Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

День уже катился к финишу, Антон Андреевич устало потирал глаза, предвкушая, как отправится в ресторацию да закажет здоровый кусок мяса. И непременную рюмку той славной наливки, что угощал его тут намедни Голубцов, хозяин заведения. Неплохо бы и Якова Платоновича соблазнить ужином. Хотя тот засел с трёх часов пополудни над бумагами у себя, только перья скрипят да карандаши ломаются. Ох, не любит начальник бумажную канитель. Но Коробейников при всём желании помочь тут начальнику не мог бы: губернатор требовал отчета именно у полицмейстера. Ну ничего, сейчас он предложит Штольману обсудить дела за ужином, авось тот и рад будет сбежать от ненавистной рутины. Надеждам его не суждено было сбыться, поскольку зашумели, затопали в коридоре, и в следственную часть ворвался Чернышов, откозырял, а за ним уж вплыла важная дама – вдова отставного генерала Горина, как она отрекомендовалась. Она сурово уставила на Коробейникова лорнет и громовым голосом потребовала, чтобы проводили её к полицмейстеру. Яков Платоныч заглянул на шум и был немедля атакован рассерженной посетительницей. Разговаривать с суровыми дамами Штольман умел, как никто другой, и уже спустя несколько минут вся воинственность из вдовы исчезла неведомо куда, а сама она едва не пала на грудь ЯковПлатонычу, прикладывая к глазам изящный платочек. Выяснилось, что уже несколько дней как пропал её обожаемый брат Николай Фирсанов. А полиция ничего не делает. На резонное замечание Коробейникова, что заявления о пропаже не поступало, дама снова взвилась: она, дескать, посылала заявить о пропаже, но заявления не приняли, объявив, что рано бить тревогу, загулял, небось, братец-то. Проспится да приедет. Да что уж там, доверительно призналась она Штольману, она ведь и сама так думала. Но время идет, идет, а брат никак не возвращается. Да, он шалопай, каких поискать. Но малый добрый. Она ему всегда была вместо матери, которая рано покинула земную юдоль. Как и их обожаемый батюшка. Её муж, генерал Горин, человеком был обеспеченным, ему ничего не стоило содержать Николеньку. Стали разбираться, кто не принял заявления у генеральши, тут и выяснилось, что это Митрофан Собакин, недавно поступивший на службу, ленивый до самозабвения. Но уж очень просила за него матушка, вдова полицейского, что погиб при задержании беглого каторжника два года тому назад. Митрофана тут же вызвали, отругали, велели заявление немедля принять. Коробейников собственноручно записал со слов Гориной и заверил, что уж теперь-то они все силы положат, но братца вдовы непременно найдут. Штольман уже ушел к себе к тому времени. Горина же, пока они писали с Антоном Андреевичем заявление, всё расспрашивала, кто этот новый полицмейстер, да давно ли прибыл на службу, каково его семейное положение, и что с прежним начальником сталось. Антон отвечал скупо, а сам про себя думал с некоторой завистью: вот как же Штольман на женщин действует. И вроде ничего не делает для этого, а дамы, как одна, тут же начинают об нём томно вздыхать. В чем загадка, нет ответа. Тут в коридоре послышался шум, и вошедший Чернышов доложил, что мужики на реке обнаружили труп мужчины, по виду нестарого, им неизвестного. Вроде никто у них в слободке не пропадал. Генеральша ахнула и разразилась слезами. Антон попытался успокоить расстроенную даму, что рано ей так убиваться, может, другой кто потонул. Но та сквозь рыдания только говорила, что чувствует - брат это её. *************** Отправив домой отдыхать Александра Францевича, Анна в сопровождении сиделки Татьяны обошла немногочисленных больных. Тяжелых особо не было, так что ночное дежурство обещало быть спокойным. Может, даже удастся поспать. Потому Анна велела сиделке прибраться в смотровой, а сама ушла к себе. Зажгла настольную лампу, налила свежесваренного чаю и устроилась за столом. На нём был оставлен для неё Милцем «Военно-медицинский журнал», что ему специально присылали каждый месяц из столицы, но Анна не спешила его открывать. Впереди вся ночь, успеется ещё. Теперь же ей хотелось подумать о переменах в доме, что, несомненно из добрых намерений, устроила ей мама. Да, надо признать, предстоит ей довольно сложный месяц. Прошлый раз она даже дома не могла оставаться, сбежала в гостиницу. Все горестные мысли при воспоминании о гостинице из головы Анны тут же улетучились, и она мечтательно улыбнулась, прихлебывая чай. Нет, сердиться на тётю Липу за тот её вынужденный побег из родного дома она никак не могла. За волшебную ночь любви. За счастье. Да, трудное, горькое, но – счастье! Она вздохнула и придвинула к себе журнал. Ничего, с тётей Липой она как-нибудь разберется. Да! – вспомнилось ей, - что это там за сюрприз ей пообещала матушка? Анна даже поёжилась: не дай бог это будет какой-нибудь молодой человек, который может стать претендентом на роль будущего супруга несчастной непросватанной племянницы. Но она отвергла эту мысль: мама знает, кем занято сердце её дочери. И папа никогда не одобрит незнакомого гостя в доме, да ещё и в отсутствии мужчин. Нет, с этой стороны опасности нет никакой. Что же, остается только ждать тётушку и оценить этот самый сюрприз, что ей приготовили две сестрицы Машенька и Липочка, урожденные Кузнецовы. Анна провела ладошкой по шероховатой обложке журнала и раскрыла его на первой страничке. Прочла статью господина Поликовского «Корпия как перевязочный материал». Нового для себя ничего не открыла и потянула торчащую из середины журнала закладочку, оставленную скорее всего доктором Милцем. Что же там такое читает милейший Александр Францевич. Журнал раскрылся на статье «Инфлюэнца. Довольно постоянный признак ея». Что-то нового открыл господин Шелли в этом вопросе, который как никогда остро вставал, когда приходила весна или осень с их переменчивыми погодами, и тогда доктора, фельдшеры, земские врачи с ног сбивались, пытаясь помочь больным. Она зачиталась статьёй, по привычке выписывая карандашом на лист какие-то факты, показавшиеся интересными, как вдруг в коридоре послышался шум, и в двери сунулась Татьяна: - Анна Викторовна, там утопленника привезли. За доктором Милцем посылать? ***************** - Анна …Викторовна! Анна обернулась: к ней по коридору быстрым шагом подходил Штольман. - Здравствуйте, Яков Платоныч. - А я вот к вам с подарком на ночь глядя, - он склонился к её руке, потом взглянул – в глазах плеснула радость. - Да я уж вижу, - кивнула с улыбкой Анна. – Что там у вас? - А… вам еще не доложили? – бровь изогнулась иронически. - Нет, знаете ли, - дернула она плечиком. – Наверное, никаких вопросов ко мне у вашего «подарка» нет. - Ну, значит, это дело полиции выяснить причины. Александр Францевич здесь? - Нет, - со вздохом качнула головой Анна. – Утомился он в последнее время. Много больных, и передохнуть ему некогда. Иван Иванович, конечно, помогает. Только и своей у него работы полно. А обещанного врача всё не пришлют никак… - А что, кого-то ожидаете? - Да. Доктору определенно обещали. Но пока мы тут своими силами. За доктором я уже отправила посыльного. Но сама сейчас проведу хотя бы первичный осмотр. – Она чуть помедлила и тихо поинтересовалась. - Как вы? Поесть не забыли сегодня? - Ну-у…, - сконфуженно почесал нос Штольман, - не то что бы не забыл... Но вот сей господин, - кивнул он в сторону прозекторской, - бесцеремонно нарушил наши с Антоном Андреичем планы на добрый ужин у Голубцова. - Ах, как вы легкомысленны, - укоризненно покачала Анна головой. – Ну, ничего, я сейчас распоряжусь насчет чаю и… - Аня, спасибо вам за заботу, но это ни к чему, - остановил он её. - Анна Викторовна, - выглянула из прозекторской Татьяна и при виде них смутилась. – Тут… готово всё. - Иду, - кивнула Анна. – А ты, голубушка, сделай для Якова Платоновича чаю с баранками, пока я занимаюсь с трупом. Не спорьте, пожалуйста, - шепнула она, предупреждая протест Штольмана, - извольте подчиняться. Он лишь с усмешкой покачал головой в ответ. …- Ну что, господин хороший? - надевая клеенчатый фартук, обратилась Анна к бесформенной груде сизого цвета, громоздившейся на прозекторском столе, укрытой до половины белой простынёй. – Давайте знакомиться? Она не успела ничего сделать. Затылок её вдруг замерз от холодного порыва пронизывающего ветра. И она медленно обернулась. В углу между шкафчиком с препаратами и столом с разложенными инструментами колыхался прозрачный дух худенького юноши в бедной истрёпанной одежде. - Кто ты? Что случилось с тобой? – дрогнувшим голосом спросила Анна. Задрожал, завибрировал воздух, качнулась, поплыла прозекторская, растворяясь в тумане, клубящемся над рекой. Юноша движется к берегу реки. Тропинка, еле виднеющаяся в траве, стелется под ноги в разбитых стоптанных башмаках. Походка его странная, дёрганая. Словно кто-то изнутри толкает его вперед, а он сопротивляется, но силы неравны, и он всё же идет и идет в направлении реки. На мгновение замирает у кромки воды, потом делает шаг, проваливается в ил, что намыла на берег вода. Течение неспешное. Кругом тишина, ни ветерка, ни птицы не слыхать. Вода темна. Не видно дна. Муть клубится, поднятая ногами несчастного. Он делает еще один шаг, всё глубже погружаясь в засасывающий ил. Судорожно дергается назад, пытаясь справиться с непреодолимой силой внутри. Но с тою же энергией бросается вперед, падает плашмя. Вода, словно густое варенье, чуть колыхнувшись, принимает в свои гибельные объятия изнеможенную жертву, потратившую на последний рывок все свои невеликие силы. Анна, судорожно вздохнув, без сил опускается на чисто вымытый холодный пол. ************ Она кое-как поднялась на ноги, налила дрожащими руками из графина воды в стакан. Прохлада пролилась внутрь, освежила, прояснила голову. Анна оперлась ладонями о стол и услышала как стукнула сзади дверь. Сил обернуться у неё не было. - Аня! Его руки, крепкие надежные подхватили её сзади, и она позволила себе ослабеть в этих руках и тяжело откинуться, прижимаясь к теплой груди. - Что с тобой, Анечка? Голос его вибрировал возле уха, отдавался внутри. Она чуть повернула голову и севшим голосом ответила: - Приходил ваш... "подарок"... Он развернул её к себе, стараясь отогреть вздрагивающие худенькие плечи, целуя в висок, и у неё против воли вдруг вскипели предательские слёзы в глазах. - Проклятье, - в голосе его зазвучала едва сдерживаемая ярость. - Что ж они делают с тобой, Аня... - Это ничего, ничего, - слабо шепнула она. - Я сейчас. Пройдет сейчас. Я вам всё... расскажу. - Да вам не рассказывать надо сейчас, - с досадой отвечал он, прижимая её к себе, - а прилечь. - Нет, я должна, - от упрямства голос её окреп, и она даже чуть отстранилась из его объятий. Но тут же покачнулась, и он вновь подхватил её: - Аня, я прошу вас. Снова стукнула дверь, и послышался голос доктора Милца: - Яков Платоныч, вы здесь? Тот не шевельнулся, продолжая крепко держать Анну, только чуть повернул голову и спокойно ответил: - Вот, Анне Викторовне плохо стало. Доктор, укоризненно качая головой, сдернул с вешалки второй клеёнчатый передник и, натягивая его, заворчал: - Анна Викторовна, голубушка, ну зачем вы взялись-то? Не могли подождать? Конечно, такое зрелище. Небось неделю в воде пролежал. Вы проводите Анну Викторовну, Яков Платонович, пусть отдохнет. А я вскрытие сам сделаю. Вам же срочно, как всегда? - Да я вовсе не из-за этого, - слабо защищалась Анна, высвобождаясь из объятий Штольмана. - Я просто... видела его. И вот... силы меня покинули. - Да какая разница: от того, от этого. Ступайте, милая. Слышать ничего не хочу! - Доктор был непреклонен. Он отвернул простыню и занёс скальпель над телом. - Придёте в себя, тогда милости прошу. Ступайте! Яков Платоныч, проводите! Спорить с доктором Милцем, когда он принимался за работу, было бесполезно.