Обливиэйт!

После Святочного бала я не раз думал о том, почему снова и снова мысленно возвращаюсь к Грейнджер? Открыл ли мне Крам глаза на эту девчонку, вызвав во мне ревность? Заставив увидеть в ней то, что я прежде отказывался видеть? Просто Грейнджер. Без скрытой зависти к ее успеваемости и обиды на Поттера из-за отверженной дружбы. Девушку, в которой были качества, важные для меня: красота, ум, находчивость, верность… Она не отпускала меня. Спустя полтора года я готов был признаться хотя бы самому себе, что не чувствовал ничего подобного больше ни к одной девушке. Она стала моей первой любовью. Это было тяжело признать. Я чувствовал себя преступником, когда думал о ней. Предаю отца, семью, свой социальный статус. Себя. Это самое болезненное. Разум убеждал изо всех сил, что она нищее отродье маглов, неудачница и выскочка. Недостойна, отвратительна, пуста. Но стоило ей скользнуть по мне взглядом во время урока или случайно задеть плечом в толпе, спешащей в зал на обед, как на душе становилось тепло и радостно. Будто бы эти мимолетные жесты были для меня драгоценным доказательством, что мы с ней существуем рядом в этой огромной вселенной и дышим одним и тем же воздухом. На пятом курсе в школе началась настоящая любовная лихорадка. Образовалась уйма парочек. В коридорах и в гостиной только и разговоров было о том, кто с кем встречается. Я знал, что нравился многим девчонкам, но не делал никаких шагов им навстречу. Блейз вечно подшучивал, что моя холодность к девушкам может быть не так понята. А я просто не мог ни на кого смотреть, кроме Грейнджер. Тогда мне казалось, что между нами ничего невозможно. Не стоит даже пытаться. Чтобы заглушить боль от этих мыслей я все больше уходил в учебу, противостояние Поттеру, дела отца. Наивный идиот. Действительно думал, что пропасть между нами не может быть больше. Оказалось, может. Пришел шестой курс. Я Пожиратель смерти, который должен убить Дамблдора. Для нее теперь опасно даже говорить со мной. Сторонники Волдеморта уничтожат ее, если узнают. А между тем моя тоска по ней и необходимость видеть, слышать, касаться никуда не ушла, как я надеялся. Невозможно забыть человека, если видишь его каждый день рядом. Невольно надеешься на какую-нибудь подачку судьбы. Мысленно умоляешь ее посмотреть в твою сторону, чтобы насладиться чертами любимого лица. Жаждешь оказаться хоть немного поближе, чтобы ощутить едва уловимый запах ее магловского шампуня. Но теперь от этих призрачных соприкосновений с любимой девушкой не приходили успокоение и легкость. Нет. Я чувствовал щемящую тоску, жажду невозможного. Быть дорогим и значимым для нее человеком. Быть частью ее жизни. Слышать каждый день, как она называет меня по имени. В пучине собственного отчаяния из-за плачевного положения моей семьи и груза ответственности, лежащего на моих плечах, я нуждался в ней как никогда. В девушке, с которой толком не общался, но которую, казалось, хорошо знал. Я читал книги, которые она брала в библиотеке. Я знал ее любимые места в окрестностях замка, что она предпочитает есть, что покупает в магазинчиках Хогсмида. Я изучил все жесты, по которым можно было прочесть ее чувства. Она так сдержанна в словах, но тело ее выдает: стыдливый румянец, а вот она нервно заправила волосы за ухо, сделала глубокий вдох от волнения, испуганно приоткрыла губы, слегка запрокинув голову. Последнее вызывало особенное чувство внизу живота. Как я сдерживаюсь столько времени, чтобы не подойти и не впиться поцелуем в эти манящие полуоткрытые губы. Иногда кажется, что я просто ослеплен похотью, что меня привлекает исключительно запретность Грейнджер. В такие моменты становится противно от самого себя. Порой мне хотелось бы, чтобы мои чувства к ней были исключительно платоническими, но это далеко не так. Часто случалось мне накладывать заклинание тишины на свою постель и сладко фантазировать о ней, сбивая жар своего тела привычными скользящими движениями. Ты не можешь быть моей в реальности, Грейнджер, тогда будешь со мной в моих фантазиях, сколько я того пожелаю. В моей постели, на парте в кабинете трансфигурации, в ванной старост, в кладовке и, самое любимое, прямо в небе на моей метле. Интересно, насколько это было бы удобно. Лучше такие грязные фантазии, чем манящие теплые образы тебя в моих объятьях у домашнего камина или гуляющей вдоль озера рука об руку со мной. Образы, где мы вместе, обычная влюбленная пара, всегда вызывают только боль и рано или поздно заходят в тупик. Слишком сильно это расходится с реальностью и потому никогда не случится. Я столько времени провел с воображаемой Грейнджер, что встреча с ней в реальности один на один стала для меня настоящим потрясением. Это случилось, когда Кэти Белл выписали из больницы, и Поттер стал всерьез подозревать меня в покушении на Дамблдора. Я был на грани срыва, когда зашел в туалет для девочек на втором этаже, где жила Миртл. В последнее время я мог довериться только ей. Туалет пустовал. Скорее всего, она была в озере. Я бессильно прислонился к стене туалета и, медленно сползая вниз, просто зарыдал, в полной уверенности, что меня никто не услышит. Скрип входной двери заставил меня вздрогнуть и резко подняться. В туалет вошла Грейнджер с округлившимися от удивления и страха глазами. Она молча оглядывала мою ссутуленную фигуру, приоткрыв губы как обычно. - Чего тебе? – грозно рявкнул я, желая только одного: чтобы она скорее ушла. - Извини, я просто случайно увидела, как ты идешь сюда, едва держась на ногах. Я подумала, что тебе плохо и… - Убирайся отсюда, - перебил я ее. Она вздрогнула от моей грубости и, явно задетая, повернулась к выходу. Униженный тем, что она видела меня в самом уязвимом состоянии, я мечтал только о том, как за ней закроется дверь, и я останусь наедине со своей болью и отчаянием. Но она замешкалась и, не поворачиваясь, сказала: - Будь осторожен, прошу тебя, – ее голос дрогнул на последних словах. Она поспешила убежать, но теперь я сам остановил ее: - Стой! Она замерла, судорожно сжимая ручку двери. - Почему ты это сказала? – от удивления я забыл держаться холодно и грубо. Она попыталась быстро выбежать, но я схватил ее за локоть, развернул к себе и грубо прижал к стене туалета. Она испугалась и часто задышала. - Что вы с Поттером задумали? – угрожающе спросил я, с силой прижимая ее руки к стене. Тело горело, сердце выпрыгивало от такой ошеломляющей близости, от невероятности происходящего. - Говори, - более спокойно сказал я и почти почувствовал, что коснулся ее губ своим дыханием. Поймав себя на этом преступном взгляде, я быстро перевел внимание на ее глаза, которые в данный момент отчаянно искали способ сбежать. - Я не верю, что ты убийца, Малфой, - собрав свою смелость, выпалила она. – Я просто пытаюсь помочь. - Помочь мне? С чего вдруг? Скорее поверю, что ты помогаешь Поттеру. Она отвела взгляд. В уголках ее янтарных глаз заблестели слезы. - Мне больно, - процедила она. Я слегка ослабил хватку на ее запястьях. - Говори, Грейнджер. - Я все сказала! - почти выкрикнула она. – За тобой следят, тебя подозревают. Так что просто думай головой, прежде чем что-то делать! Меня словно окатили ведром ледяной воды. Ее слова стали потрясением. Разве мог я когда-нибудь представить, что Грейнджер, любимая, недосягаемая, холодная Грейнджер, может волноваться обо мне? Сердце пропустило удар. Она краснела, смущалась и злилась на себя за свои слова. Маска презрения больше не могла удерживаться на моем лице. Окутанный ее запахом, я ощутил в груди что-то тяжелое и тревожное. Ее лицо расплывалось перед глазами, а мои руки, сдерживающие ее, начали слегка поглаживать нежные запястья девушки. - Почему? – вырвалось у меня с надеждой. Я возненавидел себя за этот жалкий вопрос. Она отвернула лицо, покраснела еще больше, и слезы все-таки покатились из ее глаз. - Отпусти, - слабо пробормотала она. Ее губы дрожали. Я знал, что не вытащу из нее ответ, но догадки не давали мне покоя. В голове крутилось: «Сейчас или никогда». Горя от ужаса и волнения, я, наконец, впервые произнес: - Гермиона. Она удивленно повернула ко мне лицо, и я поцеловал ее, мысленно загадав: «Если она не оттолкнет меня в первые пять секунд, значит, мне есть, на что надеяться». Дрожь пробежала по телу как электрический ток. Я замер, прильнув к ее губам, ожидая каждую секунду сопротивления, но она не двигалась. Я снова и снова вымаливал губами ответить на мои ласки. Проклиная и боготворя свой безумный порыв. Мне хотелось сжать ее в объятьях, но я боялся отпускать ее руки. Я знал, что как только наши губы разомкнутся, она убежит, и потому оттягивал это мгновение как мог. Все, что достигало моего сознания, это грохот моего сердца и тепло ее мягких губ. Спустя несколько секунд мне стало казаться, что она едва заметно отвечает на мои ласки. Было невыносимо разувериться в этом, и я все-таки сам прервал поцелуй и обнял ее за талию, уткнувшись лицом в ее растрепанные волосы. Не в силах посмотреть ей в глаза после того, что сделал. Она стояла, замерев, едва дыша. Через какое-то время я почувствовал, как ее рука неуверенно провела по моему плечу, будто пытаясь убедиться в моей реальности. Потом она медленно приникла ко мне, и я сжал ее крепче. Подходящих слов не находилось. Да и не было в них нужды. Уже тогда я знал, какое решение меня ждет, и просто наслаждался неожиданным открытием, что я небезразличен Гермионе Грейнджер. Я приник носом к ее щеке и через мгновение уже снова прижимался губами к ее губам. На этот раз она ответила на поцелуй. Я был тающим воском под ее ласковой ладошкой, которую она робко положила мне на щеку. Одаривая ее все новыми и новыми поцелуями, я старался не думать ни о чем, цепляясь за этот сладостный момент, забыв о своем личном аде, в который в последнее время превратилась моя жизнь. Одурманенный ею, я не представлял, что происходило в голове Гермионы. Когда я поднял ладонь к ее лицу, готовый коснуться нежной кожи, она внезапно дернула меня за манжету и резко вырвалась из объятий, увидев фрагмент черной метки на моем предплечье. Я испуганно отдернул руку и опустил рукав, но было поздно. Она все поняла и стояла в полном ошеломлении. Собственно так же, как и я. - Значит, ты все-таки Пожиратель смерти, - прошептала она со слезами. - Гермиона, - произнес я, впрочем, сам не зная, что хочу ей сказать. - Я оправдывала тебя перед Гарри, я была уверена, что он зря тебя обвиняет, я пыталась помочь… - она плакала, но сердито вытирала набегавшие слезы. Слишком быстро, слишком быстро у меня отнимали то, о чем я грезил столько месяцев. Я знал, что мне предстоит сделать. Решительное выражение моего лица открыло ей мои намерения. Она отшатнулась и выбежала из туалета. Я чертыхнулся и поспешил за ней. Коридор был пуст. - Иммобилюс! – раздалось эхом под каменными сводами, и Гермиона неловко замерла в воздухе. Я не хотел этого, Мерлин мне свидетель, это было тяжелое решение, но я не видел иного выхода. Собираясь с духом, я подошел к ней ближе и прошептал в самое ушко: - Прости меня. Ее глаза расширились на неподвижном лице. Я отошел и применил недавно выученное: – Обливиэйт! Той ночью я не мог спать. Все произошедшее разрывало меня на части. Я целовал Грейнджер, я ей нравился, я стер ее память. Коктейль мучительно-сладких воспоминаний, который я спрячу глубоко в своем сознании. Смог бы я когда-нибудь открыться ей? Разделить с ней свою незавидную участь Пожирателя? Не могу себе представить. Да и чем она поможет? Пойдет к Дамблдору? Тогда мои родители умрут. Может, Ордену удастся спрятать мать, но отец в Азкабане, и он умрет за мое предательство. Я не вижу выхода. А как бы хотелось переложить на кого-нибудь возложенное на меня бремя, оставить все это умудренным могучим магам и снова стать просто подростком. Быть с ней… Мне так хотелось снова увидеть ее, поговорить, коснуться. Убедиться, что мне не показалось. Что она ответила на мой поцелуй не из страха, а из желания. Я знал, что не должен идти на поводу у своего эгоизма, не должен втягивать ее все это. Но как же мне хотелось жить, любить, наслаждаться своей чертовой юностью! Еще недавно я воспринимал ее как должное, а теперь вынужден был повзрослеть. Слишком быстро. Как я теперь хладнокровно смогу убить человека? Я видел перед собой ее осуждающий, разочарованный взгляд. Она действительно переживала за меня. Внезапно все, о чем я грезил годами, стало невероятно реальным. Я не выдумал свои чувства, я действительно любил ее, и мне было важно знать, что я не пал в ее глазах. Какая-то безумная надежда жила во мне, несмотря на всю отчаянность моего положения. Наивная детская надежда на то, что все как-то разрешится, и все будет хорошо. Что каким-то образом мы сможем быть вместе. И это удерживало от решающего прыжка во тьму. Гарри все-таки схлестнулся со мной, как и предупреждала Гермиона. Я оказался в больнице. После занятий пришла Пэнси. Странно, ведь мы накануне поссорились. Но, возможно, в такой ситуации обиды больше не имеют значения. Она села на стул рядом и начала расспрашивать о моем самочувствии. Что-то было не так, но я не мог понять. Я слегка приподнялся, чтобы принять сидячее положение на подушках, и от этого движения одеяло соскользнуло с моей груди, открыв кровавые бинты. И вдруг я увидел до боли знакомое выражение лица: приоткрытый рот, слегка запрокинутая голова. Я прекрасно знал это выражение, только вот Пэнси оно было совсем не свойственно. Ну конечно, для Гермионы Грейнджер оборотное зелье – это пустяк. Так беспокоилась обо мне, что пошла на такой рискованный шаг. Хотелось сказать, что я узнал ее, что ее забота для меня лучше любого лекарства, снова ощутить вкус ее поцелуя. Но я любил ее. Грязь моей метки и моей жизни не должна была ее коснуться. - Иди ко мне, Пэнс, - томно произнес я и внимательно посмотрел на нее. На лице Гермионы проскользнуло разочарование, она заговорила о простуде и что ей пора. - Тогда на следующей неделе в нашем любимом местечке? – продолжил я ее мучить. - Пожалуй, - выдавила она улыбку и поспешно ушла. «Так лучше», - убедил я себя. Чем меньше она будет ко мне приближаться, тем безопаснее для нее. Мое время заканчивается. Я либо труп, либо убийца. Прощай , любимая, далекая, запретная Гермиона. Я так давно не видел ее. Строгая одежда для слушания в суде подчеркивала, какой взрослой она стала. Вечно любопытный взгляд подернулся тоской от пережитых событий. Но теперь она прекрасна как никогда. Такая смелая, решительная. Стоит перед судьями и дает показания в мою защиту. По-прежнему любит меня и по-прежнему не знает, насколько это взаимно. Нет больше непреодолимых обстоятельств, которые могли бы помешать нам вместе строить жизнь. Правда, теперь я часть семейства «презренных Малфоев», жалких крыс послевоенного магического общества. Без кната в кармане, и каких-либо перспектив на будущее. Потрепанный войной и Азкабаном. Есть ли у меня право вмешиваться теперь в ее жизнь, даже если она все еще любит меня? Не знаю. После освобождения я снял квартирку недалеко от Косого переулка и начал искать работу. Не могу даже помыслить о возвращении в поместье, после того как Волдеморт осквернил это место и превратил в свои пыточные застенки. Знакомый матери обещал взять меня помощником в лавке зелий. На первое время сгодится. Правда, таким как я, военным преступникам, придется получить разрешение на работу в Министерстве. Два года под надзором. Все лучше, чем гнить в Азкабане. Я страшусь и жажду увидеть ее. Грейнджер теперь работает в Министерстве. И видимо, она тоже искала встречи со мной, раз мы умудрились столкнуться в таком огромном здании. Она предложила посидеть в кафе, пока у нее обед. - Тебя не дискредитирует общение с бывшим Пожирателем? – спросил я, нервно помешивая крепкий чай. - Не замечала за собой стремления вешать на людей ярлыки или ставить на них крест. - Действительно, неделю назад ты защищала в суде своего школьного врага. С чего вдруг, Грейнджер? – я смотрел пытливо в ее напряженное лицо и как раньше мечтал его коснуться. Она слегка покраснела, но быстро взяла себя в руки. - Во время войны я повидала настоящих преступников и убийц, - она не отводила глаз от своей чашки. - Ты не такой. Поэтому я с радостью подарила тебе второй шанс. Она посмотрела на меня так, что сердце ухнуло в груди. Застывшие льдом чувства быстро таяли под ее взглядом, сомнения казались нелепыми. Она любит, я люблю. Мы должны попробовать. - Грейнджер, - собравшись с духом начал я. - Мне надо кое-что тебе вернуть. Она посмотрела на меня в замешательстве, пытаясь припомнить, что такого могла мне отдать. Я осторожно поднес свою руку к ее виску и убрал локон волос за ухо. Она взволнованно вдохнула воздух и посмотрела на меня настороженно. - Закрой глаза, - тихо попросил я и приложил к ее виску палочку. Белое свечение пронизало ее нежную кожу, возвращая ей воспоминание о нашем поцелуе. На ее лице появилось смешанное выражение радости, обиды, грусти, страха, волнения. Она не открывала глаз, только приложила руки ко рту, чтобы сдержать всхлипы. Палочка погасла, и Гермиона заплакала. Сердитая, обиженная, расстроенная. - Ты… ты… Ты все знал! Все это время! Я коснулся ее дрожащего плеча, она вздрогнула, выбежала прочь из кафе и трансгрессировала. Прошло немало времени, прежде чем она простила меня, ушла от Рона и приняла мои чувства. Когда я снова ощутил знакомый трепет от прикосновения ее губ, в нем больше не было прежней щемящей горечи. Потому что новый мир хоть и отнял у меня все, но взамен подарил то, что всегда казалось невозможным. Быть частью жизни Гермионы Грейнджер и слышать каждый день, как она нежно называет меня по имени.