sleep, shugar

— Спи, милая, дай твоим чувствам нахлынуть И сопровождать тебя до следующего утра

► Poets of the Fall — Sleep, shugar       Поначалу она всё любила. Абсолютно всё, начиная от прекрасных видов и заканчивая каждым жителем Ли Юэ, встречавшемся на пути. Даже простые дуновения ветра тут ощущались совершенно по-иному. Она была удивлена тем, что ей помогали, опекали, беспокоились совершенно, казалось бы, незнакомые люди. Это выглядело утешающе на фоне резких перемен, которые с ней случились. Верр Голдет, вопреки всем ожиданиям, очень любила поздними вечерами прогуливаться в окрестностях постоялого двора Ван Шу, где и нашла продрогшую от холода и испуганную незнакомку. Её накормили, отогрели и дали кров. Затем полились расспросы, переживания и утешения о том, что когда-то она вернётся домой. Всем она казалось диковинкой, необычным человеком, который по чистой случайности оказался не совсем там, где должен был быть.       Её считали зверьком, за которым нужно следить.       У людей есть одна интересная черта — когда они получают в своё распоряжение какую-то новую и интересную вещь, они сдувают с неё пылинки, следят за тем, чтобы на ней не появилось ни одной царапинки, кладут везде бережно и аккуратно, однако со временем эта вещь приедается, становится привычной и понятной и отношение к ней становится соответствующее.       С ней было точно так же.       Поначалу приятные и вежливые люди, с которыми она общалась на постоялом дворе, сменили свои искренние улыбки на снисхождение и усталость, которую обычно вызывают те, от кого сильно устали. Но такова человеческая сущность.       Она стала работать не покладая рук, выполняя любую работу Голдет, лишь бы остаться с крышей над головой. Со временем, проведённым в Тейвате, мысль о возвращении домой казалась всё более нереальной и далёкой. Она стирала руки в кровь, тело ломило, а работы с каждым разом становилось все больше и больше, словно её хотели проверить и понять, сколько нагрузки она сможет вынести. Стискивая зубы от давящего кома в горле, она продолжала работать и совершенно забыла о том, каким Тейват предстал перед ней в самом начале.       От лживой улыбки болело нутро.       — Ты неправильная.       Совершенно непохожий на обитателей двора Ван Шу, полностью погружённых в свои дела, молодой юноша с янтарными глазами первым понял, что с ней что-то не так. Или, по крайней мере, первый, кто решился ей об этом сказать напрямую.       — Что ты имеешь ввиду?       — Твоя улыбка лживая.       Иронично, что первым, кто сказал ей об этом, оказался тот, кто всегда сторонился людей.       Их первую встречу нельзя было назвать даже знакомством, потому как имя его она смогла узнать у Голдет только через неделю. Она была далека от стихий, адептов и всего, что красной нитью проходило через эти понятия. Что-то щёлкнуло в тот, самый первый, пусть и невозможно короткий их разговор в её голове, словно кто-то внутри нажал на нужную кнопку. Юноша с янтарными глазами по имени Сяо заслонил собой всех людей, окружавших её, и впервые за долгое время, проведённое тут, она почувствовала, что её стали понимать. Совершенно мимолётно, но этого вполне хватало, чтобы ощутить на короткий миг себя снова полноценным человеком, который каждый день старается ради других, а не ради себя.       В её ежедневные обязанности входило убираться в комнатах постояльцев. Сяо никогда не позволял ей заходить в его покои, на что Верр только пожимала плечами, мол делай как знаешь. Кроме его имени и того, где он останавливался, она ничего про него не знала, но, просыпаясь каждый новый день, с трепетом думала о том, что хотела бы хоть раз, даже мельком, увидеть его. Расспрашивать постояльцев о нём было идеей глупой и по-детски наивной, посему она снова продолжала тихо выполнять свои обязанности, одной из которых было абсолютно смехотворное задание «прогуляться до города и купить нечто важное», учитывая, что совсем недавно поднимались разговоры о хиличурлах, которых видели недалеко от двора Ван Шу.       Пытаясь затолкать поглубже внутрь себя чувство страха, висящее над ней дамокловым мечом, она пошла выполнять поручение, совершенно не подозревая о том, к чему это может привести.       Когда она, стирая в истерике ладонью дождь с лица, что застилал пеленой всё вокруг, в исступлении убегала от преследующих её двух монстров, в голове не билось ни одной мысли — их все заполонил страх за свою жизнь и бешено стучащее где-то в районе висков сердце. Поскользнувшись на склизких от дождя камнях, она кубарем скатилась с небольшого склона и осталась неподвижной, не в силах пошевелиться. Её спас Сяо, с лёгкостью расправившись с преследовавшими её хиличурлами. В тот момент, когда юноша протянул ей руку, она впервые ощутила, как глубоко внутри, словно продираясь сквозь лёгкие, что-то прорастает.       Со временем она научилась готовить миндальный тофу и находить адепта в одиночестве на балконе двора. Молча оставлять тарелку и уходить, не проронив ни слова. Сяо часто отсутствовал, но так же часто она могла находить его на одном и том же месте. Мимолётно они стали разговаривать. Сяо интересовался её миром, её культурой и её народом, потому что про Тейват она рассказать ничего не могла. Хоть он и не был человеком, общение с ними, даже мимолётное, приносило свои результаты. Когда человек спасает кого-то, пусть то даже уличный котёнок, он начинает чувствовать себя в ответе за него. Сяо стал это ощущать. Совсем немного, еле заметно, но это чувство преследовало его, как преследуют свет от ламп мотыльки каждую ночь. Со временем он стал чувствовать себя комфортно рядом с ней.       Потом появились первые цветы.       Это было больно и прекрасно одновременно, именно так, как физически ощущается привязанность к кому-то. Она стояла в ванной комнате и с непониманием смотрела на бутон нежно-голубого василька, что в каплях крови лежал на её ладони. Он был колючий, доставляющий боль, но прекрасный в своей отстранённости. Точно такой же, каким был в её понимании Сяо.       Сяо стал замечать, что она болеет. Он видел много людей, страдающих от недугов, но такое было впервые, однако осознание того, что это происходит из-за его присутствия, пришло достаточно быстро.       — Ты больна, — сказал как-то он, когда они в очередной раз сидели на балконе поздним прохладным вечером.       У неё затряслись руки и кашель сдавил горло. Она выпила воды, подавляя порыв, и покачала головой.       — Всё хорошо. Даже лучше, чем ты можешь себе представить.       — Нет надобности надевать при мне улыбку. Я чувствую. Если что-то не так, ты можешь просто позвать меня. Я услышу.       Со временем её приступы участились. Паникуя, она собирала всё новые и новые васильки в тканевый мешок и убегала, зарывая их глубоко в землю под корнями дерева, на котором располагался двор. Спросить об этом ей было не у кого, но понимание того, что с ней происходит, пришло само, словно только и ждало времени, чтобы напомнить о себе. А долго протянуть с цветами, рвущимися изнутри, было невозможно.       Одним поздним вечером она пришла к нему, держа в руке самый большой и самый красивый цветок, острые лепестки которого красиво переливались от тёмно-синего к бирюзовому, заканчиваясь блеклыми красными разводами. Дверь была не заперта, и она бесшумно вошла, уже понимая, что он, конечно же, услышал. В комнате было темно, горели лишь несколько свечей, вставленных в бумажные фонарики, которые почти не давали освещения. Закрыв за собой дверь, она прошла вглубь комнаты и положила василёк на тумбу рядом с кроватью.       — Я знал, что ты придёшь. Мне есть, что сказать тебе.       Он не говорил — шептал, стоя за её спиной.       — Не надо. Я всё понимаю. Давно стала понимать. Я ничего не требую, Сяо. Всего-навсего несколько часов.       Она почувствовала, как юноша медленно, еле касаясь подушечками пальцев, проводит по её рукам, поднимается выше, отводит волосы в сторону, оголяя правую часть шеи. Горячо дышит, обжигая кожу, но всё ещё не касается полноценно. По её телу проходит лёгкая судорога, словно от тока, и поначалу холод проходит волной с самой макушки до пят, чтобы потом подняться вверх жарким ветром. Его аура обволакивает, пробирается внутрь, в самые лёгкие, заставляя цветы внутри на секунду замедлить рост. Она шумно выдыхает, когда горячая рука прикасается к ней, когда он плавно заставляет её развернуться, чтобы упасть и разбиться о тёплый янтарь глаз.       — Могу я?..       Сяо еле заметно кивает, и она позволяет себе коснуться его лица ладонью, провести руками по коротким тёмным волосам, а он закрывает глаза и сам утыкается щекой в её ладонь. Его руки проводят по её шее, свободным от платья ключицам, чтобы остановиться на скулах. Не поцелуй — лёгкое прикосновение губ, аккуратное, словно он идёт по тонкому льду, грозясь провалиться под него с головой. Одну руку он оставляет на её шее, второй медленно, словно специально растягивая то короткое время, что им уделено, расстёгивает многочисленные пуговицы на её платье, и от каждого его прикосновения к коже она дрожит, боясь спугнуть это ощущение. Лёд становится прочным, поцелуй — всё более трепетным и искренним. Сяо делает еле заметное движение в сторону кровати, рядом с которой они стояли, и у неё больше нет опоры — бережно, придерживая её за талию, он позволяет ей лечь. Она думает, что ей это только кажется, но янтарь его глаз светится в темноте, как кошачьи глаза. Она снова обхватывает его руками за шею, притягивает к себе, прижимается всем телом, стараясь в эти короткие мгновения быть как можно ближе. Сяо исследует каждый сантиметр тела, дотрагиваясь везде, абсолютно отметая любой стыд и переходя через все границы. Полностью нагая, подрагивающая от каждого лёгкого дуновения ветра, она смотрит на то, как он снизу вверх снимает с себя одежду. В тусклом свете фонариков удивительно ярко высвечивается его татуировка, волосы, откинутые назад и медальоны, оставшиеся висеть на шее. Игра блёклого света и теней вырисовывает каждый миллиметр его тела, словно он нарисован на полотне. Сяо опускается ниже, проводит ладонями по её бёдрам, затем талии и груди, снова касается шеи и целует. Одна его рука вновь опущена вниз, и он, чуть заметно сжимая её бедро, заставляет её шире раздвинуть ноги и поднимает колено к плечу. Крохотный поцелуй на шее, лёгкий укус — после этого он проводит в этом месте языком, оставляя влажную дорожку, а прохладный ветер пускает по её телу новую волну.       Сяо входит медленно, словно сам пытается понять, что и как надо делать, а она трепещет, ощущая его внутри себя. Поначалу совсем немного, затем больше и больше. На секунду он останавливается, привыкая, затем начинает двигаться, вырывая из неё тихие стоны. Она прижимается к нему всем телом, чувствует голой кожей его, полностью и по-настоящему, старается двигаться навстречу, постепенно ускоряясь. Всё больше и больше Сяо чувствует нарастающее возбуждение, мысли, до этого чёткие и ясные, начинают путаться, отступая на задний план и давая возможность простым инстинктам вырваться наружу. Он тяжело дышит, чувствует испарину и её оголённое тело, которое с каждым движением касается его всё ближе и ближе. Она дышит рвано, дыхание сбивается, прерываясь стонами. Наслаждение, до этого подкатывающее волнами постепенно, накрывает резко. Сяо чувствует что-то непомерно приятное, словно его накрывает поток воздуха и тянет за собой. Он чувствует, как она сжимает мышцы изнутри, и один момент словно все силы испарились. Её затуманенный взгляд смотрит прямо внутрь, щёки пылают алыми цветами. Она опускает руку на низ своего живота и слегла надавливает, и он ясно чувствует, словно сквозь кожу, как упирается в её ладонь. Сил совсем не остаётся, она чувствует приятное опустошение физически и морально.       Немного придя в себя, Сяо понимает, что она заснула. Он поднимается, аккуратно накрывает её краями одеяла, оставляя в тёплом коконе, и отходит от кровати. На тумбе, под почти догоревшей свечкой, он замечает яркий цветок василька и забирает его с собой.       Точно никто не мог бы сказать, когда и как именно Сяо попал на постоялый двор Ван Шу. Точно так же, как никто никогда и не скажет, когда и куда он ушел.       — Спи, сладкая. Дай твоим чувствам нахлынуть и сопровождать тебя до следующего утра.