Рысь и Горностай - 2

Диана вглядывалась в старую карту — большой лист потемневшего от времени пергамента с черными и красными значками и надписями. С нее нужно было перенести на новый лист названия монастырей, крепостей-бургов и селений, обозначить границы владений, реки, топи, дороги, препятствия на пути, расположение мостов и бродов и тому подобное, а главное — добавить новое, вновь построенное или не указанное прежде. Карта должна была быть подробной, ведь за последние 2-3 года в Бретани изменилось так много! Смена верховной власти, междоусобицы и завоевания северян привели к новому перекрою огромных территорий, перемещению границ, разрушению одних крепостей и постройке других, оттоку простого люда со спорных и подконтрольных норманнам земель. Архиепископ Герард много рассказывал Диане о том, что и в прежние времена в монастырях Бретани пытались, по примеру римлян, создавать интерарии — многостраничные книги-указатели гигантских размеров. Высотой они были в человеческий рост, и чтобы перевернуть хотя бы одну страницу, требовалась большая сила. В интерариях перечислялись все дорожные переходы и расстояния каждой из существовавших на тот момент римских дорог, в них же указывали наименования городов и монастырей по пути следования. Прежде чем отправиться в дорогу, странствующие монахи могли скопировать для себя нужную страницу. Но миряне редко пользовались этим достижением науки, ибо грамотных среди них было мало, и чаще у торговцев и воинов в ходу были самодельные карты-схемы почти без надписей, но со значками, указывавшими населенные пункты, реки, леса и овраги, а также специальными значками выделялись опасные для путников места — где водится много волков, где опасная переправа через бурную реку, где удобно приставать к берегу драккарам набежчиков-северян. Архиепископ намеревался вновь наладить работу над интеррариями, но Диана считала, что карта, которую воины или торговцы легко могут брать с собой в путь, гораздо полезнее… Сзади послышались шаги, слишком лёгкие, чтобы пришедший оказался взрослым. Конечно, это был Ален. Подошел и уселся рядом, ожидая, когда она освободится. — Скоро подадут обед, — сказала она, не прерывая работы. — И я как раз закончу. Ох, Ален, опять под глазом синяк! По-моему, тебе нужно получше отрабатывать технику защиты, а не только нападения, чтобы не подпускать противника близко к себе! — Сегодня было и нападение, и защита, и снова нападение! — гордо заверил он. — Должен же я был поставить на место этого хвастуна! Я поколотил сегодня Паску… — Что? Это плохое слово, Ален! Ведь тебя обучают здесь не только боевым приемам, но и благородным манерам! — Почему плохое? — удивился Ален. — Это же его так зовут. Ну, мальчика, с которым я не поладил. Его имя Паску! — Ну и имя! — удивилась она, с трудом удерживаясь от смеха. — Вообще-то он Паскветен, но это так длинно, как у взрослого бретонца. Вот его пока и называют сокращенно — Паску. Вообще же Паскветен был ровесником Алена, одним из будущих оруженосцев, которые проходили воинское обучение в Ренне. Эти мальчики были младшими сыновьями местной знати, а некоторые — круглыми сиротами, которых герцогская чета взяла на свое попечение, пока не подрастут. Мальчики обучались владению мечом и секирой, стрельбе из лука, верховой езде и многому другому, что надлежит уметь воину. Кроме того, им преподавали латынь, арифметику, риторику, историю и придворный этикет. Изучение наук было здесь новшеством. Прежде это считалось прерогативой священнослужителей. Воины, даже знатные, умели разве что написать собственное имя, а уж кто такой Геродот и что представляет собою Диалог Алкуина с Пипином, и вовсе не имели представления. Но теперь пришли другие времена, когда без знаний, одним только мечом, всего не добьешься! Ален проходил обучение вместе с юными бретонцами, легко влился в их возбужденно-веселое и буйное сообщество и нашел себе друзей. Только с Паскветеном у них установилось нечто вроде соперничества. Возможно, так получилось из-за того, что Ален был сильнее многих соучеников, да и уже неплохо освоил грамоту, зато Паскветен раньше других начал изучать воинскую науку, за 5 лет обучения успел многое освоить и бился даже изощренно, был признан одним из лучших, но при этом письмо и счет давались ему туго. Оба мальчика были рослыми и крепкими для своих лет, предки их были воинами, и оба тоже мечтали ими стать. И у обоих не было родителей. — Мой отец погиб в бою, обороняя наш бург от норманнов ярла Гуннара, которые явились разграбить его! — с гордостью говорил Паскветен. — Отец снес головы двоим северянам так, что они катились по земле, как кочаны капусты! Потом еще одного проткнул мечом насквозь, как будто тетерева на вертел насадил! Тогда язычники поняли, что его так просто не взять и расстреляли стрелами, которые они пускали сверху, взобравшись на крыши домов. Ну, а потом уж они все сожгли. И бург, и часовню, и дома. За это, когда я вырасту, рассчитаюсь с ними! За каждого из наших воинов умрут трое норманнов, за отца — шестеро! Сам герцог сказал, что я хорошо сражаюсь и должен стать воином не хуже, чем был отец. Это было правдой. Герцог иногда приходил посмотреть, как идут занятия, и в один из таких визитов удостоил Паскветена своей похвалы. Мальчику это было тем более лестно, что вместе с супругом здесь же была госпожа Оргэм, а среди сопровождавших герцогиню девиц выделялись золотисто-рыжие кудри ее маленькой родственницы и воспитанницы, девочки по имени Маэлин. Эта девочка любила наблюдать, как обучаются будущие рыцари, и не в меньшей степени любила показать себя. Паскветену давно нравилась юная кокетка, но Маэлин в последнее время все чаще искала взглядом Алена. Франкский мальчик никак не мог понять, почему эта рыжая действует на него как-то странно. Только что он был бодр и полон решимости разить супостатов, хоть пока и учебных, направо и налево. Но вот прошла мимо Маэлин в своем зелёном, цвета незрелого яблока, платье, и тут же к щекам прилила кровь, а ноги стали какими-то ватными. Девочка давно жила при герцогине, с некоторыми из здешних ребят была знакома, и иногда после занятий даже болтала с ними. Ален очень хотел, но ни разу не решился заговорить с нею, да и не очень понимал, что такое с ним происходит при виде этой девочки. Но вот Паску кое-что заметил и понял. Он не собирался уступать Маэлин чужаку. И потому особенно нетерпеливо ждал ее следующего появления. Он желал победить Алена у нее на глазах, чтобы поняла, наконец, кто есть кто! Но судьба в тот день распорядилась по-своему. Герцогиня Оргэм удостоила своим присутствием занятия в классе, и, как нарочно, явилась вместе с Маэлин именно на урок латыни. Учёный пожилой монах Антоний поступил так, как поступают в таких случаях все учителя — спросил урок у лучших учеников. Стараниями не только благочестивого Антония, но и Дианы, Ален в последнее время осваивал латынь хорошо. Вот и сейчас он без запинки прочел текст шестой главы Евангелия от Луки: Ut qui audiendo, dico: diligite inimicos vestros, facere bonum, his, qui oderunt vos, Benedicite maledicentibus vobis, et orate pro persequentibus vos scandalizat. Ad eum, qui percusserit te in maxillam tuam, da alia unum, et nolite prohibere eum qui tollit tua exterioris vestimentum ex accipiens shirt. Daret, ut omnis, qui petit de te, et non postulant retro ab eo qui fuerit tua. Et sicut vultis ut faciam vobis, ita et vos ad eos. Et si diligitis eos, qui vos diligunt, quid gratias tibi, quia quod? peccatores quoque, amore eorum, qui diligunt eos. Et si bonum est qui faciat bonum, ut tu, quid gratias tibi pro ea? peccatores idem faciunt. Et si mutuum dederitis his, a quibus vobis spes accipere, retro, quod gratias tibi, quia quod? peccatores quoque commoda, ad peccatores, in ordinem redire, idem. (Кто слушает, я говорю: любите своих врагов, делайте добро тем, кто ненавидит вас, Благословляйте тех, кто проклинает вас, и молитесь за тех, кто оскорбляет вас. Тому, кто ударит тебя по щеке, подставь другую, и не мешай тому, кто забирает у тебя верхнюю одежду, взять рубашку. Отдавайте всем, кто просит вас, и не требуйте ничего взамен от человека, который был вашим. Как будто ты хочешь, чтобы я сделал это, а ты — с ними. И если вы любите тех, кто любит вас, за что вам за это спасибо? даже грешники любят тех, кто любит их. И если это хорошо, кто делает вам добро, то за что вас за это благодарят? грешники делают то же самое. И если вы даете взаймы тем, от кого надеетесь получить обратно, за что вас за это благодарят? ибо грешники также приносят пользу грешникам, чтобы вернуть то же самое). Паску позеленел от зависти, ибо Маэлин, казалось, вся обратилась в слух, даже приоткрыла ротик во время чтения. — Отрадно видеть, когда мальчик отличается не только силой, но и тягой к знаниям, — сказала герцогиня. Ален радостно покраснел от похвалы, а Паску ещё больше разозлился. К следующему уроку мальчики должны были переодеться в стеганки из толстой бычьей кожи. На сегодня занятия в классе были завершены, следующий урок — обучение приемам боя на мечах. И не только это. На плацу они, разбежавшись, прыгали через деревянного коня; и здесь же, немного в стороне, было установлен и ещё один снаряд — громадное вертящееся чучело в панцире, которое в руке держало длинный кол. Надо было ударить чучело, и в то же время успеть увернуться от кола, которым оно быстро отвечало на каждый выпад. Маэлин отстала от фрейлин, делая вид, что в башмачок попал камень. Мальчики шли с урока попарно, и как только Ален поравнялся с нею, Маэлин выпрямилась, сунула ножку в башмачок и пошла рядом с ним. — Как ты хорошо читаешь! — проговорила девочка. — Правда, сама я пока не сильна в этой премудрости, но слушать люблю. И поскольку Ален от неожиданности не находил слов для ответа, девочка рассмеялась и продолжила разговор сама: — По-моему, ты нездешний. Откуда ты приехал? — Из Нейстрии, — смущенно проговорил он. — С мессиром Гастоном, верно? Мое имя Маэлин, я в родстве с ее светлостью и живу при ней, потому что сирота. А как тебя зовут? — Мое имя Ален. — Ален — и все? Читаешь по книге ты бойчее, чем рассказываешь от себя! А как ты оказался в свите мессира? Кто твои родители? Ален чуть помедлил, ибо вопросы Маэлин застали его врасплох. — Он подкидыш! — глумливо бросил Паску, шедший в передней паре. — Я не тебя спросила, Паску! — фыркнула Маэлин. — Сир Гастон — мой дядя, — пояснил Ален. — Это всем и так известно! — не отставал Паску. — Да и как можно не знать того, о чем ты уши всем прожужжал? А вот отец твой кто? Поведай нам, убогий! — Он брат мессира Гастона и, как и я, бастард. И хватит этих расспросов, Паску, ты сам убогий и суешь нос не в свое дело! — Да? — усмехнулся Паскветен. — Интересно, как ты мне это запретишь? Дяде пожалуешься? — Зачем? — глаза Алена метнули молнию, но внешне он сумел остаться спокойным. — Для того, чтобы поставить на место невежу и грубияна, мне помощь не нужна! — Ха! Ален, тебе со мной не справиться! Ты неуклюжий, как увалень из села, и сразу видно, что занимаешься без году неделя! — И все равно я до сих пор побеждал тебя пять раз из десяти, что мы схватывались с тобой! — не растерялся Ален. — Все равно я лучше бьюсь, чем ты! — Однако же, я проучу тебя, Паску! — Интересно, как? — Увидишь после уроков! С тех пор они дрались несколько раз, и верх брал то один, то другой. Все это Ален сейчас и рассказал Диане. Она, сама прошедшая ту же науку всего несколько лет назад, была вполне довольна им. — Но всё-таки помни, о чем я тебе говорила! Оборона — пока твое слабое место. Занимайся усерднее! А с латынью ты молодец. Понял теперь, что не зря учился? Науки иногда помогают и в бою. Ты знал об этом, Ален? — Нет, — удивился он. — А как может помочь в бою латынь? — Мне она помогла победить, а моему брату Гонтрану — взяться за ум и начать учиться! И Диана рассказала, как они с братом, будучи в возрасте Алена, соперничали и пытались превзойти друг друга в знании боевых приемов. При этом она была сильна и в обучении наукам, а Гонтрану они давались неважно. Мальчик злился и обзывал ее книжным червем и сухарем, а Диана все равно обожала красивые и звучные изречения древних философов и учёных христианских богословов. Отец Августин, всегда поощрявший учение, сделал для нее целую подборку таких цитат, и девочка старательно заучивала их наизусть. Особенно же ей почему-то понравилось: «Sic transit gloria mundi». О, как это звучало! Стоявшей за аналоем Диане сразу чудилось, что не в библиотеке она, а на поле славной битвы, в дыму сражения, верхом на коне — гордая воительница, от которой бегут врассыпную вражьи полчища! Правда, фраза эта имела совсем другой смысл. Она переводилась: «Так проходит слава мирская», и капеллан объяснил, что слова эти звучат во время церемонии вступления в сан нового Папы, перед которым трижды сжигают клочок ткани — в знак того, что всё земное призрачно, изменчиво и тленно. — Значит, так можно выразиться, когда речь идет о чём-либо утраченном или потерявшем смысл? — уточнила Диана. Получив утвердительный ответ, она не огорчилась. Хоть цитата оказалась не слишком подходящей для победительницы, девочка все равно придумала, как ее использовать в жизни. На следующем занятии, как только ей удалось выбить у Гонтрана меч, Диана торжествующе выкрикнула: — Sic transit gloria mundi! И звонко расхохоталась. Ведь теперь-то этот хвастунишка Гонтран не сможет утверждать, что он всегда лучший! Время шло, она владела мечом все искуснее, и все чаще раздавался после занятий ее ликующий смех и та самая фраза. Самолюбие долго не позволяло Гонтрану спросить Бретонку, что означает ее странный боевой клич. Но однажды, когда Диане удалось ловкой подсечкой сбить его с ног, и над плацем опять победно прозвучало: — Sic transit gloria mundi! он поднялся на ноги и сердито спросил: — Объяснишь ты мне, наконец, что за баба эта самая Глория Мунди? — И с тех пор твой брат стал учиться лучше? — со смехом спросил Ален. — Да! Самолюбие пересилило лень, он начал прилежно заниматься, и впоследствии герцог Парижский даже взял его к себе в помощники. А разве сделал бы он это, будь Гонтран невежественным дикарем? Ален согласился, что вряд ли было бы так. — По-моему, ты еще о чем-то хочешь меня спросить, — догадалась Диана, отодвигая свои карты и чернильницу. — Да! Возьмете ли вы меня с собой в Редон? — Это как скажет твой дядя! Но думаю, у него нет причин не взять тебя в эту поездку. — Разумеется, возьму! — Гастон только что вошел и слышал последние фразы. — Алена хвалят его наставники, да и посмотреть, как строятся укрепления, ему не помешает. — Замок, который воздвигается в Редоне, будет даже сильнее укреплен, чем в Верже? — обрадованно спросил Ален. — Да, это так. Ведь после Редона начинаются уже земли принца Рудала, а именно он представляет сейчас серьезную угрозу. От его набегов может опустеть все приграничье, если сейчас не дать отпор. Да и граница с владениями Матьедуа, графа Поэра, тоже проходит там. Нам на руку то, что между ним и Рудалом нет мира, и оба распыляют силы на междоусобицу, но надеяться только на это, воюя с такими сильными и коварными врагами, мы не можем! Таким образом, Ален получил разрешение на поездку и до самого вечера выглядел абсолютно счастливым. Еще бы, ведь в Редон будет сопровождать герцогиню и Маэлин! Туда же герцог решил взять с собой и наиболее отличившихся будущих оруженосцев, а значит, там будет и Паску. Что ж, если снова начнет задираться, Ален поколотит его еще раз, только и всего! — Я проучу его там как следует! — говорил в это время Паскветен своим закадычным приятелям, Морвану и Ратиану. — Будет знать, как хвастать и глазеть на наших бретонских фрейлин! — А почему здесь не проучить? — спросил подвижный темноволосый Морван. — Да потому что как раз там, в Редоне, есть подходящее место, чтобы сбить спесь с этого умника, научившегося сюсюкать на академической латыни! Вот тогда все поймут, что он трус, которому только и место, что среди монахов. — Расскажи! — придвинулся к нему рябоватый крепыш Ратиан. — Поклянитесь сперва, что не разболтаете! Оба тут же дали клятву. — Ну, так вот! Меня отец, мир его праху, брал с собой в Редон. И показывал старые заброшенные каменоломни недалеко от города, где в древние времена римляне добывали камень для строительства дорог и всего остального. Потом римляне ушли, дороги больше не строились, было много войн… Про каменоломни все забыли. Но там под землёй все испещрено ходами! Я даже залезал туда, пока взрослые были заняты. Вот если заманить его туда и оставить, он же сам не выберется! — Ты что, убить его хочешь? — спросил Морван. — Нет, Паску, так не пойдет! — Глупый, кто говорил тебе о смертоубийстве? Мы его только попугаем, а после сами же и спасём. Пусть несколько часов потрясется от страха, поплачет! — А если он потом пожалуется? — Нет. Мы сначала все дадим клятву… — А сами-то мы там не заблудимся? — спросил более рассудительный Ратиан. — Мы сделаем метки, о которых он знать не будет, так что мы сможем найти дорогу, а этот любитель латыни — нет. Это окончательно убедило обоих приятелей Паску, и троица принялась обсуждать детали своего плана. Пока в Ренне шла подготовка к отъезду в Редон, колдунья Девона стояла перед Ригуром, главой друидов. Бревенчатый чертог, в котором они встретились, был затерян в глухих чащобах, и дорогу туда знали не многие. Даже Девона не добралась бы сюда сама. Ее встретили и привезли сюда наиболее доверенные друиды, помощники Ригура. Обычно он сам призывал Девону, если требовалась ее колдовская сила или знание ядов. Случалось это редко, ибо Ригур сам владел древней бретонской магией... хотя и не был в ней так силен, как его предшественник и учитель Дэрог. Сейчас вообще много изменилось. Уже не имели друиды столько власти, как в старые времена. Вера в древних богов не так сильна, как прежде, и все больше бретонцев обращаются в христианство. Не по нраву им всю жизнь прятаться в лесах, да и манит к себе большой мир. Чтобы удержать их от этого, нужно было нечто большее, нежели рассказы о былом могуществе бретонских вождей, да о старых временах, когда народ Арморики не знал креста. Не испугаешь молодых рассказами о том, что отказ от старой веры разгневал богов, и это стало причиной несчастий — норманнских нашествий, страшных болезней, ухода дичи и голода… Потому Ригур сегодня и принял у себя эту женщину. Они были одеты почти одинаково — в длинные балахоны грубого холста. С шеи старого друида свисало ожерелье из зубов медведя и костяные амулеты, на поверхности которых виднелись вырезанные руны, столь древние, что мало кто из ныне живущих смог бы понять их значение. Похожий амулет, но только один, носила и Девона. — Думаю, ты растратила впустую свои умения, Девона, — сурово говорил друид. — Как могла ты не знать о том, что ждёт Бренну? Мне ведомо, что ты предсказывала ей судьбу. — Это так! — ведьма мрачно усмехнулась. — И я сказала ей сразу и повторила потом, что она должна немедленно забрать детей и уехать в город Ванн! Она же не сделала этого, ибо жажда власти всегда была ее уязвимым местом. О да, Бренна потому и не достигла высот в магии, что не умела отрешиться от суетности и выбрать главную дорогу для себя! Она желала поступить по-своему, отомстить и победить, хоть ее время и прошло. И только потому она не уехала после того, как я предрекла ей беду, если она останется. А потом, когда всё-таки вняла мне, было уже поздно! Время не ждёт, о Ригур! — Ладно, — холодно ответил друид. — Что же дальше? — При известии о гибели детей она лишилась чувств, а затем впала в сон, похожий на летаргию, и с тех пор не приходила в себя. Я поняла, что это знак свыше, и привезла ее к тебе, великий Ригур. Ведь ты Верховный друид, а до тебя им был отец Бренны. Кому, как не тебе, решать ее судьбу? Ригур кивнул, пряча в густой бороде усмешку. Наверно, так усмехался бы волк, если бы умел это делать. Теперь, когда влияние друидов поколебалось, появление здесь Бренны можно использовать. Предшественник Ригура, великий Дэрог, был могуществен и пользовался непререкаемым авторитетом в лесах, по одному его слову тысячи лесных жителей поднимались на мятеж против чуждой веры, готовы были рушить монастыри, убивать священников и принять смерть самим! Бренна — дочь Дэрога, единственная, кто ещё жив из его рода, и если бретонцы увидят, что она на стороне Ригура и, более того, выполняет его волю… О, тогда они перестанут разбегаться, снова потянулся к капищам, и загорятся, как встарь, священные костры во славу древних богов! — Хорошо, — произнес Ригур бесстрастно. — Можешь остаться и помогать мне здесь. Великому друиду нельзя было докучать расспросами, но Девона все же спросила: — Что будет с Бренной, мудрейший? — Пока останется такой, как есть. Пробуждение причинило бы ей смертельную боль и не нужно сейчас, оно может убить ее. Однако она дочь Дэрога Великого, в ней его кровь, а значит, все равно сможет послужить нашему делу. Теперь ступай. Оставшись один, верховный друид поднялся в бревенчатую башню, где он приказал разместить Бренну. Бывшая некоронованная владычица Бретани лежала неподвижно на широком, застланном мехами ложе, к которому вели три ступени. Она была облачена в белый льняной наряд, распущенные волосы создавали подобие драгоценного золотого покрывала. Теперь, когда никакие человеческие страсти не волновали эту женщину, она казалась совсем молодой. Как в тот день, когда Ригур впервые увидел ее в священной роще друидов. Ему подумалось вдруг, что этой красавице не суждено, как видно, найти покой и счастье на земле. Такова ее судьба — страдать самой и мучить других. Когда-то, много лет назад, Бренну похитили с собственной свадьбы. Вернулась она ожесточившейся, и тут же стала вместе с отцом вдохновительницей кровопролитного мятежа. Тогда погибло много людей, язычников и христиан, сама же главная мятежница спаслась и стала женщиной Урмаэлона Корнуайского. Она владела столь многим, но вот теперь лежит здесь без движения, и другие будут решать ее судьбу. И веселье, и скорбь стали одинаково чужды ей, а где блуждает в это время ее бунтующая, страстная душа, ведомо одним богам! Если бы Ригур был силен в латыни, мог бы сейчас, глядя на нее, сказать: — Sic transit gloria mundi! Но он не знал этого, и потому молча вышел наружу.