Рысь и Горностай - 2

Луиза Мне только что исполнилось восемнадцать, а жизнь в очередной раз круто изменилась. Мессир Гуго, мой супруг, скончался от лихорадки. Как странно порой распоряжается людьми судьба! В этом году выдалось жаркое и в меру дождливое лето, но на несколько дней вдруг резко похолодало, и в первый же такой день мой супруг попал под ледяной дождь, слег и больше уж не поднялся. Он много лет провел в походах и битвах, был еще силен и крепок, а от какой-то лихорадки сгорел в три дня. Все эти три дня он был в полубеспамятстве и почти ничего не говорил, но вот наконец пришел в сознание, исповедался нашему капеллану, велел позвать меня и ласково, как обычно говорил со мною, сказал, что нам пришло время проститься в этой земной юдоли. Я разрыдалась. — Ну-ну, не надо, — проговорил он, касаясь мой руки ослабевшими пальцами. Потом он добавил:  — Я сильно любил тебя, Лу. А ты… ты хоть немного меня любила? — О да, да! Я люблю тебя, Гуго, — сквозь слезы говорила я. — Врешь ведь, — беззлобно улыбнулся он и чуть сжал мои пальцы. — А мне все равно приятно! Через час я приняла его последний вздох. Теперь мой супруг покоится в усыпальнице замка, рядом с первой супругой. Я, кажется, не упоминала раньше, что сир Гуго до брака со мною уже был женат? Да, был, и первая супруга умерла, не родив ему сына и наследника. Но зато она родила дочь. Та старше меня, давно замужем, и вот у нее-то сын есть! Как известно, капитулярии Каролингов не дозволяют женщине наследовать земли. Она может лишь управлять ими до совершеннолетия сыновей. У меня их нет. Поэтому все земельные угодья, замок и иные постройки и сооружения перейдут к единственному внуку моего супруга, я же получаю обратно свое приданое и вдовью долю, оговоренную отцом с Гуго еще перед нашим обручением. Это громадная сумма. Известны случаи, когда и за меньшие деньги разные негодяи похищали богатых вдов и принуждали их к замужеству. И хорошо еще, если женщина вскоре после такой свадьбы не умирала от несварения желудка или в результате внезапного падения с лестницы. Я оплакала моего дорогого Гуго, как подобает жене. Теперь он счастлив в вечности и, конечно, все знает и простил мне тот тяжкий грех. Ведь Гуго, хоть ему и недоставало широты взглядов, свойственной моему отцу, был добрым человеком и очень любил меня. Он не обижался, когда я подшучивала над частой сменой его управителей, уличенных в краже штуки полотна, или над попытками заставить сервов сорвать несколько вишенок, оставшихся после сбора урожая на самой макушке дерева, в сочетании с готовностью тратить баснословные суммы на мои наряды. Мне было больно потерять его, и отчасти страшно. Ведь привычный для меня мир теперь разрушен, а новый только предстоит создать. Каким он у меня получится? Пока не было времени подумать! По закону, да и по завещанию Гуго, я имела право остаться жить в его владениях до тех пор, пока снова не вступлю в брак. В этом случае для меня должны были сохраниться те же условия, в каких я и жила при супруге. Но я так и не сумела сдружиться со своей падчерицей, которая годами старше меня. Мы редко виделись, что не способствует развитию взаимоотношений, да и отторгнуть мою вдовью долю, проще говоря, отдать гигантскую сумму в золотых и серебряных слитках и монете, ей и ее супругу не просто, да и не очень-то хочется это делать. Но закон есть закон, да и возможности моего отца они хорошо знают, а потому — делать нечего — выплатили мне, что причиталось. Вид у обоих при этом был весьма унылый, а их приближенные шептались по углам, что несправедливо отдавать подобные суммы девчонке, которая даже родить не смогла, а теперь еще и выскочит снова замуж за какого-нибудь шалопая и станет транжирить деньги покойного супруга, которые так пригодились бы его малолетнему внуку и любящей дочери! Так что вы можете себе представить, какая атмосфера царила в замке после похорон Гуго и переезда туда его родственников. Не подумайте, что у них нет своего замка. Просто они прекрасно понимают, что так я уеду быстрее, а им только того и надо. Впрочем, это не шло вразрез с моими планами. Меня ничто не удерживало в доме, ставшим теперь чужим, а деньги были уже получены. У моей бабушки, не понаслышке знающей, что такое опасность, есть одно золотое правило: не оставайся слишком долго в обществе людей, которые знают, где лежат твои деньги. Поэтому я стала собираться в путь. Отцу я отправила письмо, но вот когда он его получит, Бог весть. Сначала послание будет отвезено в Париж, а уже оттуда, с различными герцогскими грамотами, при ближайшей оказии уедет в Бретань. Это может занять несколько месяцев. За все время, что отец с Дианой уехали в Ренн, от них пришло лишь одно письмо, и то совсем недавно. Похоже, они совершенно счастливы. Я рада за них. А вот что готовит судьба мне? Ладно, не буду пока заглядывать слишком далеко вперед! Сейчас я должна позаботиться о надежном сопровождении, ибо супруг моей падчерицы вряд ли будет ломать голову над этим. Да, он обязан выделить мне отряд охраны, но пока я ему не сказала об этом сама, вел себя так, словно это его не касается. Потом начал ныть и жаловаться, якобы у него и так не хватает людей для несения службы, все они заняты, все в разъездах по каким-то отдаленным гарнизонам, и мне он даст лишь дюжину всадников, и даже это будет трудно сделать… Пришлось резко одернуть его и вновь воспользоваться именем моего отца, чтобы получить свое! Он через силу согласился выделить две дюжины воинов. А его супруга, присутствовавшая при разговоре, нагло заявила, что при таких деньгах я могла бы нанять недостающих охранников и сама. Я и так уже понимала, что придется это сделать. Ведь добираться мне предстояло почти через всю Нейстрию, страдавшую от набегов язычников с севера, не в меньшей степени — от самоуправства и междоусобиц местных феодалов, и от многочисленных банд. У меня есть личная охрана - это шестеро прекрасно обученных вавассоров, коих приставил ко мне когда-то отец, он же и выплачивал им жалованье все годы моего замужества. Их начальник Нивард вполне надежен, он и возглавит мой отряд. Да, нанимать дополнительную охрану — дорогое удовольствие, и она не всегда бывает надежна. Но думаю, Нивард сумеет подыскать кого-нибудь. Да и можно воспользоваться помощью одного из приятелей моего Гуго, этот человек занимался вербовкой наемников и кого-нибудь посоветует. Мои средства порядком истощатся в дороге, где я должна буду кормить воинов, фрейлин и челядь, покупать ячмень и овес для лошадей и платить пошлину каждому мелкопоместному сеньору, через чьи земли проеду. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Моя компаньонка, благонравная вдова Ингунда, советует мне не торопиться в путь, а отправить послание в Шато де Монришар, чтобы бабушка прислала оттуда воинов. Но пока письмо дойдет, пока за мною приедут — это же так долго! Нет, я и так уже слишком долго слушаю едкие высказывания падчерицы, наблюдаю унылую физиономию ее мужа и терплю выходки их отпрыска, из которого они, похоже, растят грубого рубаку. Решено, нанимаю еще десяток охранников и вперед! Город Лаон Гигантские размеры Лаонского дворца были способны потрясти любого. Ещё 20 лет назад, в конце царствования последнего Каролингского императора, Карла III Толстого, этот дворец поражал ещё и роскошью, почти идеально отлаженным бытом и хорошей работой всех служб. Затем, в годы правления Карла Простоватого, уже не императора, а короля, Лаонский дворец пришел в упадок. Не хватало то хозяйского глаза, то средств на его содержание в надлежащем виде. Огромные пышные покои здесь соседствовали с пустыми помещениями, в которых даже старинная мозаика на стенах была так испорчена сыростью и разъедена плесенью, что невозможно было разобрать рисунок. В пиршественных залах и помещениях для приемов могли расположиться, не теснясь, до семи сотен человек. Залы эти поражали великолепным убранством, и в то же время в коридорах и на лестницах, ведущих к ним, освещение было очень тусклым или его не было вообще, если нерадивые слуги забывали налить в светильники масло или вовремя заменить факелы. И тогда здесь легко было было упасть и поломать кости или врезаться в стену. Тем не менее, Лаон был столицей королевства, и сотни придворных, гостей, послов, священнослужителей и просто просителей постоянно находились во дворце, многие из них здесь же и жили, а обслуживающей их челяди было в несколько раз больше. Обедали и ужинали здесь очень роскошно и помпезно, с обилием изысканных блюд и соблюдением пышного каролингского церемониала, который, однако же, не мешал пирующим через некоторое время перейти к обычной оргии. Развлечения и увеселения следовали друг за другом почти непрерывной чередой, хотя разнообразием и не отличались. Каждый вечер во дворце раздавались звуки бубнов и дудок. Шуты и уродцы-карлики с размалеванными физиономиями, увешанные бубенцами и украшенные яркими перьями, скакали и кривлялись, плясали непристойные танцы. Король и его гости поощряли фигляров хохотом и рукоплесканиями. Бросалось в глаза, что среди гостей большинство составляли молодые мужчины, все как на подбор красавцы, атлетически сложенные, очень нарядно и ярко одетые, надушенные, как женщины, а некоторые, что было хорошо заметно при ярком свете факелов, использовали даже румяна и белила. При дворе это никого давно не удивляло, всем было известно, что король Карл отдает предпочтение не дамам, а красивым юношам. Что, впрочем, не помешало ему заиметь несколько внебрачных детей от разных женщин. Законного же наследника у короля пока не было. Сейчас был поздний вечер. Веселье было в самом разгаре. И все во дворце знали, что закончится оно лишь на рассвете, когда вино и усталость свалят даже самых стойких. Но рано утром повара, кондитеры и хлебопеки бросятся к своим печам и плитам; дворцовая челядь начнет делать уборку и наводить всюду чистоту, дабы сеньоры, проснувшись, видели вокруг себя лишь красоту, блеск, приятные ароматы и истинную гармонию во всем. Так происходило здесь изо дня в день. Архиепископ Реймский Эрве, высокий, представительный человек лет пятидесяти, проследовал мимо пиршественного зала, не обращая внимания на ставшие давно привычными разухабистые песни и оглушительный хохот. У архиепископа всегда много дел и забот, а если он одновременно еще и канцлер королевства, то их количество становится втрое больше. Дня и ночи для него не существует. Вот почему Эрве, канцлер короля Карла Каролинга по прозвищу Простоватый, хотя время было и позднее, не отправился отдыхать в свои покои, а прошел по верхней галерее, опоясывающей пиршественный зал, затем свернул на узкую, тускло освещенную чадящими факелами лестницу, спустился по ней на два этажа и, пройдя по длинному коридору, исчез в проеме одной из выходивших в него неприметных низких дверей. — Тот человек уже прибыл? — спросил Эрве сопровождавшего его нотария. — Да, ваше преосвященство, он ожидает. — Хорошо. Прямо сейчас сходишь и приведешь его ко мне. Архиепископ оказался в небольшом покое, где обычно принимал своих шпионов, лазутчиков и прочих лиц, чьи сведения были для него важны, а присутствие нежелательно предавать огласке. Он расположился в высоком кресле перед очагом, которое было намеренно поставлено так, чтобы лицо канцлера оставалось в тени, собеседник же его должен был быть хорошо освещен. Отблески огня играли на украшавших двурогую митру драгоценных жемчугах, высвечивали массивный, усыпанный алмазами крест на золотой цепи. В коридоре раздался звук быстрых и уверенных, явно мужских шагов, чуть приглушаемый рассыпанным по полу сухим тростником. Дверь распахнулась, впуская высокого мужчину в длинном, до самых шпор, темном плаще. Посетитель почтительно преклонил колени перед его преосвященством, коснулся губами драгоценного перстня на пальце Эрве. — Поднимитесь, сын мой, — проговорил канцлер глубоким, прекрасно поставленным голосом. Тот выпрямился и отступил назад, встал напротив на расстоянии, которого требовали приличия. Взгляд его, однако же, был дерзок. В иное время Эрве не удостоил бы беседы этого человека без роду и племени, но сейчас тот был нужен королю. А значит, придется говорить с ним. Посетитель был мужчина лет сорока, плечистый и темноволосый. Черты продолговатого смуглого лица вполне правильные, но красивым его не назовешь. Возможно, виной тому было неприятное выражение, и особенно — слишком цепкий, оценивающий взгляд узковатых темных глаз. Возможно, именно эти глаза мешали сразу заметить сходство этого человека с другим, о котором сейчас и должна была пойти речь. — Итак, мессир Мелловульф, мне передали, что вы имеете важные сведения для его величества. Я готов выслушать вас. Посетитель раздраженно передернул плечом. Плащ его от этого движения распахнулся. Архиепископ успел заметить под ним тунику из дорогого фризского сукна и тяжелый кованый пояс, на шее блеснула толстая золотая цепь. Да, видно, правду говорят, что человек этот не имел привычки в чем-либо себе отказывать. Но, хоть одет он был и дорого, как подобает знатному сеньору, но проглядывало во всем его облике нечто хищное, какая-то алчность, желчь и чрезмерная готовность к стычке, и это сразу выдавало в нем ловца удачи, скорее наемника, нежели вельможу. Также канцлеру было известно, что бережливостью Мелловульф не отличается, как и последовательностью действий. Этот человек был неглуп и предприимчив, но ему быстро наскучивало любое занятие, и, видимо, именно из-за этого он до сих пор не сумел выслужить ни земельный надел, ни должность при дворе. А ведь до недавнего времени семейство отца всячески поддерживало этого бастарда, и он мог пользоваться связями своего брата, барона де Монришара, открывавшими перед бастардом многие двери. Но затем, после того, как из-за трусости и предательства Мелловульфа брат чуть не погиб, многое изменилось. Мелловульф был изгнан бароном с запретом появляться в его владениях во веки веков. Зато с тех пор его не раз видели в Париже, Туре, Анжере и иных местах. Что же привело его сюда, в Лаон, столицу Карла Каролинга?  — Да, я имею такие сведения, — произнес посетитель. — И готов сообщить их. Если, конечно, мои условия будут приняты. — Ваши условия мне сообщили, — сухо сказал канцлер. — Вы хотите много, очень много! — Не спорю, — усмехнулся Мелловульф. — Но то, что я сообщу, стоит этих денег! И ведь его величеству очень хочется знать то, что пока знаю только я! — Я вижу, вы подготовились к разговору. — Это верно. Всегда предпочитаю быть готовым к любым разговорам. — Тогда я вас слушаю. — Итак, ваше преосвященство, что бы вы сказали, если бы нашелся человек, который поможет отыскать и доставить в Лаон некую очень богатую юную вдову, в поимке которой заинтересован сам король? И которая словно сквозь землю провалилась с тех пор, как выехала из замка покойного мужа? — Я сказал бы, что тот, кто доставит эту даму в Лаон или укажет ее местопребывание, получит вознаграждение — две тысячи денье. — Ваше преосвященство, я вынужден сообщить, что на этом условии вы ее не получите. Вдовья доля моей племянницы составляет сумму, в десятки раз превышающую ту, что вы назвали! И это не говоря о ценностях, которые дама везет с собой — на ту же сумму, если не больше, и даме понадобятся не менее двадцати хороших крепких возов, чтобы доставить все в Монришар, замок ее отца… или в иное место! А ведь его величество желает, не так ли, чтобы этим местом стал, например, славный город Аррас? Мелло ждал ответа, но канцлер на некоторое время словно забыл о своем посетителе и, не отвечая, смотрел на пляшущие в очаге рыжие язычки огня. — Почему я должен верить вам? — спросил он наконец. — Уж не взыщите, сын мой, но ваш образ жизни далек от праведного, ничто вас нигде не держит, сегодня вы тут, а завтра — где-нибудь там, за много лье отсюда, будете предлагать свои услуги герцогу Аквитанскому или любому другому, кто готов хорошо платить. — Деньги — не главное для шевалье! — сверкнул глазами Мелловульф. — О, вот как? Что же для вас главное? — в голосе Эрве явственно сквозил сарказм. — Главное — восстановить попранную справедливость! — О да, я слышал. Ваш брат и мачеха были жестоки с вами, не так ли? И вы намерены с ними расквитаться? — Именно так, святейший! Эта корыстная, взбалмошная старуха вымещала на мне злость за то, что муж не любил ее. Брат по ее злому наущению изгнал меня, оставив без гроша, и это после того, как сам же поклялся нашему отцу, лежавшему тогда на смертном одре, что станет оказывать мне покровительство! Мало того, опять же по наущению своей матери он лишил меня единственного и горячо любимого сына, которого я много лет разыскивал! Пользуясь своим положением и связями, барон нашел мальчика первым, но не отдал мне, а потащил за собой в дикие бретонские земли. Потому я и желаю отомстить! — Хорошо, — канцлер повелительно поднял руку. — Я уполномочен вести речь о четырех тысячах. Согласны? — Хорошо, святейший. Четыре тысячи и боевой конь со всей збруей. И прекрасная Луиза через две-три недели будет в Лаоне или ином месте, какое назначит его величество. Половину суммы — сразу. — Можно ли доверять слугам, которых вы сманили на свою сторону? — спросил канцлер. — Разумеется, нельзя, — усмехнулся Мелловульф. — Но доверие тут и ни при чем. Деньги, которые им обещаны, а еще более — некоторые… гмм. события из прошлого, которые стали мне известны, делают их покладистыми, как… Он не стал говорить, кого имел ввиду, но это было понятно и без слов. После ухода Мелловульфа архиепископ еще некоторое время смотрел на огонь. — О да, это воистину подонок, — задумчиво проговорил он, поглаживая по голове сидевшую у его ног любимую борзую. — Но дела королевства должны вершиться, а есть среди них и такие, на которые честные люди просто не пойдут! Так что без подонков, выходит, пока нельзя. Что ж, я, скромный и недостойный служитель Божий, буду неустанно молиться об исправлении сего грешника! А он пусть пока послужит нашему делу! Эрве не был бы канцлером, если бы в своей жизни поддавался жалости и прочим сентиментам. В конце концов, Монришар — не вассал Каролинга. Он служит Робертину, врагу короля. А значит, никакого снисхождения! Сейчас у Карла Простоватого почти пустая казна, что не удивительно после войн, смут последних лет и потакания все время растущим запросам алчных фаворитов. Да, вот и сейчас королю понадобились деньги, и очень большие, для его нынешнего фаворита, белокурого красавца графа Альтмара Аррасского. Прежде этот граф о титуле и мечтать не смел и был простым дворцовым стражником. Король возвысил его и не переставал осыпать дарами. Но лучше всего, по мнению короля, да и самого фаворита, было бы найти Альтмару богатую супругу. Очень богатую. Это закрепило бы его положение. Но кто из знатных вассалов короля согласился бы выдать дочь или сестру за бесстыдного и безродного распутника, которому брак нужен только ради приданого? Власть короля была достаточно шаткой, и восстановить против себя влиятельных вассалов, принуждая к браку с фаворитом чью-либо дочь, он не решался. Однако же, он давно пообещал своему милому красавцу, как он называл фаворита, обеспечить и обезопасить его будущее. И теперь Альтмар, попеременно закатывая истерики и придумывая для короля все более изощренные забавы и развлечения, требовал своего. Король поручил канцлеру найти решение вопроса. Поручение было не особенно нравственным, но Эрве посвятил себя служению роду Каролингов, который он боготворил, и это было превыше всего. Да и что плохого, если огромное состояние дочки Монришара осядет на королевских землях, зачем отдавать его Нейстрии, подвластной Робертину? На эти средства можно воздвигнуть замок, и именно такую мысль Эрве решил подкинуть королю. Все лучше, чем разгульный Альтмар потратит все на свои оргии и золотые украшения, до которых он большой охотник. К тому же, граф Альтмар, хоть еще и молод, порядком поистаскался в кутежах, а короля осаждают новые, более молодые желающие стать фаворитами... Что же касается родичей юной дамы, то они, конечно, будут в ярости и захотят отомстить, но что с того, когда дело уже будет сделано? Брак все равно никто не расторгнет и не признает недействительным. Да, очень вовремя пришло в Лаон известие о внезапной смерти одного из богатейших вассалов Роберта Парижского, некого мессира Гуго, владевшего замком и обширными угодьями в долине Луары. Теперь молодая вдова, так и не подарившая супругу наследника, возвращается в отцовский замок. Разумеется, у нее будет сильная охрана. Устраивать побоище и привлекать слишком много внимания к этой истории Эрве не хотел. Но вот если за дело возьмётся человек, хорошо знакомый с кем-нибудь из окружения молодой вдовы и узнающий заранее обо всех ее перемещениях, то все очень упростится! И, похоже, такой человек был уже найден.