчас случится…»       «Пусть будет так», — согласился парень и почесал за ухом у сказочного зверя, который по преданиям сопровождал архонта Элигоса в битвах. Тот совсем по-кошачьи зажмурился… и резко встопорщил усы, не успев закрыть другу обзор.       Ицтли зажал себе рот руками. До архонтов было далеко, но он видел их так, словно они были совсем рядом. Там, над волнами залива, в воздухе парил он сам и тот, при взгляде на которого хотелось убежать далеко-далеко.       Это был Хитер.       Дождь. Вода течёт по окну. Там за стеклом горят дома, но здесь совсем не страшно. Смешные человечки бегут от дядек с длинными палками и сверкающими камушками на поясах, но чего их бояться?       Убежать далеко-далеко…       Мама приготовит блинчики, а папа принесёт домашний мёд. И никто больше никогда-никогда не убегут и не потеряют друг друга. В этом доме с мягкими стенами. Там, где осталось его детство.       …от самого себя.       Свежий ветер обдал его лицо с чьим-то далёким криком:       — Не смей!       Кто-то смутно знакомый прошёл мимо неподвижного ферркайта, хмыкнул при виде порезанных ладоней мальчишки и присел, чтобы оказаться на одном уровне с повзрослевшим ребёнком.       — А ты вырос, Ицтли, — произнёс небритый мужчина с мерцающими золотистыми искорками в глаза.       — Вы… Ве… Велимир? — не поверил парень и огляделся. Вокруг висела дымка, за которой всё колыхалось, как в мутной воде. — Что вы тут делаете?       — Надо же, не забыл! Как твой котёнок?       — Какой котёно…       Ицтли осёкся. С необычайной ясностью перед глазами промелькнули картины давно исчезнувшего дня, после которого мастер Альфред взял его в ученики. Он осознал, что заставил себя забыть эти воспоминания, и ощутил жгучий стыд перед Велимиром, который пришёл к нему здесь и сейчас.       — Стыд, который ты испытываешь — тень перед тем, что тебя ждёт, если ты сдашься, — со всей серьёзностью сказал Велимир, совсем как Звездолап положив ладони на плечи ученика хориста. — Ты не только добрый, парень, но и сильный.       — Почему ты так думаешь? Я ведь же ничего не смог!       Мужчина хмыкнул и вдруг накрыл своими пальцами пораненные ладони.       — Тебя признала стихия Крио, мальчик, — улыбнулся бывший хорист. Бывший кантор. Тот, кто вёл других хористов в бой и начинал Песнь. — Поверь мне, этого достаточно. Там, на материке, Крио достаётся тем, кто пережил… страшное. Так и у нас. Ты ведь знаешь, что даже у нашего архонта, пока он был человеком, родной стихией была именно Крио?       — П-правда?       — Самая святая правда, — Велимир кивнул и повёл плечом в сторону клубка раскалённых крылатых фигур в небе. — Скажи мне, почему тот мальчишка… Хитер, да? Почему он тебя так ранит?       Ицтли замялся, а потом пробормотал, глядя в землю:       — Я его убил. То есть, я так чувствую. Знаю, что он уже не был Хитером, а просто големом этого чужого архонта, но… Мне так плохо. Я так виноват перед ним, дядя Велимир. Я больше не хочу, чтобы такое повторилось!       Бывший кантор кивнул и встал позади парня.       — Давай тогда я покажу, а ты повторяй, — с каждой секундой его голос становился всё тише и тише. — Призови свою стихию, юноша.       Мороз растёкся по всему телу и вырвался наружу. Вокруг Ицтли появилась изморозь и ледяной пар.       — Не бойся того, что холод станет нестерпимым. Он тебя больше не ранит. Только не твоё Крио. Вспомни тот снег, который не таял на твоём лице той ночью, когда ты чуть не умер. Вспомни это чувство, когда не оставалось сил…       — Мне страшно. Я не чувствую пальцев. Тяжело. Дышать тяжело.       — Вспомни свои чувства, когда ты терял самое дорогое, что у тебя было. Вспомни, как ты совершал то, чего не можешь себе простить. Не стесняйся — плачь, если плачется. Да, вот так… Отдай Крио то, что не можешь оставить себе.       — Я… не хочу, — Ицтли сжал кулаки. — Я не хочу! — и ударил себя по лицу, чтобы хоть что-то почувствовать.       Перед глазами как будто разорвался фейерверк. Сквозь звон в ушах парень услышал призрачный шёпот: «Ты молодец, мальчик…» — и ощутил, как по всему телу как будто зажглось северное сияние.       Призрачный огонь, опаляющий его в царстве вечной стужи. Но это были его призрачный огонь и его боль, и поэтому ученик хориста твёрдо встал на ноги и без тени страха взглянул на сражающихся архонтов.       — Звездолап… Ты мне поможешь?       — Фрр?       — Стань рядом со мной.       — Фрр!       Мифический зверь потёрся пушистой щекой о пальцы. Ицтли усмехнулся и шепнул тихую благодарность тому, кто даже не знал, как помог сейчас повзрослевшему юноше, придя к нему ожившим воспоминанием.       Битва в небесах напоминала стихийное бедствие. Жгуты молний, вихри и вертикальные смерчи, ледяные иглы и огненные всполохи — всё это сталкивалось друг с другом, но ни один из архонтов не мог одержать верх. Море волновалось, бурлило вздымающимися ввысь волнами, земля дрожала, но всё это было только внешними атрибутами настоящего сражения.       — Элигос, архонт наш, защитник архипелага и воин стужи. Я не твой клинок, а ты не мой господин. Я хорист, тот, кто умеет петь Металлу и кому он откликается. Прошу, срази того, кто осквернил наш дом и кто хотел отнять нашу свободу.       Ритуальная формула жгла губы и язык, как заоблачный перец. С каждым словом поросшая железной травой поляна становилась всё шире и шире, трепеща от элементального буйства в небе.       — Фуркас, проклятый дух, непризнанный бог. Падший архонт. Моё милосердие… продлило твои страдания. Теперь же я призываю Металл, как заклинал архонт наш, в свидетели. Да станет для тебя небо железом, а земля медью, и да сотрётся твоё имя из под небес. Прими же в дар посмертный покой.       Ицтли глубоко вдохнул, отчаянно желая, чтобы хоть кто-то оказался рядом с ним в этот момент, и начал Песнь.              — Обращаю к тебе мольбы, хранитель мой, изливаю сердце, как воду, на суд твой. Взгляни на чистоту помыслов моих, архонт мой, и ответь общине своей. Когда полыхает божественный гнев, кто устоит, кто устоит? Излей свой гнев, как воду, на врагов, и сотри зло их во веки веков!       Язык запнулся. Все дальнейшие слова куда-то пропали, когда вместо двух сражающихся богов парень снова увидел самого себя и Хитера в тот самый миг, когда алебарда сама собой повернулась…       Сама собой…       Эти два видимых образа слились между собой. Ицтли перестал понимать, где он, а где Фуркас. Кто Хитер, а кто Элигос. И разве их архонт был девушкой? Нет же, ведь Ицтли парень!       Небо. Молния. Играюче отбить и выждать момент.       — Это ты во всём виноват! — мальчишка пытался ударить его белоснежными крыльями, однако уворачиваться от них было легче лёгкого.       — Зачем ты продолжаешь наш спор? Ты ведь уже проиграл.       — Это не так! Ты жульничал!       Ицтли засмеялся и шутя отбил молнию, вонзившуюся в грязную лужицу где-то далеко внизу:       — Ты всё равно ничего не докажешь.       — А вот и докажу! Но…       — Хм?       — Ты прав. Я просто не хочу, чтобы меня забыли. Но чтобы я ни сделал, как только я прекращу с тобой драться… Меня ведь не станет. И как будто никогда меня не было! Это несправедливо!       — Знаешь, Хитер… Это не так. Ты сделал много плохих вещей. Но ты знаешь, что сняло твоё проклятие?       — Знаю. То, что ты меня пожалел.              — Не-а. Одна моя жалость и желание помочь бы не справились. Угадаешь?       — Хотел бы, но, — мальчишка глянул на свои гаснущие руки.       — Вот и… — рывок вперёд быстрее, чем соперник мог предугадать, и юноша схватил подростка. — Поймал!       — Ты даже дрался со мной не всерьёз, — грустно сказал Хитер.       — Я детей не обижаю. А я тебя старше.       — И что теперь… Ты меня убьёшь, как я и просил?       — Да. Но сначала скажу, что же тебя очистило.       — А потом убьёшь?       Ицтли помедлил. Отчего-то простой ответ «да» ему не нравился.       — Ты уснёшь без снов. И никого больше не ранишь. Ведь ты этого хочешь, иначе бы не просил.       — Ага… Спасибо тебе, Элигос. Большего я не хотел. Ты был прав, мне не стоило уходить с остальными в изгнание. Прости меня.       — Вот ты и ответил…       — Что, меня очистило сожаление?       — Не-неа. Это раскаяние, друг мой.       Хитер широко раскрыл глаза и уставился в небо, простирающееся над ними.       — Раскаяние? Неужели? Так просто?       — Просто? Больше тысячи лет прошло.       — Это так смешно. Я всегда думал, что это слишком просто для правды. А вот нет, ты оказался прав, — подросток весь обмяк и закрыл глаза. — Пожалуйста, сделай это быстро и без боли. Я не хочу, чтобы кто-нибудь снова из-за меня… Ты понял.       — Засыпай, — шепнул Ицтли и мягко зажал пальцами пульсирующую жилку на шее у архонта Фуркаса…       Ещё одна страница воспоминаний сгорела.       В одну секунду Ицтли ещё находился в воздухе, а в следующую его окружала вода. Он стоял на каменистом склоне, на котором светилась вязь неразборчивых письмён.       Что-то казалось неправильным. Находиться на дне залива… Так не должно было быть.       Ицтли полетел наверх и вынырнул с огромным всплеском, который разошёлся волной и осел мелкой водяной пылью.       Вот мыс, с которого его недавно столкнул Хитер… Но ведь Хитер всё это время был там, на побережье, ожидая его? Да и мыс теперь казался каким-то маленьким. Игрушечным.       «Что-то не так».       — Что-то не так, — услышал он собственный голос и попробовал коснуться горла. Пальцы металлически звякнули о пластины доспеха.       Парень приземлился на берег, где оставалась старая оболочка архонта Хиркаса… Футера. Страшно кружилась голова.       Где-то рядом было что-то очень важное для Ицтли. В глазах рябило, расплывалось, а тело с каждым шагом казалось всё более и более непослушным. Но он всё равно шёл вперёд по тропе из стальной травы.       Впереди, рядом с ферркайтом, находилась беспомощная человеческая фигурка. Духовный зверь обнимал её лапами, согревая холодным вечером.       «Постойте-ка…» — медленно кристаллизовалась мысль, становясь всё очевиднее и очевиднее.       Ицтли смотрел на самого себя. — Вр-р-р-ремря, хор-р-рист, — промурчал Звездолап, глядя прямо в прорезь шлема. — Р-р-рви свр-рязь!       Он словно оказался в разных телах одновременно. Один Ицтли проснулся от рычания ферркайта и смотрел на рыцаря в полных латах, а второй… Второй смотрел на него в ответ.       Проблески сознания гасли, словно свечи на ветру, не давая отвести взгляда от его — своих — глаз.       «Что?! Что я должен сделать?!!» — беззвучно крикнул парень… боясь узнать ответ.