Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

- Милые мои! Как же замечательно, что мы дома! – Мария Тимофеевна даже глаза завела от удовольствия, отпивая кофе из изящной чашечки. – Ни за что с места не тронусь в ближайшее…, - она запнулась, поймав на себе строгий взгляд дочери. – Что ты, Аннушка? - Мама, что значит - ни за что? - вопросила Анна, выпрямляясь на своем стуле и обводя родных суровым взором. Сидящий во главе стола Виктор Иванович только вздохнул и тряхнул газетой, что читал за завтраком. - А вы, дорогой папа, пожалуйста, не вздыхайте. И будьте добры отложить газету, я должна с вами очень серьёзно поговорить. Тон дочери не сулил ничего хорошего, газета немедля была свёрнута, мама нервно звякнула чашечкой о блюдце. - А ч-что такое? – переспросила она. – Что-то случилось? - То есть как – что случилось? – изумилась Анна. – А Кисловодск?! Вы же мне пообещали, что по возвращению начнете собираться в поездку на воды. Но время идёт. И что я сегодня слышу? Дорогие мои, более я не приму никаких отговорок. Требую слушаться меня как врача и не перечить. Я несу за вас ответственность! - Но…, - Мария Тимофеевна переглянулась с мужем, - мы думали… - Довольно думать, теперь пришло время действовать. Я нынче попрошу Александра Францевича связаться со тем профессором, о котором ты, мамочка, говорила. Так что приступай к сборам. Вы, папа, распорядитесь по поводу билетов. Никаких отговорок и задержек более! Час настал. - Анна, - поморщился Виктор Иванович, - ты несколько …эм-м, излишне напориста. Что за спешка, ей-богу! Я чувствую себя весьма бодрым и совершенно здоровым. И в конторе много дел опять же. Анна отложила салфетку и повернулась к матери: - А ты что скажешь, мама? Мы так и будем закрывать глаза на очевидные вещи? Мама чуть повела головой, увенчанной кружевным чепцом: - А знаешь, Аннушка, ты, пожалуй, права. Виктор, я думаю, мы должны ехать. Да! Решено, - воскликнула она с воодушевлением. Виктор Иванович только молча переводил взгляд с одной амазонки на другую, в которой сейчас столь явственно проступили фамильные черты воительницы. Потом вздохнул и нехотя кивнул: - Уговорили. Нынче распоряжусь по поводу билетов. Анна удовлетворенно кивнула и, поднявшись, спросила: - Подвезёте меня в больницу? - Конечно, дитя моё, - кивнул отец, подождал, пока она выйдет, и развернулся к жене. – Маша! Мы что же, вот так уедем? Ты же понимаешь, чем это может обернуться. Нет, я уверен, Штольман себе не позволит лишнего, но наша дочь, как мы только что убедились, может добиваться всего, что пожелает. - Милый мой, - изогнула брови Мария Тимофеевна, поднося кофейную чашечку к губам, на которых заиграла тонкая лукавая улыбка. – Доверься мне, я всё устрою. *************** В участке с утра дым стоял коромыслом. Во-первых, доставили задержанную на постоялом дворе Лизу, беглую горничную Филимоновых. Вид у той был настолько живописный, что Коробейников только крякнул. Лиза при задержании изо всех сил сопротивлялась полицейским, визжала, царапалась и дралась. Через всю щёку красовалась роскошная царапина. Платье на плече было разорвано, из расхристанной прически свисал клок волос. Причем городовые, что задерживали её, клялись и божились, что физическую силу не применяли: всё ж таки барышня, хоть и преступница. На допросе вела себя нахально и вызывающе. В процессе долгой и сумбурной беседы, сопровождаемой истерическими выкриками, рыданием, заламыванием рук и прочей театральщиной, выяснилось, что ждала она на постоялом дворе того самого Гришку – нового лакея. Бежать они решили. Лиза давно уже подсмотрела у хозяйки сережки и перед побегом наведалась в комнату, где они находились, к счастью стояли просто в шкатулочке на туалетном столике. Лиза схватила их быстро и - шасть за дверь. Да вот незадача, наткнулась в коридоре на Анну Викторовну и мальчонку этого - Кольку. А поскольку имела привычку подслушивать под дверями, как допрашивали всех гостей, то уже знала, что во время убийства Надежды этот Колька был во флигеле. Ну и крикнула, что первое в голову пришло, дескать, Колька и есть убивец, только бы в суматохе сбежать поскорее. Вот и сидела она на этом проклятом постоялом дворе, а Гришка всё никак не приходил. У неё уж деньги к концу подошли, вот она и выскочила на минутку на рынок за сайкой и молоком. А тут наскочили городовые да давай хватать. И что она сделала-то такого, просто сбежать решила с любимым! Да и серёжки эти, подумаешь. Вон у хозяйки сколько драгоценностей - целый ящик, а она только малюсенькие сережечки взяла. Что такого-то? Она за свою работу заслужила! Да и решила - пусть память о хозяйке будет. Лиза врала вдохновенно, сама веря в то, что говорила сейчас. В конце концов Антону Андреевичу надоел весь этот цирк в исполнении Лизы, и он рявкнул, что пусть не прикидывается невинной овечкой. Хозяйку дорогую она ограбила, это так называется. Что касается побега: любимый её - убийца Надежды, и Лиза не могла этого не знать. А не пришел к ней в условленное место, потому что лежит бездыханным в морге. С Лизой немедленно произошла разительная метаморфоза: она сразу съежилась, посерела, утратив весь свой пыл. Только помертвелыми губами спросила, как он умер. Коробейников только буркнул в ответ, что с крыши свалился. Лиза же голову опустила и прошептала, что всё расскажет. Что уж теперь? Всё кончено... Когда её увели, Коробейников подошел к окну и стоял какое-то время, преисполненный самых противоречивых чувств. Вроде и воровка, но так искренно опечалилась из-за смерти своего дружка, будь он трижды негодяй и убийца. Да и рассказала после всё без утайки. Он потер лицо ладонями в раздражении: никак не избавится он от этой сердобольности. Хоть и всеми силами старается быть жестким и суровым. Но нет, не получается. Хорошо, хоть не показывает никому теперь, внутри свои переживания держит. Мысли перескочили на Штольмана. Тот вроде бы был таким, каким хотелось стать и Антону, хотя... Не так уж и суров его начальник. Случалось ведь, что Яков Платонович дела закрывал, руководствуясь в первую очередь справедливостью и защитой близких. Взять того же поручика Шумского... Так что при внешней суровости Штольман имел доброе сердце, хоть и не показывал этого. Сзади скрипнула дверь, и на пороге возник тот, о ком сейчас размышлял Антон. Сунул трость в стойку, повесил котелок на рогатку и недовольным тоном проворчал: - Доброе утро, Антон Андреич, что тут у вас? Горничную, говорят, задержали? А Филимонова допросили уже? Или предаетесь фантазиям? Всё же доброе сердце начальника скрыто очень, очень глубоко, вздохнул про себя Коробейников. Хотя... после нынешней аудиенции у городского главы вряд ли кто-то был бы благодушен. А уж тем более его суровый начальник. *************** - Анна Викторовна, голубушка, выглядите вы просто прекрасно, - такими словами встретил её доктор Милц, когда она переступила порог его кабинета. – Хотя отдых ваш, конечно, и был омрачен, - продолжил он со вздохом. – Преступления просто ходят за вами по пятам. Анна легко улыбнулась, а сама припомнила тут же, что ровно те же слова когда-то ей сказал её возлюбленный сыщик. Да ещё и Аней назвал, отчего у ней будто крылья выросли за спиной. Летела она тогда на этих самых крыльях домой, а там её уж поджидало: князь посватался. Вот уж сюрприз. Она тряхнула головой, не желая вспоминать давно ушедшего неприятного человека, который в последний свой визит уж так пошутил, прикинувшись Яковом, что она впервые пожалела о невозможности причинить физические увечья духу. - Как вы тут без меня справляетесь? – лукаво спросила, кладя на стол сверток с домашними булочками, что ей положила нынче кухарка по её просьбе. - Да как без вас справишься! - всплеснул доктор руками. – Ежели бы не Иван Иваныч, тяжеленько пришлось бы. – Александр Францевич понизил голос. – Вроде есть слух, что к нам нового врача пришлют. Не зря я столько писал прошений. Так что и Ивану полегче будет, да и вы не будете так заняты. Вот, отдохнули, и глаза сияют. Анна лишь кивнула и перевела разговор на другое: - Доктор, я вот что хотела спросить. Мама сказала, что у вас есть знакомый врач, который занимается болезнями сердца. - Да, имеется. Речь вы ведете, я так понимаю, о Викторе Ивановиче? – понимающе кивнул Милц. - Да. Я настояла, - и мама со мной согласна, - на том, что им стоит съездить на воды. Я тревожусь за его здоровье, - со вздохом поделилась Анна. – Работает он много, да и немало огорчений выпало на его долю за последнее время. Даже вот эта страшная история, с Филимоновым. Он очень близко к сердцу принял её. Отказал ведь Сергею Евграфычу в защите, а потом переживал, я же видела. - Как не переживать…, - сочувственно кивнул доктор, потом встрепенулся, пытаясь перейти с печальной темы на более насущные вопросы. – Идея с курортом, на мой взгляд, замечательная! Это именно то, что надо вашему папеньке сейчас – сменить обстановку. Так что я непременно телефонирую моему старому знакомому. Это доктор Александр Александрович Виноградский. Он давно занимается этой темой, не исключено, что даже рано или поздно систематизирует свои исследования в один труд. А теперь трудится как раз там, в Кисловодске. Буду очень рад помочь. - Спасибо вам, Александр Францевич, - от души сказала Анна. – А теперь попрощаюсь. Не забудьте про булочки, пока тёплые! **************** Извозчика Анна решила не брать и медленно шла вдоль улицы, погруженная в размышления о предстоящем отъезде родителей. Подумать было о чем. Нет, разумеется, она не собиралась слишком уж пренебрегать приличиями, но принимать Якова Платоновича у себя ей никто не запретит! По крайней мере, она позаботится о его питании, а то он так беспечен. И пообедать забывает, и поужинать. А уж кухарка по её просьбе расстарается на славу. В голове нарисовались милые картины их совместных вечеров, когда не надо ни от кого скрываться, а можно просто говорить – обо всем на свете. Хотя Яков Платонович и не большой любитель разговоров, этого не отнять. Но ей довольно просто смотреть на него, осознавать, что он рядом. Она так погрузилась в свои мечты, что сильно вздрогнула от прозвучавшего за спиной возгласа: - Анна Викторовна! Она обернулась – к ней подходил Андрей Панкратов, молодой человек, с которым она познакомилась у Филимоновых. - Вы помните меня? – спросил он, чуть запыхавшись. - Ну, конечно я вас помню, Андрей Юрьевич, - улыбнулась она в ответ. – Как поживаете? - Я …у меня все в порядке, а вот… Софья, Софья Казимировна… Вы вроде бы были к ней добры, и я дерзнул обратиться к вам. - Я слушаю, - подбодрила Анна молодого человека, который в волнении подыскивал слова. - Я… мне кажется, она в беде. Я просто… я пришел просить её руки у… Эмилии Карловны, но мне отказали. Причем так резко и невежливо. Раньше я… мне всегда были рады, я бывал у них словно у себя дома. Но вот все поменялось. Меня обвинили в том, что я… якобы поступил неблагородно, морочил голову Елене Адамовне, а потом..., - Панкратов сбился, Анна видела, что ему нелегко говорить с малознакомым человеком, но, похоже, у него не было выбора. Он собрался с духом и закончил. – Так что отныне видеть меня у них не желают, Софью замуж за меня не отдадут. Я… в полной растерянности. - Постойте, а что Софья? – нахмурилась Анна. – Вы её видели? Вышла она к вам? - Вот здесь и начинается самое… непонятное, - с тревогой продолжал Панкратов. – Я тогда потребовал позвать Софью. Мне заявили, что она не принимает, чтобы я приходил завтра. Хорошо, я пришел на следующий день. Мне с порога сообщили, что Софья больна. Я, конечно, в волнении объявил, что не верю ни единому слову, и что обращусь в полицию. Графиня Елеонская немедленно указала мне на дверь. - Подождите, Андрей Юрьевич, - мягко остановила его Анна. – Мне кажется, вы горячитесь. Нет, я очень хорошо понимаю ваши чувства. Но даже если вы пойдете в полицию, не уверена, что они примут ваши слова к сведению и придут с обыском к графине. Вы… вам стоит немного подождать. В семействе графини успокоятся, и, возможно, всё разрешится наилучшим образом. - О, вы не видели Эмилию Карловну, - покачал головой Панкратов. – Я… я и не предполагал, что в ней может быть столько… злобы и ненависти. Я опасаюсь, что на Софью может вылиться её гнев, и та… Она такая …нежная и деликатная девушка. Я… - Знаете, как мы поступим? – в задумчивости проговорила Анна. – Я нанесу им визит и поговорю с Софьей. А там уж мы решим, что вам делать дальше. - Вы… вы сделаете это? – воскликнул Андрей Юрьевич. - Отчего же нет? – улыбнулась Анна. - Мне и самой будет приятно возобновить знакомство. Мне Софья очень понравилась. - Но если вы навестите её, могу ли я обратиться к вам с нескромной просьбой стать моим …почтальоном, - смущенно начал он. - Или это будет слишком дерзко? - Это будет замечательно, - ответила Анна, потом, оглянувшись, сказала. – Давайте-ка, мы зайдем вот в это кафе. Я выпью чаю, а вы пока напишете послание вашей даме сердца. - Анна Викторовна, вы… добрый ангел! – воскликнул Панкратов. – Позвольте предложить вам руку. Они прошли в небольшое уличное кафе и расположились за столиком у невысокой живой изгороди. Анна попросила принести чаю, Андрей Юрьевич на вопрос официанта кивнул, соглашаясь на чай, но, похоже, ему было всё равно, что пить. Он немедля приступил к делу, выудив из внутреннего кармана небольшой блокнот и карандаш. Птицы пели, солнце светило, Анна наслаждалась теплой погодой и ароматом свежезаваренного чая. Сидящий напротив неё Панкратов вздыхал уже над пятым листком. Четыре других были безжалостно изорваны и покоились на дне кармана его сюртука, куда он их нервно затолкал. Кажется на этот раз у него что-то начало получаться, и Анна, боясь смутить и сбить его настрой, отвернулась и едва не поперхнулась чаем. Через низкую изгородь, покрытую нежной вуалькой распустившейся зелени, на неё смотрел Яков Платонович Штольман собственной персоной.