...и просто жить

Лет семь прошло с событий в Чёрной Мезе. Оглядываясь назад, Гордон с неудовольствием осознавал, что вообще был бы не прочь развеяться с друганами в смертельно опасном, мать его, здании, кишащем всякими инопланетными тварями и солдафонами, гори они в аду со своими сраными ловушками. Он был бы не прочь устраивать тёплые практически домашние посиделки под невероятным звёздным небом Нью-Мексико, обсуждая с товарищами по несчастью их Общего Знакомого и хлестая нихуёвую на вкус газировку. Да, да и ещё раз да, Фримен богохульно подумывал о том, что раньше было лучше. Нельзя думать об этом, нет-нет-нет, это хуёвая мысль-паразит, нельзя жалеть и позволять себе окунаться в пиздецовые воспоминания. Наверное, стокгольмский синдром всё же накрыл Гордона, ибо воспоминания о Чёрной Мезе всплывали уж слишком часто. Прошло семь лет, и много чего изменилось. Кардинально изменилось. Мир кошмарит Альянс, люди не могут размножаться, человечество погибает, а Кумер сбрил усы. Серьёзно, это очень важная проблема: без усов профессор выглядел как… как… Ладно, у Гордона не находилось слов, чтобы описать внешний вид друга и не оскорбить его случайно. Мир изменился быстро и неумолимо, как летящий с торжествующим визгом прямо в ебало хэдкраб. Как заветная пуля в лоб замешкавшемуся солдафону. Как невероятно тупая подъёбка Бенри прямо… в сердце, наверное, ибо матерился Гордон так, будто ему опять отрезали какой-то невероятно важный орган. Семичасовая война прошла быстро… хотя бы потому, что их квартет не застал её, пытаясь выбраться из пустыни. Сложно, но возможно — до ближайшего населённого (погрязшего в руинах и человеческих трупах) пункта они добрались без существенных потерь. Дальше дело плёвое — сели на поезд и поехали хоть куда-нибудь. Правда, пришлось с него экстренно сойти: кто-то из комбайновских мудил признал в Гордоне Гордона, и пробраться инкогнито хоть куда-нибудь стало невозможным. Сити-17 оказался приветливым городом. Да, их чуть не пришили, и пришлось немного пошароёбиться по крышам (никто не знал до этого момента, что Бабби по молодости увлекался паркуром, так что старичок всем показал класс), но это было намного лучше, чем те окраинные деревушки, в которых только и осталось, что чёртовы зомбари да изредка Альянсовы псы. Люди, пусть и пугливые и частенько сторонившиеся ебанутой компании, оказались приветливыми и доброжелательными, сразу указали, куда бежать и что делать, чтобы прожить чуть дольше, и Гордон был им безмерно благодарен. Фримен отчётливо помнил день, когда появился Он. Бенри возник из ниоткуда с привычным простецким «Йоу, чуваки, чё как?», просто в какой-то момент зашёл в комнату, где проводилось собрание Повстанцев, будто так и должно быть. В тот день случилось многое: стены здания обогатились свинцом, да и пулевых отверстий в них заметно прибавилось, молодое поколение пополнило свой словарный запас, а Фримен успел попрощаться со всей оставшейся после Мезы и жизни в Сити-17 психикой. К Бенри все отнеслись достаточно лояльно, несмотря на то, что он, мать его, бессмертный Бог, даже Кумер, Бабби и Томми быстро приняли его обратно в свою дружную компанию, будто и не было той адской битвы не на жизнь, а на смерть, будто все разом забыли, чему они подверглись из-за этого ублюдка. Что ж, смириться пришлось и Гордону. В семи милях на юго-восток, у моря, в одном заброшенном портовом городке Фримену, нашумевшему своим штурмом какого-то крупного склада, пришлось временно скрываться. Но, как говорится, всё временное имеет свойство становиться постоянным, и это не обошло стороной Гордона: просоленные стены и полы, покрывшиеся белыми солевыми разводами, которые не смыть никакой водой; тёплый летний сквозняк, лезущий в комнату изо всех щелей; мягкая снежная зима, какой не было даже в детстве Фримена; рыбалка утром и костёр на берегу вечером с непрекращающимися подколами от сожителя. Почему Бенри вызвался провести вместе с Гордоном ссылку, почему он вообще помогал скрываться (то, что он не орал при виде солдат «Тут Гордон Фримен!!!» уже считается помощью, да), для Фримена осталось загадкой, а на все расспросы не-человек обычно отвечал чем-то на подобии «Хей, мужик, где твой паспорт? Нет паспорта? Ээммм… ну тогда сорян, мне придётся идти с тобой». Гордон еле сдерживал ухмылку при виде невероятно самодовольной моськи Бенри и не прогонял. Бенри сменил свой шлем на шапку с ушами, и выглядел в ней чертовски забавно. Нет, он пытался быть грозным, как тогда, на посту охранника, но в этой куртке не по размеру и нелепой яркой шапочке… Боже, блять, это было выше сил Фримена. Поначалу Бенри жутко обижался, они как обычно срались, но потом все вроде как привыкли к такой обновке, и она не вызывала прежнего смеха. Бенри без шапочки как… как Гордон без монтировки, серьёзно. Реабилитация прошла достаточно быстро. Да, Гордон потерял ведущую руку — а для Мессии это была катастрофа, ужас, мрак — но это не значило, что он стал бесполезен. Когда Гордон в одиночку перестрелял нагрянувших внезапно Комбайнов, конечно же первым, что он услышал, было «Ебать, чел, да ты теперь можешь беспрепятственно дрочить левой рукой! Клёёёво!» Да, теперь Фримен чёртов амбидекстр и мог жить полноценной жизнью, пока протез правой руки приживался на новом месте. Их мирная размеренная жизнь была нихуя не мирной и не размеренной, когда наступал сезон вылупления ссано-сраных муравьиных львов. Нет, Фримен не был неженкой, и орда скребущихся в окна и двери инопланетных тварей его нисколько не смущала, но Бенри… Боже, блять, надеюсь, все заметили, что как только в истории начинает фигурировать его имя, всегда случается какой-то пиздец? Что ж, эта история не является исключением. Бенри решил, что приручить неведомую хтонь — отличная, нахуй, идея! Самое поразительное то, что это у него получилось. Стрекочущие жуки таскались за ним, будто Бенри мёдом был помазан, и даже когда у него не было с собой фероподов — лезли аки ласковые щенки. Гордон дёргался в сторону дробовика и молился всем известным Богам, чтобы лето поскорее кончилось и львы померли от первых морозов, но его сожитель всё же умудрился продлить мучения Фримена, придумав инкубатор для львиных яиц. Гордон не знал, где он их отыскал и как умудрился из камина сделать уютное жучиное гнёздышко, да он вообще, блять, ничему уже не удивлялся, только проклинал на чём свет стоит друга и его зверюшек, грозясь перестрелять всех — включая бывшего охранника — к хуям собачьим («Ну как ты можешь так поступить, чел, они же наши дее-ее-еети, наши пиздюки-ии-и!»). Что-то Гордону подсказывало, что в случае чего Бенри без зазрения совести бросит Фримена на произвол судьбы, больше беспокоясь о своих стрёмных питомцах, в которых души не чаял и норовил постоянно "в шутку" натравить их на учёного. Забавно, конечно, наблюдать за тем, как эти твари, нелепо дёргая конечностями, пытаются пробираться через глубокие сугробы, да и Комбайны теперь обходят заброшенный городок десятой дорогой, но минусов слишком много, чтобы их просто игнорировать. В их распоряжении был целый, блять, маленький посёлок, но Фримену почему-то каждый день приходилось выпроваживать Бенри из своей законной комнаты. Нет, не в социофобии дело, к тому же Фримен привык спать в набитой телами других повстанцев, как сельдью в бочке, неуютной душной комнате, но почему-то такой трюк с Бенри не прокатывал. Ладно, находиться с ним в одной комнате ещё как-то можно было (если игнорировать все попытки Гордона прикончить сожителя при этом), но вот так вот, тело к телу, лицо к лицу (Гордон отказывался поворачиваться к не-человеку задницей в принципе), когда прямо в переносицу прожигающе вперились горящие угольки чужих глаз… Нет уж, увольте. Гордон на такую хуйню не подписывался, пусть и частенько сдавался под натиском мольб и тупых аргументов Бенри от «ну одному так ску-уучно» до «йййоу, если на нас во сне нападёт какая-нибудь хуйня, то она первым делом сожрёт кого-то… ммм, крупного. То есть тебя, чел. А я успею спастись, как насчёт этого?» Надо бы давно послать Бенри в Сити-17 к остальным сопротивленцам, но блять, с ним реально не так скучно, да и ещё когда он просто молчал (наконец закрыл свой поганый рот, пока Фримен спал) он был просто, блять, прекрасен. И ближе прижмётся доверчиво, грея ледяные руки, как бродячая псина, и колыбельную споёт, чтоб кошмары не мучали. Ещё и эти энергетические шары, эфир, скорее всего, кружили так медленно и плавно над головой, переливаясь и светясь на всякий манер, что Гордон невольно забывался крепким сном и не просыпался до утра. Бенри был абсолютно бесполезен для Сопротивления. Наверное, его и его дерьмовый характер терпели только ради Гордона и его более полезных друзей, может, он просто был забавным, может, все давно просекли фишку с бессмертием — но от него никак не пытались избавиться, что было удивительно. Первые месяцы Бенри ныл, что если ему не подадут живо PS3 с Heavenly Sword в придачу, он нахуй разнесёт весь континент, но… Вот прошло уже семь лет, континент цел, а Бенри нашёл себе новые увлечения. Нет, он не собирался как-либо помогать людям в войне, пусть он и был способен одним щелчком пальцев превратить Альянс в кучку пепла, он не делал этого. Из вредности ли, или просто из-за лени — Гордон понятия не имел, ну и забил хуй на не-человека, больше не пытаясь выпросить помощи. Бенри сам помогал, когда считал нужным. Первый раз, когда его сожитель по-настоящему разозлился и причинил кому-то существенный вред, был поздним летом. Отряд Альянса, видимо, просто проводил чистку территории, и конечно же муравьиные львы на них напали. Гордон собирался уж обиженно заметить, что Бенри даже за жизнь самого Фримена так не побеспокоится, как за сохранность его прелестных зверюшек, но мгновенно подавил все комментарии в глотке: Бенри без единого звука, вперив перед собой уничижительный взгляд, извергал, как старый дизельный движок, ядовитые клубы чёрного дыма. В нос, а следом и в мозг ударил невыносимый запах хлора, и он преследовал Фримена и доводил до обморока даже когда он забрался на чердак. Бенри, не оставив от солдат ничего кроме обугленных силуэтов, вернулся в дом без половины черепа и с мозгами наружу. Фримен, дыша исключительно через смоченную в растворе соды марлевую повязку, с непрекращающимся в голове «блять-блять-блять-блять» бинтовал незадачливого друга, стараясь подавить в себе рвотные позывы и не смотреть на увечье. «Это Бенри, это же Бенри блять, на нём всё затянется как на собаке, сука, что ж ты не сдох-то там…» Сегодня последний день лета. От нагретого за день моря веет теплом, песок всё ещё горячий, так что Фримен не боится застудить себе что-нибудь, разлёживая на голой земле. Откуда-то издали доносятся звуки города, ворчание страйдера, но всё это не важно, когда рядом лежит друг, в темнеющее небо исполняя одну из полюбившихся Гордону мелодий, под боком разместилось урчаще-мурчащее войско из муравьиных львов (молодняк постоянно норовит залезть Гордону на грудь, и если бы Бенри их не прогонял, то Фримена наверняка бы задавили), а вокруг только скалы и море. С какой-то стороны Гордон даже рад, что это всё с ним произошло и что теперь можно абсолютно беззлобно переругиваться с когда-то потерянными, но вновь приобретёнными друзьями, слушать безумные теории знакомых учёных, помогать людям и бороться за свою свободу, без страха смотреть в лицо смерти и знать, что сегодня вам с ней не по пути, что можно видеть давно приевшиеся, но дорогие лица, вспомнить прошлое и надеяться на будущее… …и просто жить.