Не от мира сего

      Последний день перед возвращением жены Андрея выдался сонным и неуютным. Привычная серость и дождик за окном, Раюмсдаль с утра не покидал диван, а Андрей чем-то занимался у себя в комнате. Не хотелось никуда идти, не хотелось что-либо делать, и наши герои просто ждали, не надеясь уже на какую-нибудь зацепку или знак. Ждали, когда их хрупкая своеобразная идиллия разрушится, и выживание Раюмсдаля в этом мире останется под вопросом. Принц, кстати, тоже почти смирился. Он не ругался со вчерашнего дня, даже почти не разговаривал, и взгляд его был преисполнен обречённости и тоски. Он был на редкость спокоен и задумчив. Андрей тоже сдался: будь, что будет. У обоих на уме было одно и то же, и весь день они перекидывались лишь односложными фразами и старались друг на друга не смотреть. После вчерашнего совсем не хотелось ворошить эту больную для обоих тему. В воздухе повисли напряжение, нерешительность и недосказанность. Однако ни один из них не спешил начать важный разговор: Раюмсдаль пустым взглядом уставился в экран телевизора, а Андрей у себя пытался нарисовать что-нибудь. С каждой попыткой выходило всё хуже, и ландграф это дело в конце концов оставил.       Но, как ни старались они минимизировать контакт друг с другом, есть хотелось обоим. Встретились они на кухне уже под вечер двадцать третьего ноября и хмуро поздоровались, избегая зрительного контакта. Котлеты… Совсем как в первый раз. А как тогда всё представлялось просто! Мораль: откладывать решение серьёзных проблем к дедлайну — плохо. Раюмсдаль задумчиво ковырялся в своей тарелке, но чувствовал, будто не в своей. Что с ним теперь будет? Страшно представить… Как же хочется домой. Там его армия заждалась, вампир Якобс, наверное, скучает… Хотя нет, этой бесхребетной амёбе всё равно. Что есть Раюмсдаль, что его нету.       Не сразу принц заметил, что вокруг непривычно темно.       — Ну ё-ёб твою мать! — раздосадованно протянул Андрей.       — Что происходит? Включи назад, — недовольно буркнул принц.       — Электричество отключили. Не выйдет.       За окном стремительно темнело. Кухню охватил полумрак и гнетущая тишина. Слышно было, как в комнате ландграфа тикают настенные часы. Далёкий шум дороги, лай собак, слышимый из распахнутой форточки… А здесь будто время остановилось. И молчание с каждым мгновением становилось всё более и более неловким. Раюмсдаль нашёл в себе силы сказать то, о чём думал много раз в последние дни.       — Ты его не убивал.       — Кого?       — Ризенкампфа.       — А вот щас обидно было. Я, между прочим, время своё на это угрохал…       — Моего папу убил не ты.       Андрей замолчал. Вообще-то, если совсем уж по-честному, то принц прав: Меч Без Имени не посмел навредить безоружному сопернику, и его дело завершила Смерть. Формально это её костлявых рук дело.       — Ну допустим. И что с того?       — А то, что… — Раюмсдаль запнулся. Говорить такие слова было тяжело, и если бы ему неделю назад сказали, что с его уст будут слетать такие речи, то принц бы казнил без раздумий того, кто это сказал. Произошедшее изменило в нём что-то… А вот что именно, он пока не знал. Но он сделал глубокий вдох. — Я не хочу больше тебя убивать.       Андрей думал услышать что угодно, но не это.       — Да ну? Вот так новость.       — Не издевайся надо мной хоть раз, Скиминок, чтоб тебя…       — Понял, понял. Извини.       Андрею действительно было стыдно. Ведь если так подумать, то Раюмсдаль, как и сам ландграф, — лишь жертва обстоятельств. Ему вбили с младенчества в голову, что надо миром завладеть, вот он и пыжится, чтоб родительские ожидания оправдать. Жалко его… Это не оправдывает некоторых его поступков, но хотя бы объясняет, почему он вообще… Вот такой.       Взгляды робко встретились, и Андрей грустно улыбнулся.       — И что с нами там будет?       Это, кажется, Раюмсдаль спросил… Да, точно он.       — В плане?       — Кто-то один должен победить, иначе нельзя. Тогда нарушится Баланс. А я не хочу убивать тебя, ландграф.       — Знаешь, после всего, что было, и у меня на тебя рука не поднимется.       Горькая улыбка на долю секунды коснулась бледного лица, но Раюмсдаль её сразу спрятал.       Вот знаете, как бывает, когда в свой недельный отпуск едешь в другое место, снимаешь уютный домик на неделю и каждый день какие-то впечатления получаешь, видишь красоту и наслаждаешься жизнью в целом? Потом, когда наступает время возвращаться, чувствуешь, будто прошла вечность. За это время ты глотнул чистого воздуха, переосмыслил некоторые вещи, даже как-то… Очистился. Вот так и ощущал себя Раюмсдаль. Казалось, он всегда был, есть и будет недовольным жизнью эксцентричным придурком, и ничто уже ему не поможет. Но смена обстановки и более близкое общение с (прости, Господи!) соперником сделали своё дело: принц пригрелся на ландграфском диване, нашёл своеобразную радость в мелочах этой жизни, и в общем-то… Уходить уже… Даже не хотелось? Бред, конечно.       — О чём задумался?       — А? Я? — Раюмсдаль рассеянно отвёл взгляд от окна. Поразительно: совсем не хмурится. — Да так, ничего.       Андрей копался в нижних ящичках, перебирал какие-то хозяйственные штучки и наконец нашёл свечу. После непродолжительных поисков его рука нашарила и спички. Он сел за стол, подпёр свечку кружкой.       — Да будет свет.       Спичка чиркнула, и крохотный дрожащий огонёк озарил их лица и всё вокруг. Конечно, этого маловато, тускло, но что имеем, тем и довольствуемся. За окном стемнело окончательно.       В отблесках язычка пламени волосы Раюмсдаля отливали золотом. Ему вообще золото идёт: типаж такой. Действительно, что же с ними будет? Даже если они каким-то чудом окажутся в том месте, откуда родом Раюмсдаль, их вражда потеряет всякий смысл. Андрей не соврал: он и в правду не сможет поднять руку на принца. Он, оказывается, не такой уж и гадкий, и рутина с ним как-то веселее, что-ли! Нет, неправильно это. Совсем. Ни в какие ворота. А завтра вернётся жена. Вот и конец…       Поток тревожных мыслей Андрея прервали звуки шмыганья носом.       — Эй, ты чего? Мы ж тебя вылечили, вроде. Это всё из-за того, что вчера опять сбежал!.. — А потом до ландграфа дошло. Шмыганья сменились тихими всхлипами. С бледной щеки принца скатилась капля, оставляя на коже блестящий след.       — Так. Ты это… Ну чего, в самом деле? Нормально же всё, я тебе слово ландграфа дал, что мы тебя вытащим. Помнишь?       — По-омню… — тяжёлый вздох.       — Ну вот и всё, разнылся он тут. Если я слово дал, я его сдержу. Ты по возвращении любого спроси: Жана, Лию, они подтвердят.       — Я не хочу-у…       — В смысле «не хочу»? — возмущённо переспросил Андрей. — Ты же только этого и требовал последнюю неделю!       — И что-о… Я переду-ума-ал! — принц уже откровенно расплакался, не пытаясь сдержать поток слёз и по-детски ноющий тон голоса.       — Ну тогда я тебя совсем не понимаю, — со вздохом пожал плечами Андрей. Успокаивать плачущих он не умел никогда. — То вернуть, то не вернуть… Но ты же понимаешь, что так надо, а? У тебя там место, армия, земли, всё такое.       — Да к чё-ёрту-у-у! — взвыл Раюмсдаль. — И зе-емли, и а-армию… Я этот не досмотрел… Сериал…       — Было бы, из-за чего плакать. У всех Ризенкампфов есть доступ к современным технологиям, и если ты пошаришься в кабинете отца, то… Ой, всё. Ты меня даже не слушаешь.       Принц вообще-то слушал, но не отвечал. Закрыв лицо руками, он капризно хныкал, как дошколёнок, который не хочет возвращаться из садика домой. Ассоциации только такие.       — Ну принц, — позвал Андрей, но ответа не получил. Тогда он снова неуклюже встал, едва не стукнувшись бедром об угол стола, направился к раковине и набрал в кружку прохладной воды из-под крана. Хотел уже развернуться и поставить её на стол перед Раюмсдалем, но почувствовал, как на нём осторожно смыкаются тонкие руки. Это было неожиданно и ну о-о-очень трогательно. Аккуратно, дабы не спугнуть разнервничавшегося принца, Скиминок поставил кружку рядом с раковиной и повернулся к Раюмсдалю лицом. Обнимался одинокий принц явно нечасто, если вообще когда-нибудь обнимался кроме вчерашнего вечера. Не умел он это совсем. А уж в таком состоянии тем более.       Сначала Андрею стало неловко, но отталкивать трясущегося, как осиновый лист, парня от себя он не стал. Ему надо было выплакаться как следует. Обнял ландграф его в ответ далеко не сразу, но когда это произошло, оба явственно ощутили, как с плеч падает гора. Раюмсдаль всё плакал и плакал, уткнувшись носом в андреево плечо, а тот легонько, успокаивающе похлопывал принца по спине.       — Ну чё ты в самом деле. Хорошо всё будет. Мы что-нибудь придумаем.       Время тянулось, а Раюмсдаль не мог остановиться. Казалось, он выплакивал всё, что накопилось в нём за годы затворничества и одиночества. Папа учил быть сильным и всё такое. Папа говорил: «Старайся лучше. На тебе ответственность. На тебя надежда». А Раюмсдаль не справляется. Разочарование для всего рода Ризенкампфов и посмешище для врагов. Тяжело. И в последние месяцы принц ни о чём другом не думал, кроме как о победе над ландграфом, будь он неладен… А он очень даже ладен. Вот, стоит, по голове Раюмсдаля гладит. Впитывает домашней футболкой его слёзы.       — Ну хватит, хватит!       Да не может он остановиться, как же Андрей не понимает? Ноги Раюмсдаля едва подкосились, и он бы медленно осел на пол, если бы не вовремя подхвативший его ландграф.       — Так-с, понятно, пошли.       Он подхватил принца под руку, и они медленно, неуклюже, частично на ощупь добрались до дивана. Оставлять Раюмсдаля одного в таком состоянии не хотелось, и Андрей, уложив его, сел рядом. Принц сразу же завернулся в плед. Тёплый, мягкий плед. Тело Раюмсдаля сотрясалось от рыданий, но теперь они звучали не капризно, а по-настоящему горестно. У Андрея сердце сжималось. Он, уже не пытаясь успокоить друга своей болтовнёй, участливо положил руку на плечо принца и ждал, пока того сморит сон. И, хоть и казалось, что истерика не закончится никогда, Раюмсдаль мало-помалу затих. Периодически он вздрагивал, но его уже не так трясло. Остались лишь всхлипы, а вскоре и те превратились в ровное дыхание.       Андрей смотрел на спящего Раюмсдаля. По его измученному бледному лицу скользнул луч лунного света и тут же пропал: луна скрылась за облаками. Принц сонно сопел, его ресницы подрагивали. Ландграф в последний раз умиротворённо оглядел его и ушёл к себе.       Так и заснули они в последний свой спокойный вечер. И снились им тревожные, беспокойные сны.