мы умрём где-то посреди ночи

— а ты всё-таки до конца пойдёшь, да? — конечно. я ведь такая же, как и ты. вокруг — лес и темнота. и в этой кромешной, почти насмехающейся над ней темнотой, его глаза смотрят несколько иначе, чем там — в сыром и душном подземелье. середина апреля, а снег ещё не сошёл. её тряпичные кеды промокли почти полностью, и если она переживёт эту ночь — наверняка заболеет. он не отвечает, лишь как-то едва заметно усмехается и опускает пистолет. а затем рукавом толстовки вытирает разбитый нос. она не успела нащупать эту невидимую точку, в которой всё запуталось и смешалось. а он — не успел понять, когда всё вышло из-под его контроля. зима сменилась весной, унылые завтраки и долгие пробуждения — сигаретами и бессонницей. квёлые листья на мёрзлой земле, низкие тучи, распахнутые настежь окна. в последний раз она стояла, облокотившись на широкий подоконник в его комнате, и жадно глотала ночной воздух, смешавшийся с табаком и его густым парфюмом. а он — сидел в кресле и задумчиво постукивал пальцами по обивке. — неужели всё это того стоит? его сиплый голос вернул её в эту кривую ночь. мысли рассыпались, воспоминания — серебристый тюль — схватились гнилью и порвались. отвечать не хотелось. к тому же, он заранее и слишком хорошо знал ответ. как минимум, туман и кровавая луна точно этого стоили. и скомканные простыни в его спальне. и бисеринки пота на его коротко стриженном затылке он делает шаг навстречу. и пистолет стремительно летит куда-то вниз. она осторожно повторяет пунктиром взгляда траекторию, и видит воткнувшееся в мутный и грязный снег дуло. слова не нужны. туман последних месяцев вмиг рассеивается. всё становится прозрачно. она инстинктивно отступает назад, и ноющая всё это время интуиция лопается, сбивает барьеры и заливает сознание светом. всё становится прозрачно. туман рассеивается. он сделал свой выбор. своеобразно и как-то по-своему. но они оба поняли. и это, пожалуй, главное. а вот она — ещё нет. и вырвавшаяся на миг интуиция вновь затихает и, съёжившись, уползает в угол. живот предательски крутит, сердце становится слишком тяжёлым и почему-то чересчур осознаваемым. ощущения странные, но не настолько, чтобы уходить. а ведь она может. он сделал свой ход, и теперь терпеливо ждёт её очереди. и об этом красноречиво говорит пистолет, всё ещё воткнутый в нерастаявший сугроб дымчато-серого цвета.