Паршивая овца

- Мальчик был не похож на нас. Когда я говорю «непохож», я имею в виду не только внешность, нет. Он пошел в мать. А она… такая странная, пугливая девушка, не как все…. Я говорю – девушка, хотя, конечно, помню ее уже немолодой. И все же в ней оставалось что-то юное, наивное. Чем-то похожа на птичку. И наивная, потрясающе наивная. Я не знаю ни одной женщины, которая покаялась бы перед мужем на ее месте. Она до конца дней очень переживала за сына, все время ей казалось, что он будет нам в тягость. Она ведь была бедна, как церковная мышь, ее и мальчика полностью содержал отец, а потом мы с братом. - Но разве у нее не было своих денег? Родственники ее вроде обеспечили. - Родственники могли сказать, что угодно, - пренебрежительно заметил Джеймс. - О нет. Это очень простые и честные люди. - Тогда проверьте ваших юристов. - Юрист уже наверняка отвечает за свои проступки перед высшим судьей. - Все мы грешны… вы не думайте, мы ее не ущемляли. Ни ее, ни маленького Артура. Но они оставались нам чужими, они будто жили в своем мире. Мире книг, молитв, задушевных разговоров. Поэтому мы так и не стали с мальчиком близкими людьми. - Вы и так делали, что могли, для чужого по крови ребенка. - Да, чужой по крови. Но знаете, - Джеймс немного разволновался, - нельзя не привязаться к малышу, который постоянно у тебя на глазах. Мой средний брат умер. У нас с женой нет детей. Если бы Артур остался в нашей семье… Он мог бы продолжить семейное дело. Я и хотел предложить ему это в ту ночь, когда он вернулся домой после ареста. Чтобы он вроде как работал в нашей конторе, а мы вроде как платили ему вознаграждение. У него были бы средства, чтобы жить в другом доме. Это больше из-за жены. Джули безмерно раздражало, что мы содержим Артура. А так все было бы почти как раньше, и Джули успокоилась бы. Хоть частично. А Артур постепенно втянулся бы в дело, я уверен, он был умный мальчик. - Может, и не втянулся бы. - Может. Это был мечтательный наивный юноша. Но жизнь и не таких исправляла. Увы, в ту ночь Артур убежал и, как мы думали, утопился. Но тела мы не нашли. Тогда и возникли подозрения. А потом, уже много лет спустя… Мы тогда переехали из Тосканы, жили в Форли. Думали о возвращении на родину, но мне врач не разрешил. Ну так вот, когда умер кардинал Монтанелли, его родной отец, ходили нехорошие слухи. Будто кардинал не просто умер от разрыва сердца, будто перед смертью он сошел с ума. Шептались даже, что его отравили. Кардинал-то был человек известный, просто так его смерть не замолчать. И говорили, что он в предсмертном бреду вспоминал сына, вернувшегося из Южной Америки. Вот я и сложил два и два. - Он бредил о Южной Америке, а не о смерти сына? - Он бредил о Боге, отдавшем сына за людей. - Бедный кардинал. - Он сам себя наказал, никто же не заставлял его нарушать обет. А мальчика мне жаль. Я говорю – мальчик, но я же и не знал его взрослым мужчиной… - Да, - Артур поднялся. – Простите за отнятое время. Конечно, прошло столько лет. Мало кто остался в живых, друзья, видимо, тоже… - А с друзьями, возможно, вам и повезет. Не так давно, когда у меня еще не отнялись ноги, я видел в Локарно его подругу детства. Сейчас многие перебрались из Италии в Швейцарию. Там несладко жить было, а у нее семья. Она мне обрадовалась, на удивление – друзья Артура нас не жаловали. Может, потому, что я был без жены? Попробуйте разыскать ее, она еще не стара. Их фамилия Мартини. Девушка срезала с яблони сухие ветки. Этим следовало бы заняться раньше. В теплом климате Средиземноморья деревце давно покрылось молодой листвой и даже зацвело. Крона яблони бросала на лицо девушки ажурную тень, и прядь темных волос надо лбом, просвечиваемая солнечными лучами, казалось золотистой. Молодой человек уже давно стоял у изгороди, наблюдая. Наконец, он все-таки решился кашлянуть. Юная садовница вздрогнула и оглянулась. - Добрый день, мне нужна Дженнифер Мартини. Мне сказали, что она живет здесь. - Я - Дженнифер Мартини, но я не знаю, - растерялась девушка. Собеседник спохватился. - Ох, простите, конечно же, сеньора… мадам Мартини. Видимо, ваша мать? На крыльцо дома уже вышла стройная темноглазая женщина лет сорока с совершенно седыми волосами. На ходу она снимала передник и отряхивала белые от муки руки. - Что случилось? - Мадам Мартини? Мы не знакомы. Мое имя Артур Кроу, я хотел узнать у вас хоть что-то о моем дальнем родственнике, тоже Артуре, - при этих словах женщина слегка вздрогнула, - он же Феликс Риварес… Что с вами? Джемма покачнулась, прислонилась к косяку двери. Она побледнела еще больше и ее глаза теперь казались совершенно черными на белом, без единой кровинки, лице.