Живой портрет

      Франсуаза Леру не была новичком при дворе, если, конечно не сравнивать с капитаном де ла Туром, который отдал службе во дворце не один десяток лет. И пусть к своим двадцати трем годам молодая Франсуаза еще не познала всех премудростей дворцовой жизни, в дворцовых интригах она все же преуспела. Тут главное сразу наметить, с кем завести дружбу, кого из слуг «прикормить» и кому из рыцарей и герцогов стоит улыбаться щедрее, чем предписывает строгий этикет.       Всем этим несложным хитростям еще в детстве ее обучила матушка. Как и в любой семье из высшего общества, секреты дворцового этикета и правила поведения были важной частью воспитания молодой дамы. Хоть Франсуаза и не мечтала попасть ко двору, внутренне готовясь к размеренной жизни провинциальной аристократки, ее отцу удалось ей выхлопотать место при княгине, и случилось это весьма неожиданно. В день ее двадцатилетия ей объявили, что отныне она будет проживать во дворце и оказывать всяческую посильную и непосильную помощь светлейшей Анне-Генриетте. И вдобавок намекнули, каких усилий ее карьера стоила отцу.       Впрочем, выбор у семьи Франсуазы был невелик. В самом деле, куда еще деть дочь, которая мало того, что не обзавелась достойным кавалером, который в будущем смог бы стать ей хорошим мужем, так еще и выросла с характером, да не самым простым. Но капризная от природы, придирчивая к себе и окружающим и крайне впечатлительная мадемуазель удивительным образом прижилась во дворце. Еще и оказалось, что мужа себе найти в Боклере гораздо проще. К тому же, Франсуаза совсем не брезговала мыслью при удобном случае записаться в любовницы к какому-нибудь жутко богатому и жутко уважаемому, пусть и немолодому графу или барону. Ведь что взять с молодых рыцарей, кроме неиссякаемой напыщенности, длинного списка бессмысленных клятв и сомнительных перспектив? Потому как влияние и какая-никакая власть с неба не падает, и молодой рыцаришка тебя ею не одарит с ног до головы, как бы ни щебетал твой ротик и какими бы ловкими ни были пальчики. А возраст… Возраст — это всего лишь цифра. В конце концов, никто не вечен.       И вот теперь, стоя посреди комнаты при свете свечей в легкой ночной рубашке и с бокалом вина в руке, Франсуаза внимательно рассматривала свое отражение в зеркале и едва заметно дергала уголками губ, беззастенчиво любуясь своей красотой. Она как никто другой знала все свои достоинства и неустанно училась использовать их себе во благо. Она видела, как засматриваются на нее молодые рыцари, когда она гуляет во дворцовых садах делая вид, что любуется розами или читает книгу, а сама бессовестно увиливает от своих прямых обязанностей.       Этому нехитрому трюку ее обучила, как ни странно, эталон целомудрия и безупречного поведения, Вивиенна. Пусть у княгини и есть глаза по всему дворцу, на кое-что та все же способна их закрыть. Тем не менее, приходилось помнить, что ее светлость — женщина с непростым характером, и ее настроение сильно зависит от количества выпитого Сангреаля и того, насколько умелым оказался ее очередной фаворит. Так что праздными прогулками по саду в разгар дня злоупотреблять все же не стоило. Впрочем, Франсуаза уже давно научилась чувствовать ту грань, когда можно себе позволить некоторую вольность, а когда лучше обождать.       Тонкие пальцы скользнули сзади по шее, собирая на затылке темные пряди и перебрасывая их вперед. Губы снова дрогнули, но улыбку получилось сдержать. Глядя на свои густые вьющиеся волосы, Франсуаза вспомнила, как однажды проследила похотливый взгляд старого первого министра Виктора Трембле. Забавно, что ее даже не впечатлило то, как демонстративно он одергивал штаны в районе паха, облизывая свои пухлые, совершенно некрасивые губы, пялясь исключительно на нее — пятую фрейлину светлейшей княгини. Подумать только, ведь именно его на прошлой неделе застали с совсем еще юной баронессой в беседке у озера в весьма замысловатой позе. Но, видимо, до княгини новость о бесстыдном проступке министра не добралась, если тот умудрился усидеть на своем месте. А может и добралась, но ее светлость были в хорошем расположении духа. Впрочем, тут не угадаешь.       Пригубив вина, девушка со всей внимательностью всмотрелась в зеркало, ловя свой собственный взгляд. Чего греха таить, даже несмотря на все это, Франсуазе до дрожи в коленях нравилось ловить на себе взгляды капитана де ла Тура. И пусть весь двор судачил о том, что суровый и исполнительный Дамьен де ла Тур беззаветно влюблен в ее светлость, сама же девушка видела немного другое в его взглядах. На Анну-Генриетту он смотрел с благоговением, старался заботиться и оберегать — в рамках своих полномочий, конечно же. Без сомнения, он готов отдать за нее жизнь, и кто будет порицать его за это? Такая преданность своему правителю достойна только уважения.       Вот только на саму Франсуазу он смотрел иначе. Порой в его взгляде проскальзывала некая «осязаемость», если это так можно назвать. Кожа покрывалась мурашками, будто он сам прикасался к ней огрубевшими пальцами, корни волос приподнимались, будто шевелились под его дыханием, а острые плечи вздрагивали, будто он оглаживал их. И было в этом мимолетном взгляде что-то такое необъяснимо приятное, странно будоражащее девичью душу, от чего в одночасье становилось жарко, а воздуха переставало хватать. Но что именно это было, Франсуаза так и не поняла. Откровенно говоря, сама девушка не была бы против, предложи он ей уединиться за какой-нибудь шторой или статуей, но так, чтобы никто об этом не узнал.       От таких мыслей внизу живота появилась приятная тяжесть, а аккуратно стриженные ногти заскребли по хрустальному бочку бокала. Вот только от капитана гвардии никаких подобных предложений не поступало.       — Франсуаза Леру, вы совершенно испорчены, — усмехнувшись самой себе в зеркале, она отсалютовала отражению бокалом и демонстративно облизнула пухлые, чуть поалевшие от вина губы. — И вам не стыдно мечтать о старике?       Девушка нарочито нахмурилась, а сама тем временем провела пальцами по округлой груди, отмечая, что из-за романтических грез ее соски затвердели и теперь призывно выпирают из-под ночной рубахи. И стыдно ей совершенно не было.       Но, с другой стороны, стоит ей только захотеть и выпить бокальчик Эст-Эста или Коте-де-Блессюр для храбрости, и даже вечно хмурый капитан гвардейцев не устоит. И не то чтобы она была великой соблазнительницей, просто кое-что все же умела.       Услышав за дверью шаги и знакомый баритон, девушка обреченно вздохнула, отставив на камин бокал. Как жаль, что такая смелость прорезается только перед собственным отражением! Она слегка покачнулась и схватилась за голову, второй рукой успев опереться на край зеркала, и окончательно поняла что пора заканчивать с затянувшимся вечерним дижестивом и отправляться в кровать. Голова кружилась, и Франсуаза не решилась брать в руки свечу, потому одним громким выдохом загасив огонек, девушка кое-как придерживаясь руками за все, что только попадалось на пути, добралась до огромной кровати с балдахином и рухнула на мягкую перину. Подмяв под голову пуховую подушку, она с грустью вздохнула потершись щекой о шелковистую наволочку. Конечно, это не плечо де ла Тура, но тоже сгодится. Через мгновение Франсуаза даже и не заметила, как провалилась в сон.       А еще через мгновение в сомкнутые глаза ударил яркий солнечный свет. Застонав, девушка демонстративно отвернулась от распахнутых штор, что скрывали распахнутую дверь на балкон, которую она вчера забыла закрыть. И едва она снова задремала, как кто-то принялся громко причитать и топать по комнате.       — Ох, госпожа… — ворчала Женевьева. — Вы так расточительны! Вот не жалко вам такое красивое и дорогое платье оставлять валяться прямо на полу?       Франсуаза резко вскочила и села, откинув подушку в сторону. Смахнув с лица спутанные пряди, она обвела комнату мутными со сна глазами, останавливая взгляд на вздыхающей и явно недовольной служанке.       — Женевьева? — приходя в себя, девушка провела руками по лицу еще раз, кое-как пытаясь проснуться. — Ты что, хочешь чтобы меня удар хватил?       — Это меня сейчас удар схватит! — возразила женщина. — Такое роскошное платье! А вы с ним вот так…       — Новое пошью. Тем более, к играм в саду мне совершенно необходимо новое платье, — громко зевнув, Франсуаза подняла руки и изо всех сил потянулась.       Когда в шее и спине что-то хрустнуло, сразу стало легче. Осталось лишь пережить завтрак с его невыносимым чаем и рулетиками. А после… А после ожидается прогулка на главную площадь, в магазин тканей госпожи Трюффо и, если останется время и день окажется не слишком утомительным, то можно будет заглянуть в кондитерскую лавку на Винном рынке в Сан-Себастьяне. Кварталы там, конечно, не самые подходящие, тем более для фрейлины княгини, но они ведь с матушкой изредка заходили туда, когда выбирались за покупками. К тому же Франсуазе до зубовного скрежета захотелось вспомнить вкус того восхитительного печенья, которое с виду напоминало морские ракушки, вместо жемчужины скрывающие изумительный крем. Для нее это было любимым лакомством детства, едва ли удалось бы вспомнить что-то вкуснее.       — Уверены, что успеется, госпожа? — осторожно уложив платье, словно это была самая ценная в мире вещь, на спинку кресла у камина, Женевьева направилась к кувшину со свежей водой и металлическому тазу, обустраивая там все для утренних процедур своей хозяйки.       — Уверена, — девушка неторопливо сползла с кровати, и подошла к своей служанке, ловко минуя зеркало, лишь бы не видеть свой мятый со сна облик. — К тому же, — опуская руки в таз с ледяной водой, на поверхности которой плавали свежие лепестки роз, продолжала она. — Мне нужно по просьбе господина Бенуа пройтись по Винному рынку. Мы решили пойти путем наблюдений и выводов.       Плеснув в лицо водой, Франсуаза почувствовала, как по коже поползли мурашки.       — Что за путь такой? — хмыкнула Женевьева, услужливо подложив на тумбу свежее полотенце, сама же направилась к огромному платяному шкафу.       Девушка плеснула в лицо в последний раз, и, отклеив от щеки прилипший лепесток, потянулась к полотенцу.       — Нужно разузнать у виноделов, какие новинки они могут предложить для дворцовых игр в саду, и договориться о дегустации для меня и господина Бенуа. Ох уж эти игры… Столько мороки, а так быстро заканчиваются, — она грустно вздохнула. — К тому же, я сама вызвалась прогуляться в сторону рынка. Выбрать ткань для нового платья и таким образом совместить приятное с полезным.       — Госпожа, а позволит ли вам господин де ла Тур выходить за пределы дворца? Там же бестия. Да и наши благородные рыцари так и не вернулись с ведьмаком, а уже прошло целых две недели, — женщина открыла изукрашенные позолоченными вензелями и завитушками дверцы шкафа, и задумчиво осмотрела многочисленные платья, выбирая что-нибудь подходящее для прогулки по городу.       Франсуаза только фыркнула, заставив служанку обернуться и недоумевающе осмотреть госпожу с головы до ног.       — Его дозволение мне не потребуется. Через три дня состоится игра, а там до турнира рукой подать. Значит, я не могу остаться без нового платья. Не бестия же мне его принесет, право слово! И потом, я ведь не рыцарь. Чего мне бояться? — небрежно отбросив влажное полотенце на край тумбы, девушка торопливо направилась к ширме.       На утренний чай опаздывать было нельзя, сколько бы ни было выпито накануне и какой бы тяжелой ни была с утра голова.       Женевьева вытащила янтарного цвета сатиновое платье с расшитым темной нитью подолом и поторопилась к нетерпеливо поджидающей ее хозяйке. Ее бы воля, она бы теперь ни за что бы не отпустила госпожу Леру для праздных прогулочек по городу, когда в Боклере орудует бестия, но кто она такая, чтобы возражать молодой фрейлине, которой прислуживала? Женевьеве и без того было дозволено гораздо больше, чем ее товаркам. Вон, служанка Вивиенны могла заходить в ее комнату лишь по расписанию, и только лишь для того, чтобы сменить воду, заправить постель и помочь с утренним туалетом. Нинон, что прислуживала первой фрейлине княгини, должна была в присутствии своей госпожи постоянно молчать и даже дышать через раз, якобы ту лишний шум очень раздражал. А вот Рени, что находилась подле второй фрейлины и служила ей верой и правдой уже более пяти лет, обязана была остричь свои косы, лишь бы не смущать свою госпожу их необычайной красотой. Так что жилось Женевьеве очень даже неплохо, но это совершенно не означало, что взбалмошной Франсуазе не стукнет в голову что-то страшное и она не заставит свою служанку, к примеру, оттяпать себе мизинец на правой руке или хранить обет молчания, как Нинон. Посему и оберегала она свою госпожу как зеницу ока, но за грани старалась не выходить, чтобы не склонить хозяйку к чему-то эдакому. Так что осталось уповать только на де ла Тура и его неистребимое чувство осторожности.       Утренний туалет занял чуть меньше времени, чем обычно. Франсуаза не унимаясь рассказывала о своих грандиозных планах, а Женевьева думала только о том, как бы бестия не забрала еще и ее госпожу. Но виду упорно не подавала, мягко улыбаясь и постоянно кивая отвечала лишь что-то вроде: «чудесно», «прекрасно», «да что вы говорите!».       В шесть тридцать утра девушка покинула свои покои при полном параде. Стараясь сильно не шуметь, она медленно, ступая на одних лишь носочках, чтобы каблуки не слишком громко касались мраморного пола, неторопливо двигалась в сторону длинной изогнутой лестницы на первый этаж. Сегодня можно было пройтись и обычным путем, не срезая углов и насладиться просыпающимся дворцом.       В обеденный зал она спустилась к семи часам, практически бесшумно войдя в двери. Вот только внутри никого не было, кроме служанок, что мелькали у стола, укрывая его расшитой серебром скатертью и расставляя широкие вазы для роз, и капитана де ла Тура. Тот, уложив на край стола свои перчатки, удивительно осторожно держал фарфоровое блюдце и ушко белоснежной чашки, и неторопливо пил чай. Со стороны кухни доносился сладкий запах ореховых рулетиков и свежеиспеченного хлеба.       Франсуаза, целомудренно сплетя пальцы рук, неторопливо двигалась к столу, слушая как приятно шуршит подол ее платья и дивясь тому, что этот звук ее очень успокаивает.       — Как необычно видеть вас не спешащей сбить с ног всю прислугу в попытках добраться до своего места за столом, — капитан заговорил первым, учтиво склонив голову в знак приветствия, и пригубил чай.       Девушка улыбнулась, легко поклонившись в ответ и только чудом не раскраснелась. Что ж, самое время попробовать разыграть диалог так, чтобы у капитана не осталось вопросов насчет ее отбытия в город. Ведь Женевьева наверняка была права: капитан вряд ли одобрит праздные прогулки в такое неспокойное время.       — А мне непривычно видеть вас столь… — она на мгновение замолчала, специально выдерживая паузу для привлечения внимания.       — Столь? — спросил де ла Тур, чуть вскинув густые черные брови.       — Столь расслабленным и умиротворенным, — закончила она, дрогнув уголками губ, замечая, каким взглядом посмотрел на нее капитан гвардейцев.       Капитан с удивлением почувствовал тепло от слов девушки, но по привычке остался серьезен. Он опустил взгляд, подозрительно долго всматриваясь в чаинку, кружащуюся на поверхности чая, но с ответом не спешил. Франсуаза задумалась, не сболтнула ли она лишнего, когда голос капитана застал ее врасплох и заставил опереться на спинку стула, на котором обычно восседала княгиня.       — Я уже и не помню, когда мог позволить себе такую роскошь, госпожа Леру.       Девушка тут же улыбнулась, решаясь позволить себе немного фривольности:       — Тогда позвольте мне немного вас порадовать... Скажем, порцией изумительного печенья. В детстве оно всегда поднимало мне настроение, а его вкус заставлял на мгновение забыть о любых неприятностях.       Она улыбнулась так искренне и непринужденно, что де ла Тур едва не подавился чаем, который так некстати решил отпить. С трудом сделав слишком громкий глоток и сдерживая подступивший кашель, он некоторое время всматривался в лицо девушки, не понимая, что он пытается высмотреть в этих голубых, словно небо над Туссентом, глазах, в ровном разлете бровей, аккуратном длинном носике и улыбающихся бледноватых, но пухлых губах. Резко одернув себя, он нахмурился, переведя взгляд на служанок, которые расставляли вазы, лишь бы не выдать своей возмутительно неуместной заинтересованности фрейлиной княгини.       — С вами все в порядке, капитан? — Франсуаза заметила замешательство на лице мужчины и едва удержалась, чтобы не улыбнуться широко и победоносно.       Пока она знала только пять секретов, как завоевать внимание мужчины на расстоянии или во время беседы без соприкосновений: показать на своем лице симпатию и восхищение, смотреть исключительно в глаза, всем своим обликом показывать легкость и женственность, подстроиться под его темп речи и дыханию и, наконец, всегда держать налет легкой интриги.       Сегодня Франсуаза использовала на де ла Туре лишь три хитрости из пяти, известных ей: нашла на его лице то, что вызывает в ней неподдельное восхищение, и это были, как удивительно, нос и губы, смотрела только в глаза, когда он удостаивал ее взглядом, а еще раньше — вошла в обеденный зал легкой, непринужденной походкой в удачно подобранном платье, и в конце концов сразила его неожиданным предложением. У капитана дворцовой гвардии просто не оставалось шансов устоять, и он неизбежно должен был сдаться под напором женских чар.       Вот только де ла Тур, наконец, усмехнулся и, не прекращая улыбаться, поднес чашку к губам, допивая чай.       — Вам что-то нужно от меня, госпожа Леру? — внезапно спросил он, заставляя девушку широко распахнуть глаза и приоткрыть свои восхитительные губки.       Он перевел на нее взгляд, и негромко и необидно рассмеялся.       — Вижу, что я оказался прав. Ну что же, — он передал оказавшейся рядом служанке пустую чашку и потянулся к своим перчаткам. — Я слушаю вас. Постараюсь исполнить любую вашу просьбу. В пределах разумного, конечно же.       Франсуаза, наконец, отмерла и не выдержав, рассмеялась в ответ, полностью наплевав на этикет: демонстрируя ровный ряд зубов, и даже не прикрыв рот рукой.       — А вы не так-то просты. Верно, капитан?       — Стал бы я капитаном княжеской гвардии, если бы был прост?       Девушка качнула головой, отчего короткие пряди волос у щек и лба мило подпрыгнули.       — Ну что же, хочу вас уведомить, что сегодня должна съездить в Сан-Себастьян, чтобы посетить Винный рынок. Надеюсь, вы не будете приставлять ко мне гвардейца для защиты, или того хуже, отговаривать от исполнения моих прямых обязанностей?       — Зря надеетесь, госпожа, — натянув перчатки, он завел руки за спину, расправив плечи и выпрямив спину, словно находился перед самой княгиней, не меньше. — Препятствовать исполнению ваших обязанностей я не стану, но для вашей же безопасности один из моих лучших людей будет сопровождать вас во время всего вашего пребывания за стенами дворца.       — Пресвятой Лебеда… — обреченно выдохнула Франсуаза. — Вы серьезно?       — Вполне, — немедленно ответил капитан де ла Тур. — И даже не надейтесь ускользнуть. Я ведь стою за вашей спиной всю трапезу, — добавил он, заметив, как на лбу девушки между бровей залегла морщинка.       В самом деле, на что она надеялась? Могла ведь просто уйти, предупредив лишь саму княгиню или первую фрейлину. И зачем вообще решила объявить о своем решении капитану княжеской гвардии? Для успокоения совести или же просто ради того, чтобы увидеть его реакцию? И значит ли этот его не терпящий возражений тон хоть что-то? Ей оставалось лишь гадать.       Возразить Франсуаза не успела, хоть и придумала хлесткий ответ специально для де ла Тура: в обеденный зал вошли остальные фрейлины, а сам капитан отошел чуть в сторону, занимая свое привычное место у стены рядом с небольшим столиком, заставленным чистыми тарелками и заваленым стопками салфеток. А в тот момент, когда в зал внесли огромное металлическое блюдо с ореховыми рулетиками, на пороге появилась княгиня в весьма приподнятом расположении духа. Традиционный завтрак в княжеском дворце Боклера начался.