Коннор. Взгляд с другой стороны

      Однажды к нему в палату вошли. Здесь, в этом приюте кошмара, не было часов. Он не знал, какой сегодня день, какое время года, сколько времени. Это тоже было нововведением доктора Саймона, который, ещё только начиная свою «карьеру» экзекутора, понял, что когда человек видит циферблат часов, особенно с секундной стрелкой, ему легче бороться с болью. Поэтому в медицинском центре доктора Клеви любые часы были запрещены. Все сотрудники, до последней уборщицы, приходя на работу, переодевались в казенное, вплоть до нижнего белья, и носили специальные «счётчики», которые разными цветами на маленьком дисплее показывали окончание рабочего времени.       Коннор не спал, когда в коридоре послышались уверенные шаги и в палату вошёл человек, имени которого он не знал. Это был помощник доктора Саймона, неразговорчивый мужчина, влюблённый в свое дело. Он подошёл к больничной койке, на которой уже столько времени лежал Коннор, и стал молча проверять показания мониторов. Он не считал нужным разговаривать — не этот, так другой, всё равно расходный материал. Мистер Регли — так его звали — искренне не понимал, что такого именно в этом экземпляре, почему именно его надо усыпить и перевезти. Но Саймон сказал, этого было достаточно. Если Анастас Регли что-то и умел в этой жизни — то этим «что-то» было беспрекословно выполнять всё, что прикажет Саймон Клеви.       Записав данные в журнал, Регли так же молча вколол Коннору какой-то препарат и стремительно вышел. Ускользающим сознанием Дойл понял, что ему дали мощное снотворное, чтобы во время перевозки он не доставлял хлопот. Коннор не успел ничего ни сделать, ни подумать — снотворное было действительно качественным…       Отдавая приказ подготовить «подопытного № 4» к транспортировке, доктор Саймон понимал, что нельзя давать слишком сильный наркоз — можно лишиться ценного экземпляра, если не выдержит сердце. Поэтому Коннору вкололи препарат, который недавно успешно прошел испытания. Человек под воздействием пребывал как в крепком здоровом сне на строго определённое время — незаменимое средство для военных и учёных. Препарат не давал побочных эффектов. Спящего можно было разбудить до истечения отведённого времени, но для этого нужно было впрыснуть другой раствор. Человек спал, но слышал, что происходит вокруг, и мог даже видеть сюжетные сны о происходящем.       Некоторое время вокруг палаты было тихо, а потом начался ад. Коннор сквозь сон осознавал, что помещение, больше похожее на противоядерный подземный бункер, содрогается, как картонная коробка от ударов мячом. Потом ему казалось, что его зовёт женский голос, и он позволил себе помечтать, что это Линдси. Даже, похоже, улыбнулся во сне. Мимические мышцы с трудом вспомнили, как нужно сократиться, чтобы на лице возникла лёгкая улыбка — Коннор не улыбался уже довольно долго… Снова лёгкий укус боли, вероятно, ему поставили капельницу. Потом его переложили и повезли куда-то на заднем сидении машины. Странно, вроде богатая организация, а на спецтранспорте экономят… Снова странный гул, возможно, небольшой аэродром. Полёт на самолете. Это чувствовалось чётко — самолеты он не любил, в отличие от кораблей. Удивительно, он явно слышит рядом голос Линдси. И ещё один, странно знакомый. Именно такая лёгкая неправильность была в речи той, что приходила в его сознание. Коннор не хотел обманываться, но очень хотел верить. Именно эти противоречивые ощущения периодически срывали и без того измученное сознание в пучину бреда. Тепло на левой ладони. Его держат за руку? Странно, он никогда не замечал среди сотрудников Центра тяги к установлению физического контакта. Снова тихие голоса. Он не понимает слов, не осознает их, но очень приятно помечтать, что один из голосов — голос любимой. Ведь ему предстоит персональный ад, имеет он право на короткий, но сладкий самообман?       Ещё голоса. Он их явно знает. Или они ему снились? В подвергающейся ломке памяти возникли смутно знакомые образы седого мужчины и невысокой женщины с вьющимися волосами. Голос из снов пытался что-то доказать другим, даже сделался громче, и к нему наконец прислушались. Блаженная краткая тишина. Ощущение прикосновения обжигающих женских рук. И вспышка. Яркая, ослепляющая вспышка, сродни той, в которой гостья его сознания показывала изменившуюся Линдси. Только много, много сильнее. Странно, он ожидал боли, но её не было. Тепло, умиротворение, даже счастье разливались в его сознании и душе. А тело пронизывали лучи, несущие силу и восстановление. Коннор не знал, сколько продолжалось это ощущение и когда оно исчезло. Просто в один момент понял, что может открыть глаза. Он не спешил, сначала хотел оценить себя. Удивительно, он чувствовал себя довольно хорошо. Нигде ничего не болело, сознание было ясным и целиком принадлежало ему. Не ощущалось «нитей боли», к которым он уже привык. Не было и психологических «щупалец», оставленных доктором Саймоном для того, чтобы было легче ломать психику «подопытного образца». Тело казалось очень лёгким, но вставать не хотелось — он не поднимался на ноги уже очень долго, с того самого момента, как попал в закрытый блок. Его постоянно двигали медики, да и во время экспериментов тело изгибалось от сокращений раздираемых болью мышц. Сейчас же никаких негативных воздействий не ощущалось, складывалось впечатление, что он долго болел, но наконец пошел на поправку. Внезапно Коннор осознал, что его руку сжимают женские пальцы. Услышал подавляемые судорожные всхлипы, понял, что сидящая на постели девушка (бедром он чувствовал человеческое тепло) плачет, но старается не доставить ему этим неудобств. Странно, откуда такая тактичность среди вымуштрованного персонала засекреченного медицинского центра? Он ещё отказывался верить, что всё кончено, но всё-таки решился открыть глаза. Он всегда встречал удары судьбы с открытым забралом, глядя проблеме прямо в лицо, и не хотел на пороге гибели нарушать столь добрую традицию. Он стиснул зубы и поднял веки.       Первая мысль была о том, что он ещё спит или продолжает бредить. Просторная палата с огромным окном, откуда внутрь помещения льётся слабый утренний свет. Никаких датчиков, мониторов, стимуляторов, только одинокий высокий штатив для капельницы, с небрежно переброшенной через него трубкой. Возле кровати нет столика, на котором доктор Саймон обычно раскладывал свои медицинские инструменты, больше похожие в сознании Коннора на пыточный инвентарь. И наконец, на кровати действительно сидела Линдси и держала его руку в своих.       Коннор моргнул. Видение не изменилось, это была реальность. Но какая! Такую Линдси он не видел никогда. Бледная, с искусанными губами, она, похоже, даже не замечала, что по щекам стекают ручейки слёз из широко распахнутых глаз. Она судорожно вдохнула. А Коннор впервые за несколько месяцев хрипло произнёс вслух:       — Линдси…       Она ещё раз судорожно вздохнула, пристально вглядываясь в его глаза. Слёзы текли, но её глаза уже сияли.       — Коннор… Ты жив, — едва слышно всхлипнула Линдси, и слёзы хлынули с утроенной силой.       Коннор осторожно, не веря себе, поднял свободную руку и дотронулся до её щеки.       — Линдси… Это действительно ты… Прости меня.       Он прочитал в её глазах вопрос и поспешил высказать всё, что так давно хотел:       — Прости, я напугал тебя. Я не хотел, чтобы ты пострадала. Правда. А потом, я хотел связаться с тобой, но мне не позволили…       Палец Линдси осторожно прижался к его губам.       — Тсс, молчи, я знаю. Это — знаю. Давай поговорим потом. Сейчас главное, что ты жив. Пусть тебя осмотрит Клэр. Я хочу знать, что с тобой.       — Лучше Антон. Это ведь они рядом?       Линдси на секунду крепко обняла вновь обретённого любимого, повернулась к двери и позвала:       — Антон! Клэр!       Дверь распахнулась, открывая Коннору ещё двоих из его команды. Клэр осторожно вошла, с опаской глядя на лежащего Дойла, обвела недоумевающим взглядом палату и вопросительно посмотрела на Линдси, которая согласно кивнула. Клэр снова посмотрела в прояснившиеся глаза Коннора и наконец улыбнулась.       — Я так рада! Коннор, как ты?       — Сносно, — ответил Коннор и перевёл взгляд на Хендрикса.       Тот молчал, но улыбался ясно, хоть и немного грустно.       — Добро пожаловать домой, Коннор. Мы всегда верили, что ты вернёшься. И вот ты здесь.       Улыбающаяся Клэр уже осматривала Коннора, который не мог отвести взгляд от Линдси. Краем глаза он видел, как Антон шагнул к изголовью его кровати, наклонившись, что-то поднял с пола и протянул Линдси. Она опустила взгляд. На её руке лежал свёрнутый листок. Девушка развернула бумагу. На секунду застыла, глядя на неё невидящими глазами, потом посмотрела на Антона и тихо произнесла по-русски: «Я точно вернусь к тебе, однажды ночью, ближе к заре».       Тогда Коннор даже не удивился, что Линдси знает русский. Антон и Клэр оттёрли девушку от его кровати и стали осматривать его в четыре руки. Вскоре Клэр, удовлетворившись поверхностным осмотром, проявила тактичность и увела Линдси из палаты. Высокая девушка была в состоянии, похожем на транс, так что Клэр пришлось накачать подругу и коллегу успокоительными, да и про себя забывать не следовало.       Это, и многое другое, Коннору рассказывала Линдси, когда дежурила у его постели дни и ночи напролёт. Она просто отказывалась уходить, никак это не объясняя, так что на неё махнули рукой. Состояние Коннора не вызывало опасений - хотя он был ещё очень слаб, повреждений на его теле не обнаружили. Антон хотел провести психологические тесты, резонно опасаясь за этот аспект здоровья, но, поразмыслив, решил отложить. Коннор вспомнил, как судорожно вздрогнул, когда Хендрикс вскользь упомянул, что хотел бы проверить его психическое состояние.