Финал для королевы

В московском парке пожухлая осенняя листва уже была присыпана легкой пудрой первого снега. Бет Хармон только что завершила пятую партию с пожилыми незнакомцами, которые совершенно ошалели от счастья, свалившегося на их головы, словно удивительный сон. Бет знала, какой яростной может быть мечта, и ее мечта сегодня сбылась. Но что это было - подарок судьбы или закономерная победа той, что упорно шла к ней долгие годы? Наверное, это уже не важно. Судьба помогает упорным, а упорные меняют судьбу. Должно быть, в этом, как и в шахматах, есть некая уравновешенная гармония. Правильность невидимого узора, проступающего в сознании сложной мозаикой единственно верного исхода. *** Надо же! Как долго Бет держала себя в руках, как дорого ей обошлись ее прошлые многочисленные попытки "затуманить разум", и как сложно было из этого выбраться хотя бы на время. Осознать, что привычка - не равно необходимость. Этой победой Хармон гордилась едва ли не больше, чем победой над гениальным русским с неумолимой резкостью в холодном лице. Вспомнив его странную улыбку после финала, Бет засмеялась, как девочка, и спонтанно, украдкой поймала на язык пару редких снежинок. Как будто солнце проглянуло сквозь плотные, тяжелые тучи. Солнце, которое так редко видели ее слишком взрослые глаза. - Вечер добрый, - знакомый голос за спиной заставил моментально собраться и обернуться так быстро, словно Хармон и впрямь могли ударить в спину. - Еще день, - ответила она по-английски, выделяя слова с особой четкостью. Боргов тихо хмыкнул и согласно кивнул, вопросительно глядя на свободное место на скамейке рядом с ней. - Можно? - Конечно, я не против, - а все-таки она вся вытянулась в струну, напрягалась, расправила плечи, включила режим готовности к неожиданным выпадам. Русский все еще ощущался угрозой, опасностью, соперником. Но известный шахматист, даже если и заметил это, тактично проигнорировал моментальные перемены в лице и осанке. - Снег в это время обычно еще не идет, - сказал он светским тоном, словно пародируя кого-то с долей сухой иронии. - Но сегодня все необычно, так? - Так, - лаконично подтвердила Хармон. Почему-то напряжение не ушло, а только усилилось, сложив совершенно иной узор ее внутреннего восприятия ситуации. Парк был огромен и далеко не безлюден, но эта аллея отчего-то пустовала, и Бет почудилось: они - совсем наедине, в обстановке даже более интимной, чем гостиничный номер или ресторанный столик в углу. - В России холодно, - она улыбнулась картонно, наносно. - Вам было бы легко привыкнуть, я полагаю, - во взгляде Боргова сверкнула проницательность старшего. - Я тоже был одинок почти всегда, и это сделало меня мной. До определенного момента. Последнее уточнение пронзило Бет моментальным разрядом тока. - Этот проигрыш так важен? Почему? - ее лицо дрогнуло в неясной судороге пугающего предвкушения. Василий поправил темно-зеленый шарф и невозмутимо смахнул особенно крупную снежинку с воротника своего пальто. - Потому что меня победила Элизабет Хармон, - сказал он по-русски со сдержанной усмешкой равноправного, но теплого одобрения. - Не хотите поужинать? Или это скорее обед. - Скорее, это что-то вне привычного распорядка. Ее глаза на этот раз улыбнулись, а вот лицо осталось собранным и серьезным. Забавная перемена.

***

Они покинули парк вместе, чувствуя странное единение взамен привычной натянутости вечного ожидания удара. Кажется, ужин и впрямь обещал быть особенным, несмотря на холод и серость московского неба, снег и порывы ветра, отрезвившие их до предельной, прекрасной ясности чувств и ума. Ясности, к которой они не стремились, потому что она была для них слишком естественна – как воздух, как мысль, как достойная партия двух достойных соперников, ставшая в этот день легендой. Как то чувство взаимного понимания, которого жаждет любой, кто никогда не был похож на других.