Да, я паук, и что?

– Питер! – рёв взбешённой самки хомо сапиенс сотряс мой скромный дом, – я тебя убью, засранец! Тётя Мэй выглянула. – Ох ты ж боже, кто тебя так? На Мишель и правда было аномальное количество пластырей, бинтов и фингал под глазом, так что выглядела она как после боя. Я выглянул из своей спальни на её топот и тут же меня ударили. Прямо по лицу. Если бы я был простым человеком – то наверное отключился бы, но к счастью, для меня это не страшнее удара пятилетней девочки. Так, тычок. Мишель отвела душу. – Тебе даже врезать нормально не получается. – Ну что ты, в самом деле. – Питер, – она разозлилась, – ты даже не спросил меня, хочу ли я тренироваться! – Да, не спросил. А надо было? – Да! – Нет, так дело не пойдёт. Если кто-то нападёт на тебя и захочет убить – он тоже не будет спрашивать, хочешь ли ты подраться. Поэтому у тебя нет выбора, – ответил я, – тут как в армии – добровольности места нет. – Я не в армии! – Мишель стала громче. – Ты надела костюм и полетела геройствовать. Считай ввязалась в битву, – я постарался не повышать голос, – ты могла погибнуть! – В костюме то? – В нём самом. Мишель, ты не понимаешь, что это не игра, – я вышел и со вздохом утащил её в спальню, – это не игра и не развлечение. И не хобби. То, что мне удалось на одной только наглости уломать знаменитую Чёрную Вдову тренировать тебя – это большая удача. Мстители вообще ребята зазнавшиеся. – А меня ты не спросил. – Да. Это и не требовалось – если ты хочешь стать сильнее – то учись. Будет тяжело, а потом ещё тяжелее. Мишель хлюпнула заклеенным пластырем носом: – Я не такая сильная как Романова. Она мне почти нос сломала. – Сурово как-то. Но должно быть у неё свои представления о том, как надо тренировать других – и они далеки от вежливых культурных спаррингов. Мишель, дорогая моя, я не хочу, чтобы тебя били. Именно поэтому я попросил побить тебя Романову сейчас – потому что враг на её месте не будет останавливаться сломанным носом, а добьёт тебя насмерть. Это не игра, и не поединок, тут людей бывает убивают. Насмерть убивают. И меня тоже могут убить – поэтому нужно тренироваться и становиться сильнее. Постоянно. Неустанно. Беспрерывно. Чтобы стать ещё лучше. Мишель всё-таки расплакалась и решила набить мне лицо ещё раз. Попробовать, вернее – получилось у неё слабо, а потом я и вовсе утащил её на кроватку. Нет, сексом в таком состоянии заниматься могут только герои голливудских фильмов восьмидесятых, поэтому уложив её, стянул с Мишель одежду, бельё, она почему-то стеснялась, и полез в шкафчик за аптечкой, которая у меня тут была. Пора заняться обработкой ран и заодно успокоить девушку. Сел рядом и принялся за чёрное дело – хотя уверен, в бюро ей оказали квалифицированную помощь. – Это несправедливо. Ты вон какой сильный, а я простой человек. – Романова тоже. Поэтому я не спаррингуюсь с ней, а с Роджерсом – наши способности наиболее схожи, – я нанёс заживляющую мазь на ссадины. В спальню заглянула тётушка, ойкнула и скрылась. * * * На самом деле самое странное, что со мной случалось – это вот эта вот штука. Я сидел и думал, усиленно думал, поскольку передо мной была машина квантового усиления. Это то, ради чего, собственно, Хэнк Пим меня и оставил в своей Пим Тех, но теперь я вообще перестаю что-либо понимать в этой идиотской вселенной. Пим вошёл в помещение тихонько и выглядел очень взволнованным. – Питер, как успехи? Тебе удалось починить реле времени? – Да, удалось, – ответил я. – А чего тогда ты такой задумчивый? – Думаю над числом сорок два. – Вопрос жизни, вселенного и всего такого? И что? – Хэнк, всё серьёзнее, чем я думал. И опаснее, – остановил я его, – Квантовый мир – это совершенно, абсолютно не шутки. – Я и так знаю, что это не шутки, – Пим прошёл к машине, – как же она прекрасна. – Машина мультивселенной. Связующее звено, машина всех начал и конца всего. Страшная вещь. – Что за ерунду ты несёшь? – Возможно абстракции и аналогии немного лишние, если ты настроен мыслить строго буквально – то это чрезвычайно опасная хрень, которая может стать источником больших бед. – Каких бед? Питер, о чём ты? – Хэнк, что с тобой сегодня? Что за обывательско-непонимающий тон? Ты спрашиваешь и переспрашиваешь, как будто не хочешь вообще услышать меня, точнее не намерен думать, – всплеснул я руками, – не знаю точно, где твоя жена, но эта хрень может стать причиной начала глобальной катастрофы. Я… да, вытащу я твою жену, не беспокойся. Мне нужно кое-что внести в конструкцию машины. Причина одна – мультивселенная. Точнее опасность что вмешавшись в неё, вместе с женой Пима сюда может проникнуть что-то ещё. И хорошо если это – не очередной безумный злодей – мультивселенная, которая существует в марвелле – полна на злодеев и прочую гадость… * * * * * – Знаешь, Пит, я хренею от этого нового самолёта, – Джейкоб Буш вытянул ноги в кресле пилота, – такой удобный. – Да, вертикальный взлёт это круто, – Питер Пенниворт щёлкал переключателями, – хотя у них сыровата ос. – Да похрен, – Джейкоб погладил подлокотник кресла, – тот, кто эту кабину сделал – явно сам в ней летал. Ну не бывает такого, чтобы конструкторы обо всём заботились. А тут смотри – натуральная кожа. – Я не знаю, натуральная или нет. Взлетаем через три минуты. Джейк – пилот Панамерикан экспресс – самой популярной авиакомпании на всём североамериканском континенте. Их новый самолёт – Airbus S-900, самая передовая машина на сегодняшний день. Она оказалась настолько коммерчески выгодной, что лицензирование не затянулось надолго – и самолёт был принят в эксплуатацию. Под давлением авиакомпаний его приняли очень быстро. Это был настоящий громила, каких поискать. Вообще, Боинг давно занимался попытками разработать лайнер будущего – и они выбрали путь – увеличить скорости самолётов. Занялись сверхзвуковыми самолётами – стреловидные, красивые, стремительные, с узким фюзеляжем и двумя большими мощными двигателями в крыльях. Эйрбас же создали нечто совершенно иное. Летающий дворец. Самолёт массивный, с интегральной схемой – крылья перетекали в фюзеляж плавно. И главное – руление происходило не только элеронами и рулями, но и вспомогательными рулевыми двигателями. Четыре мощных двигателя в самолёте могли поднимать его в небо с полной загрузкой – а загрузка у него была огромной – почти втрое больше чем у самого вместительного лайнера раньше. Этот летающий гигант словно вернул гигантоманию в авиацию – мощные двигатели, необычайно прочные и лёгкие элементы и прочная обшивка фюзеляжа – лайнер изнутри имел впервые в мире – нелинейную компоновку. При линейной – все пассажиры располагались друг за другом – фюзеляж имел строго прямой вид, но у S-900 была А-образная компоновка – внутреннее пространство имело клиновидный вид – расширяющийся к хвостовой части. Это позволило увеличить размеры самолёта в несколько раз, при этом увеличив и объём внутреннего пространства. Площадь. В него можно было набить несколько тысяч человек – настолько он был большим и мощным. Самолёт был создан специально для самых забитых рейсов в мире – для трансатлантических перелётов по маршруту Нью-Йорк-Лондон и Нью-Йорк-Париж. Пассажиры размещались в очень объёмном и свободном фюзеляже, в секциях по десять кресел – секции были разделены пожаро и шумозащитными переборками, так что проблема детей была частично решена. Первый пилот отдал рукоять управления двигателями от себя и на аэродроме вокруг них поднялся шум – самолёт медленно покатился, воздух, втягиваемый в двигатели, свистел и создавал целый ураган позади самолёта. Эта громадина взлетала очень неспешно – медленно выехала на взлётно-посадочную полосу, которая по большому счёту и не слишком была нужна. Просто выехала и начала разгоняться – дополнительная подъёмная сила при взлёте не лишняя. И разогнавшись всего навсего до ста миль в час, начала взлетать. Заработали дополнительные двигатели. В отличие от обычных самолётов, здесь на рулях и элеронах были установлены дополнительные двигатели, размером с пивной бочонок, и создавали довольно мощную тягу, так что самолёт мог управляться рулями даже зависнув в воздухе и имея нулевую скорость. Громадина, забитая людьми под завязку, медленно взмыла в воздух, скользя на потоке отбрасываемого вниз воздуха, медленно переходящие в маршевый режим двигатели, разгоняли самолёт всё больше и больше, пока он не достиг пятисот километров в час – своей нормальной скорости горизонтального полёта. Самолёт перешёл в нормальный полёт, набирая высоту стремительно. Через несколько минут капитан разрешил отстегнуть ремни. Пассажиры вздохнули с облегчением – некоторые до сих пор не верили в то, что эта громадина вообще будет летать. Но… летела. Путь до Парижа был неблизкий… Но учитывая стоимость перелёта – всего триста долларов, вместо полутора тысяч раньше, это было невероятно… * * * * Финансовый аналитик Тесла Моторс сидел и схватившись руками за волосы, смотрел на то, что происходит. – Ты что-то сегодня не в духе, – директор компании, известный миллиардер Илон Маск, похлопал его по плечу, – что такое? Наши акции вроде бы на высоте. – А? Да, да, – он поджал губы, – наши… сэр, посмотрите сюда. Это же безумие. Этого просто не должно быть. – Что? Куда? – Сюда. Если я прав – мистер Питер Паркер сегодня заработал больше миллиарда. И это только сегодня! – Как? – Маск удивился. – Криптовалюты. Кредит от китайского правительства, игра на криптовалюте, резкий скачок стоимости – часа три назад произошло чудо. Стоимость Биткоина резко поднялась до тридцати восьми тысяч за штуку. А у мистера Паркера – почти два миллиона биткоинов. Это семьдесят шесть миллиардов долларов. И продолжает расти. Он… он стал богаче вас, сэр. – Я тоже владею парой тысяч биткоинов, – поправил его Маск, – хотя это ни в какое сравнение с… – Сэр, вы не думаете, что эта валюта рухнет? – Биткоин? Нет, Паркер мне как-то рассказывал теорию криптовалют. Если коротко – то конечно будет существовать две-три основные и мелочь-однодневки. Основные должны войти в период зрелой стоимости и стабилизироваться на нём, оставшись примерно на этом уровне всегда. – Они ещё не… – Для Битокина Паркер отмерил стоимость в пятьдесят тысяч долларов, – Маск пожал плечами, – это их реальная стоимость. К тому же это неконтролируемая и неэмитируемая валюта, никто не может доказать даже, что эти деньги ему принадлежат. Это… очень интересная штука, между нами говоря. – Но всё равно, он богаче вас, сэр… это немыслимо. Он богаче даже Старка, с его восемьюдесятью миллиардами долларов. – Разве? Откуда у него деньги кроме биткоина? – Ну, насколько мне известно – состояние мистера Паркера без биткоина оценивается в пять и пять миллиардов долларов. И это с учётом стоимости его патентов, ещё он вложил часть средств в другие криптовалюты, владеет пятнадцатью процентами нашей компании – а она за прошедший месяц неплохо поднялась в цене… – Ладно, держи меня в курсе. – Хорошо, сэр… Аналитик остановил маска: – Сэр… – Да? – Илон уже уходил, когда его остановили, – что-то ещё? – Будьте с ним аккуратны, сэр. Этот человек вертел на одном месте китайское правительство и корпорации не меньше нашей… Он очень… странный. – Вот как? И чем же? – Он любитель. Скорее даже энтузиаст. Поэтому непредсказуем – им движет не жажда наживы, как всеми остальными миллиардерами. Поэтому обычная логика тут неприменима, скорее важно иметь с ним хорошие личные отношения. Если он дальше продолжит помогать Тесла Моторс с такими патентами и технологиями – мы сможем стать едва ли не главным мировым производителем автомобилей, как некогда им стал Форд. Маск кивнул медленно и задумчиво: – Учту. Кстати, что я хотел сказать то – нам нужно готовиться к расширению производств. Что там с Дженерал Моторс? – Да ничего им не сталось. Потеряли деньги, получили зуботычину, отступились. Хотят продать нам свой старый завод в Детроите. – Сойдёт, – кивнул Маск, – покупай завод, главное что по дешёвке, и мы начнём его спешно подготавливать к выпуску. * * * *   Ага, щас, умный такой выискался – что умнее всех и всё наперёд знает… Всё было куда сложнее, чем в фильмах. Намного-намного сложнее, это я учитывал, хотя лично я до сих пор с трудом верил, что мне удалось уговорить всех принять мои предложения. Ох, всё было несколько не так, как показывали в кино. Не всё так… однозначно. Взять хотя бы Ванко, которого Старк мудохал давным давно – Иван Ванко был талантливым инженером и учёным. Смастерить ту херню, которую он смастерил – это нужно быть настоящим гением. Грязным русским, который в подвале мастерит вундервафлю, чтобы ударить побольнее старка, он не был. И история его семьи несколько менее… приятная для Старка. Точнее, по официальной версии Ванко обворовал Старка и захотел нажиться на его изобретениях. По менее официальной версии – Ванко изобрёл реактор старка. Он, а не Тони Старк, придумал реактор холодного синтеза, но старки, по своему обыкновению, послали нахер всех, кто им не по нраву. Обидевшийся на это учёный прихватил свои разработки и был таков – но Старк естественно претендовал на патент – и выиграл суд. Изобретатель реактора отправился в Россию, где Старк его не достанет, а Тони счастливо жил. Припеваючи. Вообще, если так подумать – кроме костюма, Энтони Старк не изобрёл ничего. Да, у него есть репутация гения, но если подумать хорошенько – он лицо компании, чувак с большими деньгами, который расхаживает по компании и говорит что делать, а что не делать, даёт бабло, но ничего сам не изобретает. В общем, обидел он учёного, тупо отжав его разработки – причём, старк не имел на них права. Он должен был получить репульсор – он его получил – но на этом всё. Всё, точка, получившийся в процессе создания двигателя, реактор Ванко – был уже совершенно другим патентом. Старк попросту задействовал свои юридические связи и доказал через министерство обороны, что патент Ванко имеет важное оборонное значение, а значит, суд попросту отжал у Ванко его гениальную идею и передал Старку. Он был выбегаллой. Эдаким псевдо-учёным, который любит играть на публику и изображать из себя великого гения, крутого парня, но на самом деле величайшие научные открытия имеют свойство казаться непосвящённым утомительными и тоскливо-непонятными. Каждый может надеть на экзоскелет броню, приделать сенсорную сеть сверхвысокой чувствительности и скорости, прикрутить к этой херне реактор. Каждый. Однако, создать компактный, почти карманный, реактор, способный вырабатывать огромное количество энергии для такого костюма – это и есть самое главное, как объяснить простому смертному, что в частицах, которые нарушают постоянную кулоновского барьера – свойства атомов отталкиваться друг от друга, и позволяют провести ядерный синтез, то есть слияние ядер, без достижения чудовищных температур – это гениально. Это открытие, достойное десятка нобелевских премий разом. Но никто не даст нобелевку Ванко, по той простой причине, что он русский, а русских не любят. Старку? Тоже нет. Обсосётся. Чего я это вспомнил то? Да собственно, причина проста – мне прислали сообщение о том, что меня номинировали на нобелевскую премию этого года в нетрадиционном порядке. Нетрадиционном – потому что изобретений у меня на данный момент было несколько, но номинаций на нобелевку было три – за сверхпрочный материал – Дюраниум, как я его назвал. За термоядерный реактор холодного синтеза ядер и за кристаллические аккумуляторы. Итого – комиссия не сумела выбрать, какое из этих изобретений полезнее. Дюраниум – чрезвычайно лёгок и прочен, новое слово в защитной экипировке и конструировании авиакосмической техники. Реактор и аккумуляторы – уже переворачивают активно рынок нефти и послужили началом для плавного, но как прогнозируется, безостановочного спада нефтедобывающей промышленности. Пожалуй, Старк был самым неправильно поданным из всех персонажей в фильмах. Меня сильно заинтересовал теоретический феномен того, что я теперь живу в… фильме. Прорабатывалось немало версий событий – первая – это что я сплю или данный мир неестественный. Способов проверить это существовала масса. Способы легко и довольно тупо перегрузить любой компьютер, каким бы он ни был, просто создав теоретическое бесконечное множество вариативностей. Я пришёл к идее, что данная вселенная действительно существует, но тогда стоит сослаться на то, что существует гипотетическая бесконечность вселенных. Та, что стоит не только выше местной галакти и и камней бесконечности, таносов и мстителей, но и выше самой хронологии Марвела. Хехе, помню смотрел сериал «Локи» и меня пропёрло от того, как… правильно там сделали, когда просто попустили все фильмы разом. Ладно, предположим, что вся хронология марвел – не более чем в моей версии – разновидность комикса разных эпох. В таком случае, как бы абсурдным это не звучало, но существует гипотетическая абсолютная бесконечность вселенных и миров, в каждом из которых существует бесконечность вариативности, и то, что я попал сюда, в Человека-Паука, это лишь следствие того, что я как-то подсознательно, с помощью квантового мира, примагнитился к этому миру. То есть – существуют все миры всех когда-либо снятых фильмов, написанных книг, и… абсолютная бесконечность вариаций. И в этом случае правильно сказать не то, что я живу в мире комикса… а то, что мир, описанный комиксом, точнее – киновселенной марвел, просто на сто процентов совпал с реально существующей вселенной. Это кажется эйнштейн говорил, что если посадить обезьян за пишмашинки, то рано или поздно они напечатают «Войну и Мир»? Просто потому что бесконечные попытки и рано или поздно но хаотические нажатия на клавиши у одной из обезьян полностью совпадут с текстом Толстого. В нашем случае мы имеем этот же эффект – и в этом случае неправильно было бы говорить об умышленности. Равно как и о маловероятности, хотя я не исключаю той возможности, что существуют иные факторы, которые увеличивают вероятность совпадения. Хотя… о чём это я? Если миров и вселенных бесконечность – то вероятность существования мира, совпадающего с киновселенной марвел – должна равняться строго единице, то есть его существование абсолютно неоспоримо и непреложно. Оно просто должно быть, поскольку эффект пишущих обезьянок… Итак, главное что я из этой гипотезы вынес. Мир вокруг меня не сумасшедший. Не искуственный и не бредовый, мир вокруг меня реален. Реален, и вполне себе материален. Об этом я думал, когда сидел у себя в лаборатории и разгребал письма, которые прислали – номинация на нобелевскую премию – это серьёзно. Несмотря на то, что открытия были совершены недавно, они уже успели перевернуть мир – и поэтому номинация была, скажем так, исключительным случаем. До сих пор я не обращал внимание на то, что я в общем-то известная личность. Ну правда, молодой, всего шестнадцать лет, доктор наук, очень шумная персона – люди такие типажи любят. Жаль только, что редко за типажом видят человека… – Ну, что скажешь? – Пим скрестил руки на груди. – Насчёт чего? – А то ты не догадываешься. – Насчёт твоего протеже или номинации на нобелевку… Мне это не нравится. – Что из этого? Хэнк никогда даже не стучался, входя в мою лабораторию. – Всё. Нет, Скотт Лэнг – это не моя забота, а вот нобелевка – меня угнетает внимание к своей персоне. – Тем не менее, тем не менее – для такого ещё недавно никому и ничем неизвестного человека, как ты, получить номинации на нобелевскую премию… Знаешь, это просто надо. – И что надо сделать? – Во-первых – я уверен, что ты её честно заработал. Это ведь твои изобретения. – Реактор и теплоизолятор – мои, а сверхпрочный материал… – Скажем так, я не вижу в этом большого конфуза, тем более, что претензии никто не предъявит. И ты действительно мог бы это разработать сам, – Пим покивал, – просто так вышло. Сама по себе премия условно-престижная. Единственным настоящим достижением учёного является не признание других учёных, а признание всех людей. Да, репутация в нашем мире много значит, но не ради неё мы работаем. – Как любой другой учёный, я тщеславен. Но не скажу, чтобы мне личная слава была настолько важна, просто приятный бонус. – Это хорошо. Тогда я думаю, у тебя проблем не возникнет. У тебя, Питер, есть свои слабости – ты асоциален. – Я? Да ладно. – Да, ты асоциален, – кивнул Пим, – другие научные сотрудники работают в коллективе, стремятся пообщаться, завести знакомство с интересными коллегами, а ты сидишь у себя как сыч в лаборатории, и ни с кем не общаешься. Я отклонил уже полторы сотни приглашений на разного рода банкеты и прочие мероприятия. Знаешь, обычный спам. – Да? Разве? – Да, к сожалению, – Пим поморщился, – так получается. Какое-нибудь государство решает провести научный форум, но в итоге всё сводится к вынужденному, протокольному мероприятию. Они осваивают бюджет и им отчитаться надо – на такие вот «мероприятия» присылают приглашения регулярно. На них не бывает настоящей научной дискуссии. Довольно скучно, на самом деле. – Странно, что они тратят время и силы на это. – Некоторые пожилые и не добившиеся славы Хэнка Пима учёные, приходя на такие форумы, тешат себе гордость, позируя перед молодняком. Но ты не беспокойся, я этот спам всегда игнорировал. Но вручение нобелевской премии – это не только непосредственно презентация, это ещё и банкет, на котором будут присутствовать десятки видных мировых светил науки. – А вы там бывали? – Я регулярно их посещал, года с девяностого по… по позапрошлый год, когда просто надоело. Насколько я знаю, у Хэнка так много наград в области науки, что ими заставлен целый коридор на первом этаже здания ПимТех – зал наград. – Кстати, Питер, ты чем занимался? Вроде за последнее время ты ничего так активно не исследуешь… – Нет, я сейчас занят двумя вещами. Дорабатываю конструкцию аккумуляторов новой теслы – есть ряд конструктивных недостатков, которые нужно решить. И думаю о жизни, вселенной и всём таком. Особенно о жизни. Знаешь, Хэнк, а это ведь настоящее чудо, что Мстители согласились принять моё предложение. – На тот момент они были под большим впечатлением от того, что ты договорился с Альтроном и у них не было идей. Образовался вакуум, и ты его заполнил. Если бы у них было несколько недель на подумать – то я думаю у тебя не было бы шансов. Впрочем, твоя идеалистическая картина мира всё же реализуется не так, как ты хотел изначально. – Нда… нет в жизни гармонии. – Есть, но не когда ты на коленке состряпал весь план мироустройства. Хотя… благодаря этому мы избавили Скотта Лэнга от уголовного преследования. – А, воришка. Знаешь, Хэнк, есть конечно люди с ярко выраженными уголовными наклонностями. Просто Лэнг этот… он странный. – Что ты хочешь этим сказать? – Мне кажется, что люди в америке вообще несколько странные. Более… эм… наглые, смелые, и безбашенные. Лэнг этот, сам по себе вроде неплохой парень, и стопроцентно американец. – Не уважает закон. – Скорее имеет заниженные тормозные процессы в социальных отношениях. Плохо понимает, когда надо остановиться. Своеобразный человек. – Напоминает меня в молодости. Хотя я конечно не был электриком, – улыбнулся Хэнк, – я его пристроил у себя дома. – А кстати, его особая миссия… – Даррен? – спросил Хэнк, – у него большие проблемы. Да, он пытается скопировать мои частицы, более того, отстранить меня от власти в ПимТех. – Тебя? – я удивился очень сильно. В отличие от старка, который в своей компании был так, фигляр и позёр, то Пим – это голова. Ему и только ему принадлежали патенты, на которых был основан ПимТех. Более того, некоторые ещё и трибунал защищал – и если бы у лысого придурка появилось желание нелегально скопировать изобретение Пима – то Пим мог бы практически уничтожить его. Но… – Я вижу непонимание на твоём лице. – Скорее охреневание. Нет, серьёзно, тебя пытались уволить из твоей же компании? – Пытались. Правда, у них ничего не вышло – я им напомнил, что патенты принадлежат мне и тебе, лично, а не компании. Даррен по-моему вообще сбежал и прихватил с собой кое-какие исследования и лабораторное оборудование. – Нужно его остановить. – Не стоит. Придёт время – и остановим, но сейчас… Займись своей работой. Я решил, – он потянулся, – мы с тобой летим на вручение премии. Будет большая научная тусовка, как вы её сейчас называете – много знакомых, представлю тебя им, обсудите проблемы, если ты себя хорошо покажешь – это будет очень и очень кстати. Не забывай, что от твоей репутации зависит и репутация Компании, и моя в том числе. – О, я буду само очарование в таком случае… Нда, не всё в этом мире так просто. Если припомнить историю других Мстителей – то в фильмах они просто есть, а на деле – у каждого свои завороты в мозгах. Романова – шпионка-предательница, причём я до сих пор не уверен на сто процентов, что она предательница и НЕ работает на ФСБ. А если и работает – ничего страшного в этом не вижу. Самая тёмная лошадка всех Мстителей – это некто по имени Бартон. Тёмная лошадка. Весь из себя просто звиздец какой обычный – суперспособностей не имеет, стреляет из лука! Стрелами! И при этом очень метко стреляет. Опытный пилот, тактик, боец, и вообще, во всём хорош, но всё-таки не суперчеловек. Хотя точной информации у меня нет. Экстравагантная личность, самый незаметный из Мстителей, самый тихий и самый беспонтовый, казалось бы. В фильмах его жизнь «на гражданке» была показана преувеличенно, гипертрофированно обыденной, как тщательно срежиссированная мечта американского ностальгирующего пенсионера – домик, ранчо, сарай со старым трактором, семья, жена, дети, от всего этого веяло какой-то… наигранностью. И что-то у меня плохое предчувствие. Нет, серьёзно – Даррен пропал, что станет с ЩИТом и Мстителями? Учитывая события фильма «другая война», когда даже Фьюри пришлось бежать от своих подчинённых? Да б… * * * * Антирасист. Забавное наименование, скажу я вам, но зато эффективность просто чудовищная. И передо мной толпа озлобленных чернож… кожих. И заодно премьер-министр, который прибыл в ПимТех вместе с ними. Охранник проводил их ко мне. – Мистер Паркер, – он протянул мне руку, – рады, что застали вас на рабочем месте. Обычно вас тут не бывает. – Да, я занятой человек, – я пожал его руку. – Слышал, что недавно произошёл какой-то конфликт с китайцами? Я только усмехнулся. – Ну, да, если говорить так – то китайцы провели интервенцию. Вторглись на нашу территорию и напали на наших людей. Премьер-министр нахмурился: – Это так? Я поговорю с президентом. – Не стоит, – я остановил его, – Мистер Рипли, у вас и без того много дел… а дела трибунала остаются в трибунале. – Однако они нападают на вас на нашей территории. Могут пострадать люди, мы несём убытки. – Да, это есть. Однако, тем не менее, вмешательство политики в эти дела только усугубит положение. Китай не присоединился к системе трибунала, – я грустно вздохнул, – и поэтому они – большая заноза в заднице. Они крепко держат за яйца всю компартию. Хотя скорее не так – компартия использует их, ничуть не смущаясь. Плевать они хотели на любые претензии. Премьер-министр кивнул: – Хорошо. Но если они приведут к жертвам и разрушениям… – Идёт война, – я развёл руками, – война между нами и китайцами. А на войне, бывает, гибнут люди, бывают и разрушения. Ничего мы с этим поделать не можем. – Народ не слишком благосклонно это принимает. – Народ пока ещё думает, что бучу затеяли мы. Но это не проблема – мистер Альтрон проведёт ряд презентаций на ютубе и разъяснит наши политические проблемы. Позвольте предложить вам кофе и вашим спутникам. Вы хотели о чём-то поговорить? – Да, да, конечно, – Премьер оглянулся на чернокожих, – мы пришли поговорить о вашей скандально известной системе «Антирасист». Столько шума уже во вей америке из-за неё, вас чуть ли не линчевать хотят. Мы пока что просто наблюдаем и не можем ничего сделать… – Что вы, мистер министер, вы же дали распоряжения в гугл и твиттер заблокировать мой искин-антирасист, – улыбнулся я, – думаете, откуда это нам известно? Трибунал обладает собственной разведкой… – я улыбнулся более хищно, – а эта разведка обладает такими возможностями, которые и через тысячу лет будут невообразимыми для простых смертных. Мы можем заглянуть в прошлое и будущее, в глубины разума, просочиться через вентиляцию или между атомами стены и наблюдать… Улыбка министра несколько… треснула. – Хорошо, извиняюсь. – О, не стоит. Вы же знаете, я не только учёный, но и бизнесмен. И раз уж я решил всерьёз развиваться в области информационных технологий – то в любом случае мне нужно было бы обрушить гегемонию крупных корпоратов в этой области. Знаете, после того, как мы создали реактивный двигатель, я и не думал об электромобилях – но нефтедобывающие компании решили объявить мне вендетту. Пришлось дать им по носу. Ну да, по носу… Акции Шелл подешевели за месяц в восемь раз. И продолжили падение. Нефть как источник смазок, горючки и химического сырья оставалась в цене, но эта цена в десять раз меньше чем при полной автомобилизации. – Ах, да, я в курсе. Вы нанесли серьёзный ущерб нашей экономике. – В экономике не бывает ущерба. Есть прибыли и убытки. И насколько обнищали нефтепроизводители, настолько влетели прибыли Тесла Моторс и Боинг, – я улыбнулся, – это биржа, господин премьер-министр. Рынок, и в том, что одних он осыпает золотом, а других камнями – не виноват никто. Такова природа – сильный поедает слабого. Тот, кто приспособился к новым реалиям – выживет. Премьер вытер пот со лба. – Да, да, прошу прощения. – Не стоит. Вы ничего мне не сделали… возьмите кофе. Итак, что же вас не устроило в системе «антирасист»? – Всё, – вылез негр, – ваша расистская система неприемлема. – О, и в чём же? – Очевидно что она работает на пользу белых, – сказал с гневом тот же негр, распаляясь, – я бы вмазал тебе. – Можешь попробовать. Мне и правда попробовали вмазать. Негр скривился – представляю себе ощущения. – По-моему, вы крепко отбили себе кулак, мистер Нортон, – ответил я. – Это неприемлемо, – премьер вскочил, – мы пришли сюда для разговора! – он повысил голос на своих спутников, – простите их, мистер Паркер. – Что ж, анонс программных принципов антирасиста будет произведён сегодня же, если вы так желаете, – улыбнулся я, – но для вас я расскажу, мистер Нортон. Мой искуственный интеллект основан на семантическом анализе фраз и изображений. И призван заблокировать расистов, разве вы не выступали всю жизнь сами против расизма? – Эта система блокирует только чернокожих! – В девяти из десяти случаев – да, – кивнул я. – Вот! Ты сам признался. – Позвольте я кое-что вам раскрою, – я коварно улыбнулся, – система не различает расы, полы, и прочие биологические и социальные особенности в семантическом анализе. Проще говоря – она не оперирует такими словами, как чёрный или белый, мужчина или женщина… только кодами. Премьер-министр заинтересовался: – Это как? – Очень просто. Например, сегодня условное обозначение чернокожих – цифра «семь», мужчин – буква j, женщин – буква h. Следовательно, если вы говорите про чернокожую женщину – система определит её как h7. Доступно? Доступно. Но самое главное – генератор случайных чисел. Каждый день система полностью и случайным образом меняет коды обозначений. Поэтому сам искин не знает, какое высказывание о чёрных, а какое о белых – оно лишь проводит семантический анализ фраз, чтобы выявить межкодовые связи. Скажем, если я скажу что «Я 8L, ненавижу 4Z» – это расизм? Расизм. Поскольку человек одной расы и пола, ненавидит людей другого расы и пола. Или «Все U сволочи, ненавижу их» – это сексизм? Сексизм, поскольку буквой обозначается пол. Доступно? – И что с того? – спросил негр. – С того, мистер Нортон, что моя система являет из себя абсолют гендерной и расовой нейтральности. Нулевую точку. Она не различает расы, только анализирует высказывания. А дальше в дело вступает традиционный американский расизм и сексизм. Под расизмом в Америке подразумевают не то, что во всём мире, не то, что это слово означает. Под расизмом в америке подразумевают неприязнь белых к чёрным. И всё. Неприязнь чёрных к белым – это не расизм. Особая, американская трактовка этого термина, – я ухмыльнулся, – к сожалению, неприязнь белых к чёрным или чёрных к белым – это не расизм, это его последствия. Дискриминация. А расизм – это придание важного значения в оценке человека, его способностей, значимости, поведения – его расовой или иной принадлежности. Когда вы говорите что чёрных нужно отделять от белых и к чёрным и белым нужно относиться по разному, то вы проявляете расовую дискриминацию. Расизм. Понимаете? Нортон фыркнул: – Ну и что? – Ну и всё. Запомните, мистер Нортон, ещё никогда рыбу не удалось утопить, огонь сжечь, а воду намочить. Ещё никогда насилие не побеждало насилие, грубость не взращивала культуру. И никогда расизм не будет побеждён другим расизмом. Он лишь разожжёт огонь ненависти. В конце концов, всё в мире скоротечно. Подумайте, как относятся белые к чёрным – не сейчас конкретно, так вообще. Чернокожие регулярно поднимают проблему расовой дискриминации, регулярно и чётко проводят между собой и белыми линию, за которую белому человеку запрещено переступить, регулярно сами проявляют расизм. Белые уже отказались от расовой дискриминации – если судить по действию моей системы, представляющую из себя точную и чёткую нулевую отметку… количество белых расистов в десять раз меньше количества чёрных. – Они просто молчат. – Возможно. Я говорю это к тому, мистер Нортон, что люди имеют свойство постоянно меняться. То, что было дикостью полвека назад – сегодня норма жизни, и наоборот… и не так важно, как сейчас, как важно – что будет потом? – я присел на край стола, – я имею в виду – каким будет поколение детей, которое родится в эпоху победившей расовой толерантности? Как мы объясним ребёнку, что если чернокожий актёр играет роль белого – то это норма, а белый играет чёрного – расизм, ужас, кошмар, запрещено? Мне лично кажется, что цель всей этой толерантности – истребить расизм вместе с теми, на кого данная толерантность направлена. – Это бред. – Да нет, не бред. Вы же знакомы с судьбой скорбного еврейского народа во второй мировой войне? Их даже не эксплуатировали – их живьём в печах сжигали, потому что они не той национальности. Расово-неполноценные. И чернокожих, кстати, тоже, – я улыбнулся, – они поступили максимально правильно в данной ситуации. Они стали бороться с антисемитизмом, но сами не стали никого ненавидеть. И… антисемитизм был побеждён. А их ненавидели возможно гораздо сильнее, чем вас, чернокожих. И уж точно обширнее и злее. Тем не менее, они выбрали путь на преодоление национализма к себе – и успешно этого добились. – И что ты хочешь этим сказать? Что мы должны быть как евреи? – Хм… Я хочу сказать, что в итоге даже я не могу предугадать, к чему это всё приведёт… но ничего хорошего для чернокожих нет в том, что вместо того чтобы победить расизм и уравнять – вас заставляют ещё больше абстрагировать себя от белых, ещё больше. Возможно, в этом и заключается план? – я развёл руками, – белые не хотят, чтобы их дети и внуки дружили с чёрными, чпонькались и ассимилировались, как это произошло в латинской америке. И поэтому устроили весь этот парад идиотизма с толерантностью – которая в итоге подводит чёткие расовые границы. Хуже того, чернокожие, по крайней мере, девяносто четыре целых и семь десятых процента чернокожих, сами чётко отделяют себя от белых, расово. Может быть, вам кажется, что добившись каких-то уступок, ну там актёра в фильм чёрного вместо белого, ещё чего-то, вы как-то компенсируете неприязнь белых к себе, но не тешьте себя иллюзиями. Это всего лишь мелкие раздражители для белых, которые призваны провести черту. – Разве это раздражает? Вот скажи, чем тебе не нравятся чернокожие актёры? – Хм… Дай подумать… – я задумался, – проблема не в цвете кожи. Проблема в том, что актёры они говёные, понимаешь? То есть есть тот же Уилл Смит, у него прекрасная мимика и образ, он хороший актёр, я вырос на его фильмах. Но сейчас просто нет действительно хороших, фактурных актёров. Возможно по этой же причине – потому что в мире кино всё довольно тяжело устроено. Чтобы пробиться наверх, нужно обладать талантом. Но если мы будем подыгрывать актёрам определённого цвета кожи, то получить роль им станет легче, а значит – требования к ним снижаются. Им не нужно работать над собой, чтобы получить роль, и так сойдёт. Помножь это на то, что чернокожих попросту меньше, добавь то, что многие те, кто мог бы стать хорошим актёром – не стал им по той или иной причине… ну не лежала душа, или просто денег не было – это же довольно дорого – обучить актёра, этому с малых лет учат. А теперь представь, что есть фильм – про, скажем, Майкла Джордана, играют все знаменитые актёры, а самого Майкла играет какой-нибудь актёр b-муви, который особо никому неизвестен и играет посредственно. Да тут понятное дело, это всех будет раздражать. Плюсани сюда расизм – и раздражение хреновым актёром не на своём месте перейдёт на всех чёрных. Как результат – такие ситуации и такие фильмы не борются с дискриминацией, они её порождают. Нортон всё ещё злился: – Это твоё мнение. – Да, конечно. И я имею на него право. И по традиции научного сообщества – обосновываю и жду критики. Как по мне, если вы хотите бороться с дискриминацией – то нужно не чёрных актёров пихать в ситуации, где они явно выглядят… эм… несоответствующими окружению, времени, ситуации, а снимать больше кино про самих чернокожих. И больше внимания уделять развитию персонажей. К примеру, я не видел хорошего кино про Кинга. Попросту его сегодня немыслимо представить. – Это ещё почему? Чем тебе Мартин не угодил? – Не угодил? Наоборот, у этого человека замечательный взгляд на вещи. Я думаю, доживи он до сегодняшнего дня – он бы очень знатно прихренел от того, как сегодня борются за права чернокожих. Ведь он призывал примерно к тому же, к чему стремлюсь я – чтобы мы уделяли внимание цвету кожи не больше, чем тому, наливает человек молоко в чай, или чай в молоко. Хотя для некоторых и это может показаться важным… Нортон тяжко вздохнул, выдохнул носом. Ну и шнобель у него. – Я понял. Значит, твой алгоритм не делает разницы между расами? – Нет, не делает. Он абсолютно нейтрален. Он анализирует смысл фразы не обладая информацией, о чём она – ядро алгоритма неспособно чисто технически различать людей по цвету кожи. Только определять наличие самого факта ассоциирования себя с той или иной расой. Но поскольку обозначения вводятся рандомно – сегодня J7 говорит что ненавидит k3, завтра L1 говорит что Y2 угроза обществу… Кто кроется за этими обозначениями – искин не знает. Это гарантирует ему абсолютную нейтральность. А дальше… сам понимаешь. Нортон ещё немного повозмущался, но премьер-министр его остановил. – Спасибо за разъяснения, мистер Паркер, – он вежливо кивнул, – правда, ваш взгляд сильно отличается от официальной версии, о чём я напоминаю… – Наука не знает официальных и неофициальных версий, мистер министер. Наука знает лишь факты и гипотезы. Гипотезы выдвигаются, оспариваются и проверяются. Факты – доказываются и обосновываются. Любое отклонение от этого стандарта – это лишь ещё одна форма лжи. Идеология, пропаганда, вера, уверенность, неверие, переоценка и недооценка, что угодно. Наука беспощадна к чувствам людей, но в конечном счёте всё меняется. Законы. Власть. Идеи. Порядки. Наука вечна. Со времён когда Архимед две тысячи триста лет тому назад доказал, что тело, помещённое в жидкость, вытеснит объём равный собственному – этот закон не изменился. Когда жгли ведьм, когда казнили геев, и когда перед ними извинялись, когда ввозили рабов и когда перед ними извинялись, когда менялось всё – объём вытесненной жидкости оставался равен объёму погружённого в воду тела. – И… – Премьер немного потерялся. – Мы, люди науки, служим не государственной власти. Никогда. Ни один. Мы признаём лишь законы природы, мы ищем их и выводим из наблюдений. Доказываем, оспариваем, переписываем и уточняем… Законы общества же скоротечны и мимолётны. Бессмысленны. В конечном счёте, абсолютную власть, которая никогда не снилась ни одному человеку – имеет природа. И те, кто используют законы природы – обладают единственной настоящей властью в мире, – я улыбнулся как безумный учёный, – никто не может заставить жидкость течь вверх. А я могу, – я взял со стола баночку с пузырьком воды внизу и откупорил крышку. Струйки воды потекли к потолку и застыли там, растеклись по потолку… Премьер смотрел на это как заворожённый. – Но… как? – Особая форма материи. На неё гравитация действует обратно тому, как действует на остальную материю – обычную материю гравитация притягивает – а эту – отталкивает. Интересно, правда? Так вот, господин министр, если у кого ещё есть претензии к моему интеллектуальному алгоритму – я рекомендую им засунуть свои претензии в задницу и купить книжку Лютера Кинга, штудировать от корки до корки и лечиться от расизма. Только так его можно победить. Только так. – Кстати, – Премьер отлип от лужицы воды на потолке, – я слышал что ваша девушка чернокожая. – Ой, нет, совсем нет. Разве что на четверть. А что? – Это могло бы сильно вам помочь избавиться от обвинений. – Мне плевать на обвинения. Пусть думают что хотят – все клиенты системы «антирасист» обладают исчерпывающей информацией о том, как она действует и согласились объявить войну, если понадобится, всему обществу. Думаю, с переходом спутникового интернета Маска на новую систему, которую я ему предложил разработать, у нас станет значительно больше клиентов. – А… – Гигабит. Скорость. При пинге в десять милисекунд. Редко какой провайдер проводного интернета у нас может такую скорость дать. Мы ещё работаем над этим, но если, точнее, когда закончим проектировать и выведем – мир вздрогнет от недорогого и очень быстрого интернета. К тому же основным акционером выступает трибунал – и это гарантирует свободу от политического влияния в нашем сегменте интернета. – Это породит хаос, – премьер побелел, – хаос и анархию. – Возможно стоит построить государство на принципах демократии и плюрализма, – я вежливо улыбнулся, – а не госрегулирования, пропаганды и идеологии. Тогда и хаоса не будет. В любом случае – как свобода слова сгубила советский союз, так сегодня может сгубить и вас… если вы продолжите свою информационную деятельность в прежнем ключе. Вообще, я политиков недолюбливаю, а американских ненавижу. Но раз уж от вас пока что зависит будущее и процветание народа – все мы, суперлюди, вынуждены с вами сотрудничать. В отличие от политиков и мешков с деньгами, корпоратов, мы на стороне народа. Премьер встал. – Вы хотите сказать что мы не на стороне народа? – Припомните с чего начинался наш разговор. Мы очень. Очень. ОЧЕНЬ внимательно следим за каждым политиком на земле. И вы не исключение – никто не исключение. Раз уж мы взялись защищать людей – то должны это делать. И раз уж девяносто девять процентов мировых войн начинаются не спонтанно, а по решению политиков и обоснованы политическими мотивами – вы в красной зоне. В группе риска. Как потенциальный источник проблем. – Это отвратительно! – Это действенно. Чтобы не зазнавались и помнили, что в конце концов – случись что – мы будем на стороне людей. Не деля при этом людей по расам и национальностям. По-моему он сейчас обосрётся от страха. Ну да, да, за ним и за его шефом, и за многими другими, много грязных тайн и секретиков. Как и за любым политиком. – Я… мы пойдём, – стушевался он. – Всего наилучшего, – проводил я их взглядом. По-моему он убежал очень быстро. Хехе. Так, вернусь к проблеме – китайцы очень, очень серьёзно настроены против Мстителей. И ладно здесь – просто атаковали, а ведь полем боя сейчас может стать страна, в которой часть территорий за китайцами, часть – за Трибуналом. Россия. Надо позвонить Романовой и попросить её прихватить шубку – в Москве сейчас холодно. Ноябрь.