i'm so sick of seventeen

       Глаза в глаза. Морщинка залегла от сведённых к переносице бровей, и взгляд становился всё более жутким. Тишина в гостиной нарушалась лишь тиканием часов — встав между двумя огнями, рискуешь сгореть дотла. — Малыш, я… — Что «ты»?! Что? Какие я могу услышать оправдания из твоих лживых уст? Неужели вы настолько спелись с Дженесом, что и этому ты научился у своего склизкого дружка? — несмотря на обвинения в змеиной лживости, яд едва ли не капал с уголков рта самого Вёрджила. Вся ярость, что копилась уже слишком давно, нашла выход в этом споре, когда у обоих оппонентов уже пропадал голос, срывался от крика, уходил в утробное рычание от бессилия. I'm so sick of seventeen — Верджил, это решение было принято для всеобщего… — Всеобщего блага?! Это ты хотел сказать? Это так ты называешь то, что теперь каждый из Тёмных имеет право совать свои поганые рожи в наши дела? Это так ты видишь наше будущее? Да, конечно, позволим им… — Довольно. — прозвучало тихо. Игнорируя, Тревожность продолжил, не контролируя то, что с каждым словом его голос звучал все утробнее, в то время как тени становились всё темнее: — Им нельзя позволить быть здесь, Пат! Это было идиотское решение, и я поверить не могу, что веду себя взрослее, чем и ты, и Логан вместе взятые! — на кофейный столик сокрушились кулаки, заставив одинокую кружку звякнуть, едва не опрокинувшись, но вряд ли бы это заметил ни первый, ни второй участник жаркой дискуссии. — Д о в о л ь н о. — прозвучало будто из недр тела Паттона, с каждым жестом собеседника чувствовавшего ком в горле, поднимавшийся с тем, как голос Верджила становился всё ниже, зрачки наливались темнотой, а в воображении Паттона возникали спрятанные подальше воспоминания.       И не дождавшись третьего акта непослушания, Паттон наклонился вперёд, ощущая, как каждая клетка вновь наливается силой, ощущением власти, которое было им позабыто, и одновременно — бессилия. Как иронично, неправда ли? Where's my fucking teenage dream? — Каждый из вас получил право на новую жизнь. Каждый из вас адаптировался, сумел заставить Томаса слушать себя, сбалансировали силы… Так вот я никогда не терял хватку. Ни одного момента не наступило, когда я бы мог отпустить все и плыть по течению. Каждый. Блять. День. — отчеканил последнюю фразу Паттон, ощущая, как его форма теряет чёткие очертания, как он растёт, возвышаясь над собеседником, но даже это стараясь держать в узде: — Вы все заслужили отдохнуть, передав часть контроля другим. И я спрашиваю тебя, Вёрджил, разве новые времена не нравятся тебе больше? Не нравится чувствовать, что я не имею над тобой контроля? Что я не могу в любой момент отправить тебя во тьму, туда, где ты принадлежишь? — кружка треснула, не выдержав давления, нагнетаемого в комнате. Кто стал бы её винить?       И судя по широко раскрытым глазам Ви — не она одна. — Я только… — Разве я неясно напомнил о твоём месте здесь? — отрезал Паттон, кусая внутреннюю сторону щеки до крови, сдерживая желание выпустить свою ярость, наконец перестав подавлять её для всеобщего блага, но… Верджил опустил взгляд, сжимая край мягкой ткани толстовки ладонями, до побелевших костяшек, о хруста, прежде чем медленно кивнуть, признавая поражение. Это конец. С лёгким разочарованием, Паттон выдохнул, вернувшись к своей обычной «физической» форме, осторожно попытавшись было похлопать Верджила по плечу, но был остановлен бледной рукой. Понимающе кивнув, Пат развернулся, покидая комнату, и позволив себе улыбнуться лишь одной мысли, возвращаясь в свое «светлое хранилище воспоминаний»: — Победа все же за мной, Ужас. Раз и навсегда.