Amor ut lacrima. Детлафф и Сианна

Странный этот мир, где двое смотрят на одно и то же, а видят полностью противоположное. — Агата Кристи

      Роман Сианны и Детлаффа — один из тех, вокруг которых никогда не утихнут споры и препирательства, покуда будет жив фандом «Ведьмака». В самом деле, моральный выбор в дополнении «Кровь и вино» для многих оказался не из легких. Однако нельзя не отметить некоторую предвзятость, окружающую вышеназванных персонажей, и игнорирование определенных, на первый взгляд незначительных, то таких важных для сюжета деталей, с помощью которых характер и мотивы Детлаффа и Сианны раскрываются во всей своей красе. Был ли у этой пары шанс на существование? Являют ли они собой полные противоположности или же в них больше сходств, нежели различий? Давайте разбираться.       Для полноценного понимания героев следует обратиться в первую очередь к пространственно-временной характеристике дополнения «Кровь и вино», а именно к обстановке, которая окружает персонажей с самого первого дня их пребывания в Туссенте. О Туссент, край вина и любви! В летнее время он действительно напоминает замершую во времени идиллию с эльфскими замками, бесконечными виноградниками и общей атмосферой безмятежности и спокойствия. Время замедляет свой ход и практически останавливается — именно поэтому в книгах ганзе Геральта было так сложно покинуть Туссент. Они как будто застревали в безвременье, а бесконечные просторы Сансретуры убаюкивали взгляд и словно шептали: «еще ненадолго». Но так ли прекрасен и безопасен Туссент под покровом темноты?       Тьма — значимый элемент времени и пространства в дополнении «Кровь и вино». Она окутана мистикой и тайной. Во тьме завывают призрачные собаки баргесты у поместья Трастамара, во тьме Регис вместе с Геральтом посещает древнюю темницу вампиров, во тьме происходят нападения Бестии и во тьме же начинается погоня. Ночь — время высвобождения потаенных страхов, время пробуждения нечисти, время злодеяний, время физической смерти. Ночь также способствует размышлениям, глубинным переживаниям, рефлексии. Она служит символом романтики и нечеловеческой грусти — особенно когда на небосклоне появляется Луна.       Прежде всего Луна — это символ бессмертия, причем не физического, а скорее духовного. Образ Луны неразрывно связан с вампирами. Как существам, вампирам, по словам Региса, не нужна физическая оболочка, не нужен воздух, вода и иные важнейшие элементы человеческого существования. Полнолуние традиционно связывается с «их» временем — временем вампирской мощи и потусторонних сил (hoc includit способность обращаться в туман и зачаровывать взглядом). Таким образом, лунная ночь — это царство вампиров, неотделимый атрибут их образа. Самая первая встреча с Детлаффом происходит под покровом ночи; Боклер вовсю судачит о мистических убийствах, когда Бестия скрывается во тьме, будто ее и не было. Кроме того, для Детлаффа в принципе определяющим является такое свойство Луны, как обращение к подсознанию, постоянные размышления, самопознание. Именно ночью он желает разобраться в собственных переживаниях, когда улетает восвояси из Дун Тынне, а затем в последний раз встречается с Сианной в Тесхам Мутна. Другие характеристики Луны как символического образа, которые находят отражение в образе Детлаффа, — это общий мистицизм и тайна, окутывающая его вампирское происхождение, а также глубокая душевная драма (борьба внутренних моральных ориентиров и несчастная любовь).       Нельзя не заметить, что Сианна, как и Детлафф, в реальном мире (т.е. не в Стране Тысячи Сказок, где все иллюзорно) каждый раз появляется именно ночью, при свете Луны. Особенно показательным является момент, когда Сианна встает напротив Анны-Генриетты у замка Дун Тынне. Кажется, что «солнечная» Анариетта противопоставляется своей «лунной» сестре и, в отличие от нее, никак не вписывается в окружающую обстановку. Здесь они напоминают ян и инь, словно на экране происходит столкновение двух совершенно противоположных энергий: радостная, всепрощающая, любящая, «теплая» Анна-Генриетта и холодная, безразличная, расчетливая, лукавая Сильвия-Анна. Стоит отметить, что энергия инь в мифологии ассоциируется именно с Луной и ее мистериями. Помимо этого, образ Луны и инь связывается с наивысшим проявлением женственности. Сианна этой женственности отнюдь не лишена; более того, еще до встречи с ней мы узнаем, как легко ей дается управлять мужчинами и разбивать их сердца: владелец Дун Тынне Родерик, истекая кровью от полученных ран, сквозь боль признается, что готов был сделать для Сианны все, что ей только было угодно. Однако женственность эта используется совсем не во благо: Сианна знает о своем магнетизме и умело управляет влюбленными в нее в собственных целях (так, в концепции инь зло идет неразрывно с феминностью).       Лунный пейзаж поначалу объединяет Детлаффа и Сианну в неудержимую синергию — две глубоко несчастных темных фигуры, залитые лунным светом, друг у друга в объятиях. Черный цвет, полностью доминирующий в их одеяниях, символизирует мрак и печаль, безнадежность и потаенные, неразделенные чувства, траур и смерть. Быть может, это траур по настоящей, разделенной любви, которой так и не суждено было случиться? Если посмотреть на одежду других персонажей дополнения, ни один из них не облачен полностью в черное — а значит, представляется возможным говорить о том, что черный цвет (а скорее, отсутствие какого-либо цвета, пустота) является отличительной чертой Сианны и Детлаффа. Глубина их переживаний, трагизм их судеб, их внутренняя тьма словно удваивается, разрастается, сплетаясь в единое ощущение нечеловеческой боли. В этот момент они дополняют друг друга, становятся одним целым. Смерть нависает над ними, как дамоклов меч, — здесь вспоминается и Ночь Длинных Клыков, и убитые рыцари, и схватка в Тесхам Мутна, и государственный переворот. И в этой кровавости и зверскости, в этой первобытной отдаче эмоциям Детлафф и Сианна становятся невероятно похожи — отверженные обществом (он — вампир, а она — преступница), непонятые, одинокие в своей инаковости и грусти.       Однако спустя пару мгновений мы понимаем, что это впечатление обманчиво. На первый взгляд схожие — причем схожие глубинно — Сианна и Детлафф в то же время отличаются друг от друга, и эти отличия, сперва незаметные, возводят непробиваемую преграду между ними. Это становится ясно, когда Детлафф осматривает Сианну в поисках ранений, в непонимании и заботе повторяя: «Что они… если они что-то с тобой [сделали]…», а Сианна тем временем пытается закрыть собой ворованный с княжеского стола Сангреаль — лишь бы Детлафф не догадался, что она его подставила. Даже когда Геральт раскрыл перед ней все ее намерения, она не отступила, а сохранила непроницаемое лицо и продолжила лукавить. Детлафф, в свою очередь, абсолютно честен перед ней в проявлениях любви и привязанности, говорит открыто и правдиво. Это отличие распространяется не только на произошедшее в башне Дун Тынне: Сианна делает вид, что готова помириться с сестрой, а в это время замышляет ее убийство. Судя по словам Родерика, она также подставила и его путем обмана. Она считает абсолютно приемлемым лгать людям, чтобы добиться своих целей.       Детлафф не такой. Он по натуре прямолинеен — выражая и теплые чувства, и угрозы (см. момент первой схватки с Геральтом или обещание сровнять Боклер с землей). Для него не существует полумер — об этом нам еще в самом начале игры сообщает его и наш лучший друг, Регис. Если Детлафф предан, то предан до конца. Он не склонен юлить или скрывать что-то ради собственной выгоды. Для него этих выгод в принципе нет. Единственная его цель — спасти, наконец, любовь всей его многовековой вампирской жизни, чтобы она была в целости и сохранности. Детлафф настолько открыт любви и настолько неистово верен, что даже не мог предположить, что Сианна решит от него сбежать, инсценировав собственное похищение. Ее поступок оказывается до такой степени вне его морально-ценностных координат, что Детлафф до последнего (вплоть до их заключительной встречи в Тесхам Мутна) не может поверить в то, что Сианна действительно решилась совершить одно из самых страшнейших предательств. Стоит ли говорить, что его сердце разбивается вдребезги?       Тем не менее, несмотря на свои уязвленные чувства, Детлафф старается помочь Геральту восстановить справедливость и прекратить убийства. Еще на званом приеме у Орианы Детлафф завуалированно — насколько позволяют обстоятельства и присутствующие на приеме, — просит у Геральта помощи. Казалось бы, какой резон вампиру, на дух не переносящему общество ведьмака, пытаться понять его и пойти на контакт? Однако Детлафф осознает опасность собственных действий и хочет предотвратить дальнейшие жертвы. Рассказ Региса о Лирийской бестии и о мальчике, угостившем Детлаффа яблоком, прекрасно иллюстрирует наличие у Детлаффа внутренних моральных ориентиров, понятий — достойных подражания! — о добре и зле. Даже когда он грозит натравить вампиров на столицу Туссента, он рассчитывает на благоразумность Сианны и на то, что она обдумает свои действия, явится, попросит прощения — и все будет хорошо (в сцене в Тесхам Мутна отлично видно, как он застывает в ожидании услышать вразумительные объяснения Сианны — гораздо дольше, чем нужно). Здесь в конфликт с моралью вампира вступает инфантильность Анны-Генриетты, решившей, что ее чувство вины по отношению к опальной сестре гораздо дороже жизней подданных… Но это история на отдельный пост.       В то же время Сианна придерживается совершенно противоположных взглядов. Она не считает чужие жизни хоть сколько-нибудь ценными и отмахивается от последствий собственных поступков, как от назойливой мухи. Для нее массовое кровопролитие в Боклере всего лишь недоразумение, план, привычный ход которого был нарушен. Цинизм Сианны распространяется не только в отношении невинных людей, пострадавших из-за ее интриг, но и в отношении Детлаффа: она отказывается признать, что его чувства были смертельно задеты ее предательством, самонадеянно не берет в расчет его мощь как вампира (вспомним ее слова в башне Дун Тынне: «Вы не знаете Детлаффа так хорошо, как я» — а знала ли Сианна его вообще? И это она говорит Регису, его брату по крови!), обесценивает его переживания и насмехается над ними. Шутка ли: самовлюбленно полагать унять гнев, результатом которого стало нападение вампиров на город, очередной ложью? Ее личностная трагедия заключается в циничном отношении к окружающим: она не может ощутить любовь и здоровую привязанность (невозможность полюбить Детлаффа в ответ на его чистые, искренние чувства), не испытывает сострадания и угрызений совести (убийства и предательства для Сианны — нормальная часть жизни), для нее правда своя и только своя — извращенная, болезненная, подкрепленная желанием вершить тиранический самосуд. Единственная привязанность, которой Сианна способна предаваться вновь и вновь, — это привязанность к материальным вещам: Сердцу Туссента, вину Сангреалю, княжескому престолу.       Цинизм Сианны идет рука об руку с нечеловеческой жестокостью. Чего стоит одна только история о том, как в детстве она обманула паренька, влюбленного в Анну-Генриетту, и заставила его зарубить собственного брата. В Сианне никогда не просыпалось милосердие — даже когда она ставила под угрозу существование тех, кто не имел к случившемуся с ней никакого отношения. Зверство, с которым она придумывала казни для рыцарей, сопровождавших ее в опалу (чему, кстати, по ходу игры мы не находим никаких подтверждений — о бессердечии рыцарей мы узнаем только со слов Сианны), было поистине безжалостным и бесчеловечным. Неслучайно Сианна так хорошо вписывается в атмосферу Страны Тысячи Сказок, переживающей магическую энтропию. Пространство колдовской иллюзии отражает ее внутренний мир: внешне безопасный, привлекательный и поразительно красивый, на самом деле он полон смертельных угроз, изменяется неконтролируемо, извращая и попирая привычные нормы и порядки, а самое главное — мораль (от ведьмы, пытающейся сварить себе обед из героев других сказок, до повесившейся Рапунцель). Сианна чувствует себя в этом уродливом мире как дома и не стесняется проявлять жестокость к героям сказок при ведьмаке. Впрочем, для сказочных персонажей это не новость: Сианна, как следует из реплик, отличалась подобными склонностями еще в раннем детстве.       Детлафф же, пусть и вампир, который, вероятнее всего, даже не имеет сердца в человеческом смысле этого слова, склонен к состраданию, чистым чувствам дружбы, привязанностям. Несмотря на некоторую нелюдимость и отсутствие значительной социализации с людьми (как, например, у того же Региса), он понимает, что делать можно, а чего нельзя — в том числе потому, что у него есть внутренний этический компас, сдерживающий негативные реакции и подкрепляющий позитивные. Это хорошо заметно во время его знакомства с Луи де ла Круа: как Детлафф ощущает гнев, когда какой-то нахал лезет вперед него в очереди к чистильщику обуви, как контролирует это чувство и затем испытывает невероятную благодарность к графу, вступившемуся за него (помните, видения от Отзвука очень сильны по своему эмоциональному наполнению?). Детлафф способен заводить дружбу с людьми, а не только с вампирами, к которым его влечет инстинкт стаи. Он искренне чувствует, искренне переживает. Тем более болезненным для него оказывается вынужденное убийство новообретенного друга. Детлафф переживает муки совести и в раскаянии и сожалении отсекает себе руку — как наказание за сотворенное зло. Более того, именно благодаря внутренним понятиям о добре и зле он избавляет население Лирии и Ривии от страшной напасти в виде кровожадной зверюги, унесшей жизни сотен невинных людей, среди которых был и угостивший Детлаффа яблоком мальчик. Причем Детлаффа совершенно не интересуют никакие почести за совершаемые им добрые поступки, для него это в порядке вещей, то, что так и должно быть, — именно поэтому он оставляет тело бестии у ног спавшего неподалеку бродяги и уходит. Нравственные ориентиры Детлаффа обрисовывают его как личность гораздо более благородную, нежели большинство встречаемых в игре персонажей.       Для Детлаффа в принципе характерно помогать людям, чего не скажешь о других известных нам вампирах: крайне нелюдимом Скрытом или Ориане, которая использует сирот для собственных эгоистических целей, якобы альтруистично предоставляя им кров и еду. Неслучайно гуманный и человеколюбивый Регис является другом и постоянным спутником Детлаффа (ведь дело здесь, будем честны, не только в братстве по крови, но и в схожести мировоззрений). Разве можно представить солидного вампира, которого совершенно не интересуют людские дела, за починкой детских игрушек? А ведь именно их мы находим в его временном обиталище в Боклере. При этом ведьмачье чутье подсказывает Геральту, что игрушки недавно реставрировались, т.е. Детлафф действительно занимается этим на постоянной основе. Вполне возможно, он даже работает на благотворительность и помогает малообеспеченным детям обрести те игрушки, которые они хотят больше всего на свете (об этом говорит записка, оставленная у него дома — он взял ее себе и прочел). Гуманистические идеи действительно находят отклик в его душе. Вот почему он отправляет знакомую бруксу разыскать свою отсеченную руку: на ней остался перстень, который Регис подарил ему в напоминание о них.       Сианна, в свою очередь, ни во что не ставит ни мораль и этику, ни окружающих ее людей (и даже вампиров — а ведь многие, в том числе самые искусные ведьмаки, испытывают трепет перед подобными созданиями). Помогать людям — вне ее мировоззрения. Де-факто в игре не упоминается ни один (!) ее хоть сколько-нибудь альтруистический поступок: будь то детство во дворце или современность. Сианна не считает нужным оказывать помощь другим. Вместо этого она охотно плетет интриги и не гнушается подставить ближнего под удар, когда из этого можно извлечь личную выгоду. Ей все равно на судьбы тех, кого она использует в своих целях — как, например, ей было все равно на раненого Родерика, когда она сбегала из Дун Тынне, чтобы спасти собственную шкуру. Причем Сианна прекрасно осознает последствия собственных действий, а также чужие чувства, которые она ранит очень глубоко, — просто ей они безразличны. Все, что интересует Сианну, — это она сама. Даже когда Геральт приходит ей на выручку в Стране Тысячи Сказок, она принимает его помощь как должное, когда на самом деле без его содействия Сианна так и осталась бы прозябать в разрушающемся иллюзорном мире, как в тюрьме. Данные поступки характеризуют ее как человека эгоистичного, движимого лишь желанием возвысить себя за счет окружающих. Манипулирование ближними, отсутствие даже малейшей способности сопереживать — все это признаки самовлюбленного нарцисса.       Кроме того, Сианна не умеет или, скорее, не хочет брать на себя ответственность как за свои поступки, так и за всю свою жизнь в целом. За все дополнение мы ни разу не увидели в ней желания измениться, попытаться качественно улучшить свое существование. Наоборот, Сианна полагает, что ворованные атрибуты ее давно утерянного, но не забытого прошлого (вино, семейная реликвия) подарят ей долгожданное счастье — и в этом она глубоко несчастна. Материализм и неспособность отвечать за свои деяния не дают ей взглянуть на себя со стороны. На протяжении сюжета ее рост как личности и персонажа совершенно отсутствует. Она не считает нужным себя менять, задумываться о собственных ошибках, развиваться и прорабатывать внутреннюю дисгармонию. Даже когда ей хватает самоуверенности заявиться в Тесхам Мутна на встречу с Детлаффом, Сианна все равно цепляется за ложь, как за свое единственное спасение, отказываясь признать, что она действительно виновата. Вместо этого она пытается оправдать себя, чем заставляет тлеющий огонек надежды в душе у Детлаффа угаснуть насовсем. Сианна постоянно обвиняет кого-то в своих неудачах (сестру, родителей, рыцарей), отказываясь взяться за свою жизнь и поменять ее к лучшему — хотя бы отказаться от кровавых убийств и разбоя. Это нравственный выбор, который она каждый раз для себя совершает.       В противоположность Сианне, Детлафф винит только себя за собственные ошибки. Его морально-этические установки не дают ему поступить по-другому. Именно поэтому, когда Детлафф впервые видит Сианну после долгой разлуки и сообщений о похищении, он искренне извиняется перед ней: «Прости, я подвел тебя». Не зная деталей ее обмана, Детлафф полагает, что ее безопасность была в зоне его ответственности — и с этим он не смог справиться, не сумел ее защитить. Тем самым Детлафф признает, что его поступки (с теми сведениями, которыми он располагал) оказались не самыми этически верными: он старался недостаточно хорошо. Детлафф испытывает муки совести и желание повернуть время вспять и все изменить. Но не знает о самом вероломном обмане Сианны…       И здесь проявляется, пожалуй, фундаментальное отличие Детлаффа от его возлюбленной, а именно — способность любить и заботиться о том, кого любишь, — самоотверженно, не жалея себя. Черствость и ожесточенность Сианны, ее цинизм не дают ей ощутить привязанность и ответить взаимностью на столь сильное чувство. В Стране Тысячи Сказок она признается Геральту, что никогда не смогла бы полюбить в ответ и использовала Детлаффа в своих целях с самого начала. Но разве можно назвать человека, не умеющего чувствовать и сопереживать, по-настоящему живым? В отличие от Сианны, Детлафф обладает этическим кодексом и способностью проживать такое возвышенное и глубокое чувство, как любовь. Она является двигателем жизни; благодаря любви и вере, что он когда-нибудь вновь обретет родную Ренаведд, Детлаффу было куда стремиться и куда расти — надежда вела его вперед, пробуждала в нем лучшие нравственные качества. Сианна была для Детлаффа частью стаи, он любил ее немного по-дикому, страстно и нежно одновременно. Ее сохранность, безопасность, комфорт, ее эмоции и желания имели для него первостепенное значение — такое, что за ними он забывал о самом себе. Детлафф ценил Сианну гораздо больше, чем себя, — и в этом Сианна никогда не смогла бы с ним сравниться. Ради нее он пошел на жестокие убийства невинных людей. Ради нее он убил даже собственного друга… Героическая самоотверженность, способность поставить все на кон и отречься от самого себя во имя спасения близкого человека — эти черты характеризуют Детлаффа как достойную, высоконравственную личность. Не будь он великодушным, сострадающим, желающим альтруистично помогать другим — он бы никогда не смог пожертвовать всем ради любимой. Его способность чувствовать и сопереживать поистине поражает. Как и в случае с Лирийской зверюгой, самоотдача Детлаффа бескорыстна. Он не преследует цели получить почести и награды, для него спасение ближнего — это нечто само собой разумеющееся, квинтэссенция идей справедливости, ответственности и долга. Именно эту «наивность» Детлаффа и имел в виду Регис: жизнь по совести, следование высоким этическим идеалам, преданность которым не дает ему трезво взглянуть на человеческие пороки, такие неприглядные черты характера, как эгоизм, жестокость, честолюбие, жажда власти — но прежде всего лживость и лицемерие. Детлафф способен любить и чувствовать — и в этом состоит его нравственная сила и внутренняя свобода. Это находит отражение в его сущности как вампира: возможность обращаться в бесплотную тень и скользить по бесконечным земным просторам. В противоположность Детлаффу, Сианна не свободна и никогда таковой не станет — ведь для этого нужно открыться собственным чувствам, признать их и воспитать в себе истинную нравственность.       Смерть героев происходит в Тесхам Мутна — на развалинах вампирской крепости. Ее образ — аллегория на бренность бытия. Вампиры сами по себе существа бесконечно живущие, но в Тесхам Мутна они умирали: мучились, пытались вырваться на свободу, стенали, алкали и в конце концов испускали последний вздох. Несмотря на различие в продолжительности жизни людей и вампиров, все они смертны — не было никого, кто бы выжил в этой темнице. Вампирская крепость олицетворяет собой скоротечность жизни, которая так или иначе всегда придет к своему концу. В Тесхам Мутна прошлое переходит в настоящее, временные потоки соединяются, упоение жизни неотделимо от неизбежности смерти.       Тесхам Мутна здесь также символизирует своеобразное очищения от греха, переживание упадка и поиск новых истин. Если раньше вампирская крепость служила целой лабораторией, вампирской темницей, то затем пережила запустение — и в итоге от нее остались одни руины. Вампиры осознали, что деяния, совершавшиеся за каменными стенами, по сути своей зверства, и оставили крепость, таким образом двигаясь по пути осознания иных, более гуманистических идей. Концепция смертности заменяется концепцией жизни: вместо того, чтобы убивать людей, можно с ними сотрудничать; вместо того, чтобы убивать друг друга, можно сосуществовать в мире и единстве. Именно такими убеждениями и руководствуется Детлафф: вместо низости и жестокости — нравственная чистота; вместо непонимания — сопереживание и сочувствие; вместо убийств — альтруизм и взаимопомощь. Тем более ужасающим оказывается контраст, с которым ему пришлось столкнуться во время его пребывания в Туссенте…       Конфликт прошлого и настоящего, символизируемый разрушенной крепостью Тесхам Мутна, является одним из ключевых конфликтов для главных героев. Для Детлаффа это противостояние гуманизма и разрушительной первобытной эмоциональности, новых негласных вампирских заповедей и старых, зверских, одна мысль о которых внушает внутреннее отторжение и отвращение. Для Сианны это жестокий контраст между ее прежней жизнью во дворце и нынешним беспросветным существованием в ненависти, злобе и разрушении. Становится очевидной разнонаправленность векторов их развития: в то время как Детлафф стремится вперед, Сианна обращена назад, во времена, вернуть которые едва ли кому-то под силу — даже самому искусному чародею. Детлафф нравственно растет, совершает ошибки, затем раскаивается и делает из них выводы; Сианна пытается вырезать несчастье из собственного прошлого, как разрастающуюся опухоль, при этом не замечая, что жизнь проходит мимо нее, а зла вокруг — и самое главное, в ее сердце — становится только больше. Однако прошлого уже не изменить, вне зависимости от того, с каким рвением приходится препарировать настоящее, — оно бренно и утопично, далеко за пределами досягаемости. Сианна застревает в безвременье, как однажды застряла ганза Геральта, — с той только разницей, что в случае Сианны это безвременье у нее в душе, неразделимо сопровождая ее всегда, куда бы она не направлялась…       Таким образом, несмотря на поверхностную схожесть, Детлафф и Сианна несопоставимо различны. Данные персонажи преподносятся как антиподы: благородство и низость, самоотверженность и эгоизм, честность и фальшь, развитие и стагнация — и, конечно, любовь и ненависть. До чего странен мир, в котором вампир гораздо более человечен, нежели сам человек, а порочность людей превращает их в настоящих монстров! Но сердцу не прикажешь, и иногда случается так, что мы влюбляемся и посвящаем свою жизнь тому, кто нас совершенно не ценит и не испытывает к нам ответных чувств. Однако имеем ли мы право управлять чувствами других, использовать их в собственных целях? Вспоминается знаменитая цитата из «Маленького принца» Антуана де Сент-Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Ответственность, доброта, сочувствие, принятие и верность — все это неотъемлемые части настоящей любви, исходящей из непостижимых глубин наших хрупких сердец. Стоит убрать один компонент — и от любви не останется и следа. Именно поэтому здоровые отношения с человеком безнравственным, не считающим нужным взращивать в себе такие высокие моральные качества и устремления, по определению невозможны.       Amor, ut lacrima, ab oculo oritur, in cor cadit.       Любовь, как слеза — из глаз рождается, на сердце падает.