Пока не погаснет свет

      Ёхан летел по ночной дороге на предельной скорости. В такие моменты он ощущал себя единым целым с машиной. Не живым и не мёртвым – очищенная воля, острый клинок, рассекающий плотный ночной воздух. Мимо пролетали поля, темные сгустки лесов, россыпью золотистых искр пролетали города – словно целый мир проносился и оставался позади. Он должен успеть, он должен – это его последний шанс на победу. Хотя он и сам не мог бы сказать в чём эта победа заключается. Но жгучее чувство в груди гнало его вперёд.       Они вынырнули из темноты прямо перед машиной – два больших глаза, сверкающие в свете фар. На мгновение Ёхан решил, что это ночные кошмары стали приходить к нему наяву. Но в следующий момент он разглядел вполне материальную тушу оленя. Ёхан даже успел ощутить облегчение, выворачивая руль, чтобы избежать столкновения. А потом понял, что падает.       Страха не было, скорее досада: «Я думал, что умру в огне, а это… так прозаично». Его слух прорезал скрежет сминаемого железа, и он уже приготовился к такой же разрывающей боли, но тут – всё померкло. Мир исчез, словно закончился кадр.       Ёхан пришёл в себя уже на дороге. Он смутно помнил, как выбирался из покорёженной машины. Как карабкался по скользкому склону на дорогу. Воспоминания были расплывчатыми, будто-то обрывки сна. Сейчас сознание прояснилось, но голова кружилась, и он всё время рисковал свалиться в канаву. Всякий раз, когда пейзаж перед глазами начинал расплываться, Ёхан до боли сжимал в руке крестик брата, чтобы не провалиться в стылое забытье.       К счастью, долго идти не пришлось. Уже через десять минут показались первые домики. Небольшой городок, почти деревня. На улицах было тихо – спокойная сонная тишина, без настороженного ожидания. После безумия столицы это место было словно из другого мира, в какой-то другой вселенной. Только в одном доме ещё горел свет. К нему Ёхан и направился.       Да, это был риск. Его лицо знала вся страна, и бдительный гражданин мог сразу сообщить властям, но у Ёхана не было выхода. Приходилось надеяться на свою удачу. Злую удачу, которая вот уже сорок лет хранила ему жизнь, один за другим отнимая все смыслы её продолжать.       Ёхан открыл заржавевшие ворота – они поприветствовали гостя протяжным заунывным стоном. Прошёл через заросший сад. Его взгляд зацепился за статуи ангелов рядом с домом, и на мгновение лицо исказила болезненная усмешка. Но эти потемневшие от времени ангелы выглядели так зловеще, что Ёхан почувствовал себя комфортно в их компании. У него возникло странное ощущение, что он выбрал правильный дом.       Он постучал три раза – вежливо, но решительно. Долго ждать не пришлось. Сразу после третьего стука он услышал шаги – неровный ритм, словно человек припадал на одну ногу больше, чем на другую. Дверь открыл мужчина средних лет. По старой привычке, доведённой до автоматизма, Ёхан считывал топографию жизни с лица хозяина дома. Благо, это лицо, казалось, открыто рассказывает всю свою историю. Смеющиеся морщинки в углах глаз, страдальческие складки на лбу. Яркие глаза необычного золотисто-карего цвета. Но искорки интереса на поверхности взгляда не могли скрыть хроническую тоску в глубине. Интересный образец, необычный, хотя кажется когда-то он уже видел похожие глаза. Но сейчас это было не важно.       – Извините за поздний визит, со мной произошла неприятность. Я попал в аварию недалеко отсюда. Мой телефон погиб вместе с машиной. Вы не могли бы одолжить мне на минутку телефон – я позвоню другу? Мужчина наклонился и прищурился, пытаясь лучше разглядеть ночного гостя. Сам Ёхан старался держаться в тени.       - Вы не пострадали? Может, отвести вас в больницу? – голос мужчины звучал встревоженно, но мягко, и Ёхан ощутил необычное покалывание в затылке – словно его погладили по голове. Он стряхнул это ощущение и едва удержался на ногах от приступа головокружения.       - Нет, благодарю, со мной всё в порядке. Только позвонить. Это не отнимет много времени. Мужчина бросил ещё один пристальный взгляд, и, прихрамывая, исчез в глубине дома, чтобы вскоре вернуться с телефоном. Увы, Ёхан только зря побеспокоил больного человека. Ни один номер не отвечал. Итак, он сам по себе – впрочем, как всегда.       Он поблагодарил хозяина и развернулся, чтобы уйти, но мир угрожающе завертелся перед глазами, и он бы рухнул на землю, если бы чужие руки не уберегли его от падения.       – Нет, так вы далеко не уйдёте. Вам бы в больницу… Он позволил незнакомцу завести себя в дом и усадить на потёртый диван. И всё же, несмотря на крайнюю слабость, Ёхан попытался прикрыть лицо рукой – якобы от яркого света.       – Не надо, я только немного посижу.       – Голубчик, да вы белый как полотно. Уберите руку, и дайте мне посмотреть ваши зрачки. И, когда Ёхан проигнорировал последнюю фразу, добавил:       – Да хватит изображать застенчивость, господин бывший судья. Не собираюсь я вас сдавать. Ёхан убрал руку и встретился с лукавой улыбкой незнакомца. Всю жизнь он имел дело, по большей части, с двумя видами выражений на лицах собеседников. Почтительным восхищением, у некоторых переходящим в восторженную экзальтацию. И страхом, когда на него смотрели как на экзотического дикого зверя, опасного и непредсказуемого. Взгляд хозяина дома не относился ни к одному из типов. Любопытство – да, но лишённое как страха, так и подобострастности. Скорее его можно было назвать ироничным. «Кто этот человек? Может, один из тех «простых людей», что любят смотреть сверху вниз на поверженных кумиров? Вот только моя битва не окончена. Ещё нет» На Ёхана вдруг накатило странное безразличие, и всё же, скорее для порядка, он спросил:       – Почему я должен вам верить?       – Потому что у вас нет выбора, – в голосе мужчины не было злорадства. Он просто констатировал факт. Незнакомец наклонился, заглядывая Ёхану в глаза.       – Вид у вас диковатый, но зрачки одинаковые. Может, всё ещё обойдётся… В жёлтом свете неяркой лампы глаза хозяина дома казались золотистыми. Лисьи глаза. «И кто ещё из нас диковатый?» – подумал Ёхан. Но вслух сказал другое:       – Можно воды? Ему не столько хотелось пить, сколько выйти из-под прицела этого взгляда – мягкого, но сильного, будто тёплая сильная лапа ложилась на его плечо.       – Конечно можно. Но лучше чаю. Сладкий чай пошёл бы вам сейчас на пользу. Хозяин засуетился, ставя чайник и разыскивая «не слишком древние», по его словам, чайные пакетики. Несмотря на хромоту, движения мужчины были ловкими и пластичными. Было даже что-то завораживающее, почти чувственное в том, как он брался за дверцу буфета, перебирал пальцами коробки с чаем, откладывал в сторону ненужные. Ёхан снова ощутил то же навязчивое покалывание в затылке, и поспешил отвлечься на изучение обстановки.        Дом всегда выдаёт своего хозяина, нужно только внимательно посмотреть. Но история этого дома была настолько проста, что и вглядываться не было необходимости. Большой дом на большую семью всё ещё хранил покрытые пылью приметы былого уюта. Но Ёхану было очевидно, что мужчина живёт здесь один. И уже очень давно. Наконец, хозяин завершил свои раскопки.       – И что же опальный властитель умов делает в нашей глуши? – он широко улыбнулся, протягивая Ёхану горячую чашку. Ёхан сделал небольшой глоток. Возможно, ему не стоило пить в доме незнакомого человека. Но отчего-то он был уверен – единственной отравой в этой чашке был сам чай. Такого дешёвого напитка ему ещё пробовать не приходилось. Но чай был тёплый и сладкий, и Ёхан не стал брезговать. Хозяин потягивал своё зелье с явным удовольствием, поглядывая на гостя поверх чашки.       Одно из главных качеств, которое помогало Ёхану выживать, и даже побеждать в его опасной игре – умение читать людей. Он подбирал себе врагов, как подбирают дичь – с азартом охотника изучая их повадки и слабости. Он подбирал союзников, как подбирают оружие, измеряя его полезность, надёжность и не слишком ли тяжело держать его в руке. Сейчас он пытался измерить человека напротив него. Враг? Возможный союзник? Или просто случайный предмет на дороге? Ёхан забросил наживку:       – Возможно, то же что и вы. Случайное стечение неудачных обстоятельств.       – О, меня моё положение вполне устраивает, – усмехнулся хозяин. Рыба сорвалась и уплыла, дерзко вильнув хвостом. Ёхан непроизвольно подался вперёд, прожигая собеседника взглядом.       – Оставьте это господин….       – Ли Донсик.       – Оставьте это господин Ли Донсик. Зачем притворяться перед беглым преступником? Я вижу в вас то же отчаяние, которое я каждый день наблюдаю в зеркале. Мы оба мертвы, но продолжаем играть живых. Странный человек по имени Ли Донсик в ответ только втянул в себя ещё одну порцию чая.       – Хотите печенья? – спросил Донсик совершенно будничным тоном, и, не дожидаясь ответа, поднялся и деловито зашуршал в буфете какими-то пакетами. Ёхан уже подумал, что хозяин просто решил сменить больную тему. Но тот, не оборачиваясь произнёс:       - Если вы чувствуете себя мёртвым, значит вы ещё живы. Иначе как бы вы могли это почувствовать? Всё остальное – лишь эффектные слова, оправдание саморазрушения.       – А вы значит выше этого? – язвительно протянул Ёхан. – Живёте простыми радостями, приветствуете зарю и всё такое?       – Не люблю рано вставать. Так что я предпочитаю закаты. В душе Ёхана заворочалось колючее раздражение, требуя выхода. Но он лишь сильнее сжал пальцами ручку чашки.       – Если вы такой просветлённый человек, почему на ваших семейных фото лежит слой пыли? Или вы и с пылью живёте в гармонии? Признайтесь, иногда вы жалеете, что всё ещё дышите… Тут уже игривое выражение исчезло с лица Донсика.       – Вы начинаете злоупотреблять моим гостеприимством. Я пригласил вас на чай, а не на исповедь.       – О, - Ёхан рассмеялся, – я определённо не тот, кому стоит исповедоваться. Просто мне кажется… что у нас есть нечто общее. Вам ведь тоже есть за что предъявить миру счёт.       – Миру? Нет. У меня нет такой мании величия чтобы думать, что весь мир ополчился против меня. Есть один конкретный урод, которого я должен найти и призвать к ответу – тем или иным способом. Сейчас Донсик уже не выглядел вальяжным сельским жителем. Ёхан даже поймал себя на мысли, что не хотел бы оказаться тем человеком, которого он будет «призывать к ответу». Но бывший судья выдержал жёсткий взгляд и только ещё больше подался вперёд.       – Поверьте моему опыту судьи. Уроды не появляются из воздуха. Каждый из них – порождение среды. Наглядная иллюстрация общего греха. Только не у каждого хватает смелости лично замарать руки.       – Ох, да вы, голубчик – философ? – Улыбка Донсика больше не была мягкой. Об этот приподнятый угол рта можно было порезаться.       - Я слышу сарказм в вашем голосе, – в голосе самого Ёхана зазвенели металлические нотки.       – Это хорошо, значит вы ещё не совсем оторвались от реальности. – Донсик сопроводил этот комментарий ещё одной колючей ухмылкой и азартно захрустел своим задубевшим печеньем. Раздражение внутри Ёхана заворочалось активнее, но он пока держал его на поводке. Только чашка предательски звякнула, опускаясь на блюдце. Этот Донсик…ему бы очень пригодился такой союзник. Нужно только разбить его нелепые иллюзии.       – Так вы со мной не согласны? «Человек по природе добр» и прочая ерунда, которой кормят нас проповедники всех мастей?       – Человек по природе… человек, – Донсик проглотил какой-то трудный ком, хотя возможно это было просто печенье, – то есть существо сложное. Абсолютных монстров мало. Как и абсолютно иммунных ко злу. В большинстве по намешано и того и другого, в разных пропорциях. Вопрос – какую часть вы хотите вытащить на поверхность?       – О, то есть вы тоже считаете, что я дьявол, соблазняющий людей на жестокие поступки?       – Я не считаю, что вы дьявол…, – начал Донсик, но Ёхан не дал ему договорить. В запале он встал со стула, как будто более высокая позиция могла помочь ему доказать свою правоту.       – Я всего лишь даю им выбор. Свободный выбор – не это ли главная ценность демократии? Все эти «простые люди» так любят прятаться за чужими решениями. – Ёхан жёстко отчеканивал каждое слово, как удары хлыста. Сейчас его глаза горели тем огнём, что вызывал испуг даже у самых верных соратников. – «Духи подговорили. Бес попутал. Компания повлияла. Мир жесток». И самое любимое – «Я просто пытался выжить». Все они пытаются выжить… за счёт других. Я просто показываю людям их истинную природу.       – А вам это помогло? – тихо спросил Донсик. Почему-то этот тихий, спокойный голос, без тени насмешки, прозвучал для Ёхана как пощёчина. Он даже на мгновение растерялся.       – То есть?       – Что вам показывали вашу «истинную природу»? Кто-то из родителей, вероятно, отец… От него вы переняли эти воспитательные методы?       Ёхан непроизвольно вздрогнул, вспоминая жестокие удары отца. И ещё более жестокие слова: «Ты монстр. Ты вообще не должен был появляться свет». Шипящий выдох вылетел из его стиснутых губ. Как он смеет… как от смеет сравнивать. Волна ярости поднялась в Ёхане, сметая все доводы рассудка. Он подскочил к хозяину и схватил того за горло. Не убить – просто стереть это ироничное все понимающее выражение с его лица. Просто заставить замолчать.       Но Донсик засмеялся – сдавленным, болезненным смехом. И вся его ярость куда-то улетучилась, осталось только тянущее чувство пустоты. Ёхан разжал хватку и прошептал:       – Ты просто псих. А про себя подумал: «нужно уходить из этого дома, пока он не заразил меня своим безумием». Но что-то держало его на месте. Донсик отдышался, и, вместо того, чтобы указать на дверь, как сделал бы любой нормальный человек, подошёл ближе, заглядывая Ёхану в глаза. Сейчас его взгляд снова был мягким, едва ли не ласковым.       – Айгуу… Изрядно тебе досталось дружок. Весь этот неистовый огонь, вся эта праведная ярость – только чтобы не замёрзнуть в собственной бездонной тоске.       – А у тебя не так? – Ёхан тоже перешёл на «ты». Странно обращаться формально к человеку, которого только что пытался задушить.       – У меня были люди, которые меня любили.       – У меня тоже, – голос Ёхана звучал хрипло. Он бросил рассеянный взгляд на свою левую руку – в пылу ожесточённого спора он и не заметил, как крестик до крови вдавился в ладонь.       – Но его руки всегда оставались холодными. Слова Донсика, мягко, как профессиональный взломщик, прокрались во внутренний мир Ёхана и открыли дверь – ту самую, за которую он предпочитал не заходить. Холодная рука брата сжимает его детскую руку. «Я беспокоюсь за тебя. Не мог бы ты быть… менее упрямым. А то отец опять будет сердиться». В глазах брата тревога смешивается с беспомощностью и чем-то ещё… Он тоже хочет сбежать, и тоже не знает – куда. Ёхан заглядывает ему в глаза, и Исаак отводит взгляд, зябко пожимая плечами. «Подумай об этом» - говорит он ещё раз, а потом берёт свою вечную Библию и уходит. Ёхан провожает взглядом зыбкий силуэт, сливающийся с темнотой коридора. И чувствует, как не сказанные слова комом застревают в горле.       – Он тоже сын твоего отца. Мог ли он наполнить твою душу, если сам был пуст? Вы оба были пленниками своих ролей. И ты так привык к этой игре, что взял на эту роль нового актёра. Ёхан отступил назад:       – Кто ты?       – Тебе это отлично известно, ведь ты сам выбрал это место из всех возможных.       Ёхан снова погружается в воспоминание, на этот раз – летнее и солнечное. Один единственный раз, когда в их холодном доме появилась женщина. Она задержалась в жизни отца всего на месяц. Ёхан презирал её, а она его боялась. «Мальчика нужно отдать в какой-нибудь спортивный клуб». Ёхан понимал, что ей просто хочется меньше видеть его дома. Школа тхэквондо. Уже не молодой учитель с широкой улыбкой. В первый же день Ёхан попытался провернуть с ним тот же трюк, что и со школьными учителями. Но тот беззлобно рассмеялся ему в лицо. «У тебя голодные глаза. Но я знаю отличное средство». В этот день вместо занятий они ели лапшу в дешёвом рыбном ресторанчике. И Ёхан первый раз почувствовал вкус еды. На седьмом занятии он уже смеялся вместе с учителем. Но восьмого занятия не было. Отец расстался с той женщиной, и решил, что спорт слишком отвлекает его сына от интеллектуальных занятий. Потом Ёхан постарался стереть из памяти эти четыре недели. Ему казалось, что эти воспоминания делают его слабым. И всё же, он помнил имя учителя:       – Ли Донсик, – Ёхан произнёс имя вслух, как бы пробуя его на вкус. Вкус был горько-сладкий. Чувство жгучей обиды об украденном детстве затопило Ёхана, рискуя пролиться слезами. Хозяин дома улыбнулся ему, широко и открыто, как старому другу. Мягкая рука погладила его по волосам.       – У тебя всё ещё голодные глаза. Прости, что не смог помочь.       – Но как…? – Ёхан уже понимал, что проваливается в какую-то кроличью нору, но готов был идти до конца.       – Пойдем, я покажу тебе кое-что. Ёхан задержался только на минуту, чтобы положить на стол крестик на цепочке: «Прощай, Исаак». Они цеплялись друг за друга всю жизнь, и даже после… Пора отпустить.       Вместе с Донсиком они прошли через спящие улицы и оказались на тростниковом поле. Только тут Ёхан заметил, что уже почти рассвело. Воздух был свеж и полон диких пряных запахов – трав, влажной земли, свободы. Ёхан вдруг почувствовал желание погрузиться в это колышущееся на ветру поле, как в морские волны. Все запахи, звуки и ощущения обрушились на него разом, захватили и закружили – будто он долго спал и вдруг резко проснулся. Он почувствовал себя таким живым – как никогда раньше. И тут он понял:       – Это ведь всё нереально? Я умираю, да? Тот взрыв…я так и не выбрался из зала.       – Всё, в том или ином смысле реально. Но да, ты умираешь. Мне очень жаль. – золотисто-карие глаза Донсика, кем бы он ни был, излучали искреннее сочувствие.       Ёхан, не без труда, оторвался от этого взгляда, и вновь посмотрел на горизонт. Освещенная полоска неба стала заметно тоньше. Он наблюдал не рассвет, а закат. Этот мир исчезает, и завтра для него уже не наступит. Но почему-то, чем больше сгущалась тьма вокруг, тем более живым он себя ощущал.       – Мне страшно. Не думал, что будет страшно.       – Я буду с тобой. Пока не погаснет свет.