Черная легенда

Обратно в Москву Виталий с Валерием ехали молча. Настроение у них было такое же, как и в далеком восемьдесят седьмом — тяжелое и напряженное. То, что дом рухнул, хотя никаких предпосылок к этому, казалось, не было — ни скрипов, ни заметной трухлявости — запоздало испугало их не только своей потусторонностью, но и тем, что мир мог свободно остаться без легенд российского рока. Валерий пару раз закуривал за компанию с Виталием, скучно рассматривая дорогу, но на подъездах к городу от сигарет уже отказывался, выразительно покашливая. Проехав МКАД, Виталий вдруг свернул в какой-то случайный двор и остановился. Кипелов недоуменно посмотрел на басиста. Тот, не дожидаясь вопросов, вытащил снова фолиант, добытый в деревне, и, помахивая им, начал объяснять: — Так, Валерка. Мы, видимо, чудом не погибли, хотя я не исключаю того, что дом рухнул только после того, как нас, старых кретинов, дождался. Но мы живы и целы. И мы, видимо, получили то, что хотели, и нам надо разобраться с тем, что тут написано. Нужно это всё перечитать и понять, на каком языке было то, что мы тогда читали, и как это обратить. — Логично, — кивнул Кипелов. — Будем читать вместе или по очереди? И как ты предлагаешь идентифицировать язык? — Сейчас мы можем просмотреть вместе, а потом эту дрянь кто-то первым заберет с собой, изучит в одиночку. Потом передаст второму. И я предлагаю подключить Ритку и Маврина. — А Маврина-то зачем? — изумился Валерий. — Поболтал я с ним как-то под вискарь, ну он потом, конечно, извинялся, что спьяну наплел всякого, но, в общем, Рыжий Бес наш по этой теме тоже. — Чего-то мне не особенно хочется оповещать обо всей этой гадости кого-то… — протянул Кипелов. — Сатанизм какой-то. Ладно мы в юности глупостей наделали… — А Вовку с Кириллом живых и здоровых хочешь? — злобно прошипел Дубинин. — Нашел время стесняться, блядь! — Виталя, остынь на хуй! — вдруг перешел на язык своей молодости Кипелов. — Я весь день слушаю твой мат, всё, довел. Ты, блядь, сам эту хуйню заварил тогда, меня, мудака, уговорил, а теперь на меня выебываешься. — Ооооо, — обрадовался Виталий. — Наш святой не только курит и знает слово «обосраться», но ещё и целые загибы выдает. Ну да, я заварил — так я и расхлебываю, а ты сидишь, ручки сложил, и «я стесняюсь, давай никакой помощи не просить». Мы же так охуенно справляемся сами! А ещё злые люди уговорили мальчика, бедненького, ведомого, своей воли у него не было. Мялся, боялся, а глазки-то голубые блестели, всё я помню. Кого ты хочешь наебать? — Я тебе ещё раз могу напомнить, чья это была сраная идея и куда тебя посылали все остальные, — огрызнулся Кипелов. — А я ещё раз могу сказать, что тебя силой никто не тащил, и я, вообще-то, хочу исправить мой косяк. А ты, видимо, надеешься, что за тебя опять всё сделают другие, — парировал Виталий. — А что же такое за меня делали другие? — поразился Валерий. — И мы, и твои парни музыку за тебя писали, концерты делали, финансы считали, все решения принимали. Жена тебе жрать готовит, трусы стирает! Ты ж нихуя сам не можешь, только ебальник открывать — петь из него и есть в него! — заорал Виталий. Кипелов, покраснев от злости после тирады басиста, вдруг замахнулся и уже был готов ударить Дубинина, но опустил руку. — Ну, что же ты, ебнуть мне хотел? Так и я бы тебе ебнул. Ну давай, не стесняйся! — подзудил разошедшийся Виталий вокалиста. Валерий, вместо реакции на провокацию, перекрестился и опущенную руку протянул Виталию: — Прости меня. Ты прав, нам нужна помощь. И во всем остальном виноват. Прости, Виталь. Дубинин, потрясенный стычкой не меньше Кипелова, порывисто притянул за протянутую руку Валеру к себе и обнял. Тот удивился, но не сопротивлялся, и, вначале замешкавшись, тоже похлопал басиста по спине свободной рукой. — И ты меня прости, Лерка. Мне просто очень страшно от всего этого дерьма, — пробормотал Виталий. — Ничего, ничего, Виталь, всё мы решим, все наладится, — успокаивающе прошептал Валерий. — Всё будет хорошо. — И в Арию вернешься? — дурацким голосом спросил басист. — А вот это нет, фигушки! — засмеялся Валера. — Уже поздно. И Леркой меня не называй, ну. — Да и хуй с тобой, звезда ты наша, — улыбнулся Виталий, отпуская Валерия. Хлопнул по рулю ладонями: — Ну что, звоним Ритке и едем к ней, или сначала по домам? — Лучше к Маврику, — заметил Кипелов. — Если я правильно понимаю, где мы, то к нему будет ближе. А потом по домам, конечно. *** Взлохмаченный Маврин в спортивных штанах и растянутой майке распахнул дверь. — Ну ни фига себе, какое сочетание! — удивился он. — Предатель и мерзавец с тираном и высокомерным козлом в одном пространстве? В лесу что-то сдохло? — Серега, не бухти, — Дубинин зашел в мавринскую квартиру и, кряхтя, снял ботинки. — Ты и жене всегда говоришь, что думаешь? — Конечно, — улыбнулся Маврин. — И как ты до сих пор женат? — поразился басист. — И до сих пор жив, — добавил Кипелов, в свою очередь тоже разуваясь. Маврин хихикнул и повел друзей на кухню. Дубинин уже не стал рисковать правами и здоровьем, а Кипелов был последователен, поэтому Маврин, доставший было коньяк, со вздохом убрал бутылку обратно и начал варить кофе. — А где Лена? — поинтересовался Кипелов, усаживаясь за стол и потягиваясь. — Ленка к матери поехала, вернется поздно. — Повезло, — ляпнул Виталий, изначально планировавший подойти к нужной теме издалека. — Почему повезло? — неприятным голосом поинтересовалась спина Маврина, отвернувшегося к плите. — Ты планируешь какую-то гадость или у тебя какие-то проблемы с Леной? — Да никто Ленку не трогает, она и так святая, что тебя терпит, — миролюбиво ответил Виталий. — Просто у нас такое дело, в которое лучше пока не посвящать слишком много людей. — Арию вернуть хотите в составе девяносто первого? — фыркнула мавринская спина. — Да что ж за день-то сегодня такой! — всплеснул руками Кипелов. — Уже третий раз эта тема поднимается. Как будто на этом свет клином сошелся. — Для многих и сошелся, — Справедливо возразил Маврин, поворачиваясь к гостям. — А вы ко мне исключительно редко заходите в таком сочетании. Некоторые, — он выразительно повел глазами в сторону Дубинина. — Некоторые вообще почти не заходят. — Ну прости, занят я постоянно! — развел руками басист. — И, честно говоря, лучше бы мы тут про Арию балакали. Короче, не будем тянуть кота за хвост, вот такое у нас дело, — он достал из сумки, которую притащил с собой на кухню, добытую в Поляновке книгу и положил ее на стол. Маврин, подошедший к столу с двумя кружками кофе, замер. Через мгновение, тянувшееся, как казалось, вечность, он медленно опустил кружки на стол и тихо спросил: — Вы зачем ЭТО мне притащили? Гитарист сел на свободную табуретку всё так же мучительно медленно, и, в ожидании ответа, переводил взгляд с Дубинина на Кипелова. — А ты знаешь, что это такое? — поинтересовался Кипелов. — Потому что мы — нет. — То есть, вы мне притаскивате гримуар и при этом утверждаете, что не в курсе, что это такое? — всё также тихо спросил Сергей, странно улыбаясь. — Ну… Получается, что так, — промямлил Дубинин, чувствуя что-то похожее на старый мистический страх, посетивший его в восьмидесятых. — Но ты мне как-то рассказывал всякие вещи… — И уже жалею об этом, — отозвался Маврин, упершись взглядом в то, что он назвал гримуаром. — А что такое «гримуар»? — неловко спросил Кипелов. — Господи, и эти люди пели и играли в Арии. Вы хоть раз у Риты спрашивали, о чем ее тексты, или это только Володю колыхало? — иронично спросил Маврин, продолжая рассматривать книгу. — Ну, мне эта тема не была близка никогда, я многое петь отказывался… — Завел старую шарманку Кипелов. — Настолько не близка, что мы с тобой какую-то демоническую хрень вызвали, — решительно оборвал его Виталий, и, отпив кофе, начал покаяние перед рыжим гитаристом. В определенный момент к нему присоединился и Кипелов, понимая, что его участия в этом не скрыть никак. Маврин, слушая жутковатый рассказ бывших коллег, сначала сидел с открытым ртом, потом сделал себе кофе, потом, после деталей о черной тени, когда-то давно поглотившей Покровского и Холстинина, решительно плеснул себе в кружку с кофе коньяка. Всё время, пока басист с вокалистом исповедовались, он не произнес ни слова. Увлеченные рассказом, музыканты не заметили, как вечерние сумерки превратились в ночь. — М-да… — окончив рассказ, посмотрел Дубинин в окно. — Насыщенный денёк получился. А мы ведь с Валерой в полдень встретились. Наступила тишина. Маврин переваривал услышанное, а Кипелов с Виталием выдохлись и устали, вызывая в памяти детали одних из самых страшных мгновений в своей жизни. Гитарист не спешил включать свет, и в темноте пугающе поблескивали его задумчивые глаза. «Рыжий демон, — подумал Валера, испытывая чувство, похожее на то, которое он испытал летом 87-го, глядя на дракона-Холстинина. — В нём всегда было что-то дьявольское». Дубинин чувствовал себя так же неуютно: казалось, он вернулся в тот самый вечер, когда расставлял на полу черные свечи, и темнота, вкупе с затянувшимся молчанием Сергея, его начала серьезно напрягать. — Может быть, включим свет наконец? — не выдержал первым Кипелов. Маврин, всё ещё молча, встал и щелкнул выключателем. В теплом свете электричества и кухня, и её хозяин стали казаться менее пугающими. — Пиздец, — наконец подал голос гитарист, потирая глаза правой рукой, а левой снова хватаясь за волшебную кружку кофе с коньяком. — Вот, и я сказал тогда то же самое! — радостно отметил Кипелов. — Именно он! — Что ж… Давайте посмотрим наш гримуар. Говорите, дом рухнул, когда вы его забрали? Это нормально. Он, скорее всего, на нем одном и держался, — задумчиво открыл книгу Маврин. — Дом — на книге? — переспросил Дубинин. — На книге, да. Пока гримуар находится в своем привычном месте, он для себя создает микроклимат, в котором может быть в безопасности, — листая упомянутый гримуар, пояснил Сергей. — Ну, неважно, в общем. Можете не переживать, короче, дом на вас бы не рухнул. Кипелов встал и размял затекшие ноги, шагая по кухне взад-вперёд. Маврин снова умолк, рассматривая внимательно страницы фолианта. Через какое-то время он вынул вложенный, по всей видимости, в гримуар листок бумаги, и, достав очки, с интересом начал читать. — А это тебе письмо, Виталик, — сказал Сергей, заканчивая чтение. — Мне? Ты уверен? — уточнил Дубинин, прихлёбывая остывший кофе. — Ну вот сам посмотри, — Маврин протянул листок Виталию, и тот с неохотой взял его и пробежал глазами по строчкам. — Ну, что там? — подскочил к басисту Валера. — «Дорогой Виталик! Я совершил большую ошибку, рассказав тебе то, что должны знать только опытные люди. Когда я уже не имел возможности предостеречь тебя от выполнения ритуала, мне открылось, что это приведет к большим трудностям для тебя и для твоих близких. Единственное, что меня утешает — это то, что я знаю: однажды ты снова посетишь мой дом, прочтешь моё письмо и, возможно, сможешь разобраться с моей книгой. Не стесняйся просить помощи у тех, кто, по твоему мнению, лучше разбирается в магии, чем ты»,— прочитал вслух Виталий. — Подписи, очевидно, нет. А как его звали, я не помню. — Кого, деда того? — спросил Кипелов. — Нет, блин, бабку, — ответил Виталий, откладывая письмо. — Как там было, как их, Король и Шут? «И лишь проговорил — что ж я, старый, натворил!». Вот и у нас тут примерно то же самое. — А Виталя у нас знает русский панк! — восхитился Маврин. — Ну, я не то, чтоб знал, на Нашествии кое-что услышал, и младший их слушает, — вяло отмахнулся Дубинин. — В общем, письмо нам не особенно помогло. Разве что намекнуло, что идея обратиться к Рыжему была удачной. Упомянутый рыжий сцепил руки на столе перед собой в замок и уточнил: — И что, Кирилл и Петрович совсем плохи? — Кирилл получше, Петрович совсем, — со вздохом ответил Виталий. — Кирилл, как мы поняли, завязан на Валерку, а Петрович на меня. Ну вот Кирюхе и повезло, что он в Бельгии прожил столько лет и здесь нечасто появлялся. А мы с Володей чуть ли не живем вместе, но он, походу, терминатор. Я ж его всего, видимо, высосал, а он ещё столько держался… — басист уныло повесил голову. — М-да. Слыхал я, что Холсту хреново, но не мог вообразить всей говенности картины, — протянул Маврин. — И уж тем более не мог представить, что святой Валерка и материалист Виталька стали энергетическими вампирами по доброй воле, да ещё такими мощными. Басист с вокалистом не стали заострять внимания на том, как Сергей издевательски охарактеризовал их, и нетерпеливо хором спросили: — А исправить-то что-то можно? Маврин посмотрел на них поверх очков с выражением лица пожилой учительницы, отвечающей на глупые вопросы младшеклассников, и развел руками: — Что-то — точно можно. Так и быть, я посмотрю, что можно сделать. Так-с… — Сергей снова склонился над книгой и с неподдельным интересом раскрыл на странице, где был представлен тот самый заговор, который когда-то читали Кипелов с Дубининым. — А это ж шумерский, но почему-то записанный арамейским алфавитом! — Каким? — вяло спросил Кипелов. — Ты точно свои тексты не читаешь, а просто горланишь! — обидно заржал Маврин. — Арамейский — тот самый язык, на котором говорил Христос. Тебе, вообще-то, это должно быть известно, ты же у нас воцерковленный. Один из семитских диалектов, похож на иврит, но не иврит. Кто такие шумеры — объяснять, Валера-спевший-песню-про-Вавилон? — Мне объясни, — неожиданно встал на сторону вокалиста Виталий. — Ну, если вкратце — это народ, который жил перед ассирийцами и вавилонянами между Тигром и Евфратом. С шумерами традиционно связывается возникновение цивилизации, появление письменности, первых городов и государств Древней Месопотамии. Их вообще считают самыми первыми во всем, включая изобретение колеса. Как мы видим, — лекторским тоном рассказывал Сергей. — Как мы видим — в магии они тоже понимали. Арамейским это записано, видимо, потому что иудейским племенам, которые это вот заклинание сохранили, было удобнее всего записать слова в транскрипции. Ну, как мы в юности писали на слух английские тексты русскими буквами. Дубинин не нашелся, что прокомментировать, и только по-детски спросил: — Серега, а ты вообще откуда это всё знаешь? — Книжки надо читать, — снова заржал Маврин. — Вот Холст меня бы поддержал. И, вероятно, сам бы вам это всё рассказал. Но, я так понимаю, вы пока не хотите его в это посвящать? Кипелов вспомнил драконий взгляд Володи, который настоятельно выспрашивал у вокалиста с басистом, зачем им были нужны черные свечи, и честно сказал: — Желательно, никогда его в это не посвящать. — Боитесь его? Правильно, — посерьезнев, кивнул Сергей. — Особенно, если он узнает, что всё, что с его здоровьем случилось — ваша, засранцев, вина. Виталий и Сергей синхронно закурили, Кипелов демонстративно отказался. Какое-то время Маврин курил молча, а потом встал и распахнул окно. Мавринские гости тоже молчали, не зная, что ещё можно добавить ко всему сказанному, и только наблюдали за рыжим. Маврин уселся обратно за стол, пробежался глазами по тексту в книге и внезапно проговорил вслух одну из фраз. В кухне снова потемнело, а открытая оконная рама затрепетала. Свет погас, а спавшая весь вечер на холодильнике мавринская кошка злобно зашипела и резкими прыжками сбежала в комнату. Сергей вскочил и закричал что-то непонятное для остальных, поднимая руки перед собой. Дубинин скорчился на табуретке, закрыв глаза, а Кипелов замер, не в силах оторвать взгляд от гитариста. Ярко-рыжие волосы Маврина взвились вверх, глаза сверкнули темным огнем. Сергей продолжал уже тише говорить что-то, в чем Валерий не хотел разбираться, а поднятые руки гитариста испускали какую-то чуждую, непривычную энергию, которую нельзя было увидеть — только почувствовать. Тени, так пугавшие виновников всей истории, снова собрались в углах, сползлись в неясную, отвратительную фигуру на одной из стен, и знакомый потусторонний шепот разнесся по кухне. Маврин яростно выплевывал свои странные фразы, не опуская рук, но тень приближалась к нему. Ещё мгновение, и тень поглотила бы его, как давным-давно пожрала Володю с Кириллом. *** Как и в прошлый раз, всё закончилось внезапно, будто выключилось. В свете вернувшегося освещения Кипелов увидел то, чего не видел никогда — скорченного, рыдающего Виталия, который раскачивался из стороны в сторону и повторял: — Нет, пожалуйста, не надо! Валера подошел к другу и обнял того. Виталий, всхлипывая, прижался к Валере и замолчал. Через пару минут он перестал и плакать. Валера обнимал его и шептал что-то успокаивающее, не зная, что много лет назад Дубинин так же обнимал и успокаивал его самого. Обессиленный Маврин рухнул на пол и сидел там, тупо глядя перед собой. Успокоив басиста, Кипелов бросился на помощь к гитаристу и помог ему встать и расположиться на табуретке, прикурил и вставил в рот Сергею сигарету. Тот благодарно кивнул и судорожно затянулся несколько раз подряд. Жестом попросил воды, что Валера немедленно ему и предоставил, поражаясь своей собственной выдержке. Дубинин, шмыгая носом как мальчишка, тоже попросил воды. Выпив залпом весь стакан, он вопросительно уставился на Маврика. Тот ответил ему слегка расфокусированным взглядом, и, с явным трудом собравшись с силами, пробормотал: — Ну, нужно было увидеть, с чем мы имеем дело. Другого выхода не было, в книге ничего такого явно не было. — Ты уверен? — тихо спросил Виталий. — Я уверен. Есть определенные структуры гримуаров, поэтому, если… Ах, неважно, — оборвал самого себя Маврин. Кипелов молчал, почему-то вспоминая Маврина молодым. Тогда ещё натурального, темно-рыжего цвета густые волосы, гибкая, худощавая фигура, хитрые, развратные глаза и влажные губы Сергея покоряли девушек с первого взгляда, а в отвязном алкоголизме и идиотских идеях ему не было равных, как и в гитарном мастерстве. Именно он был тем, имя кому было Искушение. Теперь же постаревший Маврин, всё такой же гибкий и худой, уже не мог похвастаться натуральным цветом волос или развратным взглядом. Вместе с предательски пробивающимися через краску серебряными нитями седины и морщинами у глаз в Сергее появилась мудрость и загадка, которые были в новинку даже Валере, считавшемуся мавринским другом и проводившему с ним немало времени. А тайные стороны увлечений рыжего гитариста открылись ему в вовсе впервые. Теперь Кипелову было как-то странно интересно, чего ещё он не знает о своих бывших коллегах. Мерещилось ли ему, когда он видел Володю драконом? Не эльфийских ли кровей Кирилл на самом деле? Что в действительности таится за черными глазами Грановского? Валера перебирал в памяти всех бывших участников Арии и действующих, анализировал участников группы имени себя и пытался понять, какие тайны он может ещё вскрыть во всех этих людях. Всё возможно — думал он — и Марго может летать по ночам на шабаши, и Саша Елин заниматься каббалой. Тем временем Маврин откашлялся и медленно выговорил: — Я не буду уже комментировать, какого говна вы наворотили. Я уже понял, что вы и сами это сообразили. И уж тем более не буду читать нотации за события двадцатилетней давности. Теперь мы должны просто решить эту проблему. И нам придется привлечь ещё помощников. Например, Мишу. — Какого Мишу? — вздрогнул Виталий. — Серышева? — Нет, твоего Мишу. Житнякова. — А причем тут Миша? — изумился Виталий, закуривая. — А при том, что, судя по всему, придется делать ещё один заговор, защитный. И вам самим этого делать, уж простите, нельзя, — зазвел руками Маврин и встал, чтобы сделать себе ещё спасительного кофе с коньяком. — Я знаю только один вариант, при котором защита будет достаточно мощной, чтобы накрыть большое пространство и работать двадцать четыре часа в сутки, бесперебойно: включить заговор в песню. Тогда всегда на планете будет находиться человек, который её слушает или даже сам поёт, и защита будет обновляться. — А снять нахер это нельзя? — подал голос Кипелов, окончательно ополоумевший от своих размышлений. — А снять нахер это нельзя, — в тон ему ответил Маврик, помешивая кофе в турке. — Вы, если совсем упростить, сделали сей мерзопакостный вампиризм частью себя. То, что вам это подарило — древняя, темная, бесчеловечная сущность. Она вам дала возможность питать себя жизненными силами других людей, и, видимо, выбрала тех, кто первый подвернулся. Вам ещё повезло, что это не были жена, например, или ребенок. Или любимый кот. — Нам не то, чтоб повезло… — уточнил Кипелов. — Мы же рассказывали, эта гадость тогда спросила нас «Кого?». Мы не поняли сначала, о чем речь, но на всякий случай оба сказали, чтоб не семью затронуло. — Ну, хоть что-то вы сделали правильно, — хмыкнул Маврин. — А потом, в первый день, когда Кириллу, по вашим словам, стало плохо, вы оба были на максимальном подъеме и жрали огромными кусками, не осознавая этого. Кириллу вообще повезло, что он после твоих обнимашек жив остался тогда, — кивнул Сергей на Кипелова. — Мог и копыта отбросить. А что Виталя Холста не пощупал — вообще великолепное сочетание сошедшихся счастливых звёзд Петровича и собственной его силы, которая его прикрыла. — Силы? — резко спросил Кипелов, ощущая странное волнение. — Ну, Холст тоже не простой мальчик у нас, — слабо улыбнулся Сергей. — Но за него я рассказывать не могу и не буду. Так вот, потом вы стали своих жертв жрать медленнее и не так усиленно, ваша новая способность улеглась в вас и начала кусать парней понемногу. Особенно удачно вышло то, что Кирилл тогда ушел из Арии, а потом и вовсе свалил за границу, а Петрович обладает определенной… устойчивостью. Вы правильно сделали, что старались их первое время обходить и не хватать. Считайте, что вы их спасли от последствий своего мудачества. — Это немного утешает, конечно, — сказал Виталий. — Итак, нам нужен защитный заговор и Миша. Почему именно Миша? — Потому что Валерке нельзя, выносить это все за пределы ближнего круга не советую, и вообще, Миша у тебя под наблюдением, поэтому подкинуть ему нужные слова и проследить, чтобы он всё сделал правильно, будет легко, — объяснил Маврик. — А где взять-то те самые нужные слова? — заинтересовался Кипелов. — Думай, Валера, думай, — съерничал Сергей. — Ну, я-то помогу, естественно. А кто пишет все слова, которые кое-кто орет в микрофон? Выбор исключительно невелик. — Рита! — хором сказали басист с вокалистом. *** В прихожей мавринской квартиры послышался шум открывающейся двери. Кипелов с Дубининым слегка дернулись, но быстро сообразили, что скорее всего вернулась домой Лена Маврина. Сергей резким жестом схватил гримуар со стола и забросил его куда-то в бардак одного из кухонных шкафов. Через пару минут Лена уже зашла на кухню, на ходу завязывая волосы в хвост, и первым делом наклонилась поцеловать мужа, а потом приветливо поздоровалась с гостями. — А Серега вас баснями и коньяком кормит, я вижу? — улыбнулась она. — Как обычно. Драники будете? Кипелов хотел гордо отказаться, но Виталий пнул его под столом, понимая, что день почти без еды на алкоголе и кофе скоро добьет его, несмотря на энергетическое питание от Холстинина. Лена шуровалась на кухне, доставая и разогревая еду, и, наполнив четыре тарелки драниками, предложила всем немедленно поесть и подала пример сама, с аппетитом вгрызаясь в свою порцию. Мужчины ели молча, иногда переглядываясь, а Лена, жуя драник, рассказывала мужу подробности своей поездки. Сергей кивал, накрыв лежащую на столе свободную от вилки руку жены своей ладонью. Казалось, присутствие Лены придавало ему сил после сражения с темной силой. Дубинин доел, поблагодарил и начал прощаться, Валера решил остаться ещё на полчаса и вернуться домой пешком — благо, жил он совсем недалеко. Однако Валера поймал Виталия между походом в туалет и обуванием, и, пользуясь коротким тет-а-тетом, шепнул: — Ты бы лучше такси вызвал, а машину потом заберешь. — И откуда в тебе столько заботы? — так же шепотом спросил Дубинин, завязывая ботинок. — Не ёрничай. Может быть, между нами есть проблемы, но я никогда не хотел тебе зла. И сегодня ты и так натерпелся, не делай вид, что всё в порядке. Ты не Володя, и терминатором так хорошо не прикинешься. Дубинин вздохнул, признавая правоту Валерия, и пообещал вызвать себе такси, когда спустится вниз — что он, понимая, что так будет лучше, и сделал. Валера вышел попозже, поболтав с Леной и полностью создав для той иллюзию обычного дружеского визита. Провожать его вышел один Маврик. — Так, ребят. Вы главное сейчас не делайте резких движений и необдуманной деятельности не производите, — тихо наказывал Сергей Валере. — Я прямо завтра звоню Рите, договариваемся встретиться с ней, вкратце опишу ситуацию и вас позову. И потом дело будет только за ловкостью Виталиных рук. — В смысле? — внезапно окончательно устал от этого дня и затупил Кипелов. — В том смысле, — терпеливо ответил Маврик, — что ему надо будет подсунуть как-то элегантно нужные строчки Мише и как-то пояснить остальным, зачем это должно быть. Рита, конечно, поможет в этом. Но подозреваю, что по структуре заговор наш будет отличаться от любой арийской песни любого периода, поэтому придется заниматься определенной эквилибристикой. Кипелов молча кивнул, соглашаясь, пожал руку Маврину и вышел из дома. Ночь накрыла Москву, и измотанный Кипелов уже хотел было пожалеть о своем решении пройтись пешком, но потом вдохнул свежий прохладный воздух, расправил плечи, улыбнулся и зашагал в сторону дома: эта тьма не была чуждой. Это была родная московская ночь. И друг, близкий друг обещал, что катастрофическую ошибку юности возможно исправить.