Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

Молодого поэта сменила дама, которая прошла к роялю и играла сейчас нечто жутко-заунывное, так что их разговор никто не слышал. Анна чуть повернула голову и негромко проговорила: - Яков Платоныч, это вы! Как же хорошо, что это вы. Мне очень нужно вам... - Аня, - перебил её Штольман, - я просил вас быть осторожной и не выходить никуда без нужды... - А у меня была нужда! Да, была! И я здесь не одна. Да это всё не важно! - сердито прервала она себя. - Я вам должна сказать что-то! Вам грозит опасность. - Ну, это не новость. - Не просто опасность - смертельная! И ваша ирония..., - фыркнула она в сердцах, потом попросила. - Пообещайте, что будете осторожны. Что не станете..., - голос её сбился. Она сглотнула и продолжала. - Не ходите ни в какие дома из светлого камня с... с колоннами, вы, правда, можете... пострадать. Мне показали... - Вы только поэтому хотели видеть меня? - вновь перебил он, и она почувствовала в его голосе улыбку. - Да! Н-нет, - она глубоко вздохнула, потом опустила руку и натолкнулась на горячие пальцы, которые тут же сплелись с её собственными. - Что вы делаете, Аня..., - горячее дыхание обдало её шею, и она ощутила легчайший поцелуй, которым Яков коснулся её волос за ушком. Анна, не в силах противиться своему порыву, подалась назад и прижалась к нему, застыв так с закрытыми глазами на несколько восхитительных секунд. - Сюда идут, - тихо сказал у самого уха Штольман, и она, открыв глаза, выпрямилась. Дядя, обнаружив, что её нет, заозирался и отыскал её тревожным взглядом, хотя там, где она стояла, было довольно темно. Петр Иванович, что-то коротко сказав Андрею Петровичу, быстро направился к ней. Анна, благоразумно вытянув пальцы из руки Штольмана, чуть сжавшейся в последний момент, притушив ресницами жар в глазах, нервно крутила веер с видимым безразличием. - Ангел мой, нельзя же так пропадать, - выговорил ей дядюшка и подставил локоть. - Идём же, идем. - Да-да, - кивнула она и словно бы невзначай бросила взгляд через плечо. Но только вздохнула разочарованно: у стены за её спиной никого не было. Когда они подошли к Клюеву, тот беседовал с невысоким господином крепкого телосложения с седой бородкой, которого Андрей Петрович отрекомендовал как Виктора Ивановича Прибыткова, редактора первого в России журнала по спиритизму и магнетизму "Ребус", издаваемого в Петербурге. Редактор находился в приподнятом настроении, потирал руки в нетерпении и говорил, какой материал он даст в журнале после этого вечера. - А вы читаете "Ребус"? - поинтересовался Прибытков, поправляя явно мешавшую ему маску - Я? Как же-с! - воскликнул Петр Иванович, к которому и был адресован вопрос. - Я, видите ли, весьма увлечен сим явлением - спиритизмом, и рад, что всё больше страниц вашего журнала отдается именно этой, столь интересующей меня, теме. - А ваша спутница? - поклонился Прибытков Анне. Миронов спохватился: - Позвольте представить: моя племянница, Анна Викторовна. И тоже весьма сведуща в этом вопросе. Она... Анна незаметно дёрнула дядюшку за полу сюртука, и тот подавился своей фразой. Прибытков, сражаясь с маской, не заметил этого и хотел было расспросить Анну, но дама, которая играла свою мрачную пьесу, закончила выступление, и публика зааплодировала. В этот момент распорядитель вновь возник в центре комнаты и торжественно объявил: - Господа, а теперь гвоздь нашего вечера - синьор Доницетти! Свечи враз погасли, и комната погрузилась в непроницаемую темноту. Дядюшка успокаивающе похлопал Анну по руке, лежавшей на сгибе его локтя. В этот момент где-то за дверьми возник неверный огонек, приблизившись оказался вправленной в массивный подсвечник, ровно горевшей свечой чёрного воска, освещавшей того, кто держал её в руках. Как только человек вступил в залу, свечи в канделябрах и бранах вспыхнули разом. Посетители ахнули и разразились приветственной овацией. Вошедший был высоким худощавым мужчиной , одетым в черный фрак с черной бабочкой и белой рубашке, светившейся в сумраке комнаты, и в такой же маске, как все присутствующие. Он склонил голову в полупоклоне и заговорил звучным низким голосом: - Buonasera, Signore e signori. Мне радостно, что вы все сегодня собрались в этом доме. Il mio angelo custode - дух, который меня охраняет, - хочет сделать вам небольшой sorpresa. Сказав всё это, загадочный господин поместил подсвечник со свечой на небольшой круглый столик, стоявший в центре зала и вновь склонился в глубоком поклоне. Дальше произошло нечто чудесное: распрямившись, он вынул откуда-то из рукава совершенно черную розу, которую с поклоном передал стоявшей близко от него даме. Та приняла цветок, чуть замешкавшись, потом нервно рассмеялась и захлопала, её поддержали присутствующие Доницетти вновь поклонился и неуловимым движением вытащил из-за спины целую охапку черных роз, которые принялся дарить присутствовавшим в зале дамам. Анна тоже удостоилась цветка, причем итальянец задержался перед ней и отвесил почтительный поклон. Она кивнула в ответ и поблагодарила: - Grazie, signore. Доницетти вернулся в центр зала и разразился пространной речью на странной смеси русского и итальянского языков. Он взмахивал руками, и от его жестов свечи то загорались, то гасли, в руках его то появлялись всевозможные предметы - трость, кинжал, платок, - то бесследно исчезали. Он говорил о спиритизме, как явлении, известном с древних времен, потом плавно перешел на новое время, небрежно называя самых известных медиумов Европы и мира, с которыми он встречался, рассказывал какие-то случаи. Публика слушала его, затаив дыхание и, похоже, была зачарована неспешными плавными движениями его рук, звуками его завораживающего распевного голоса. Анна, неловко перехватив цветок, нечаянно укололась о шип и отвлеклась от гипнотического воздействия речей итальянца. Она закусила пораненный палец и отошла за спины зрителей, где воткнула розу в греческую вазу. Нет уж, господин Доницетти! Ваша роза, равно как и ваша лекция, мне не очень интересны. Как бы дождаться окончания представления и поговорить с вами наедине. Она подошла к своим спутникам и остановилась позади них, сама же невольно оглядывала публику, пытаясь увидеть Штольмана. Словно услышав её мысли, Доницетти хлопнул в ладоши, сгоняя со всех присутствующих наведенный им морок и провозгласил: - Signore e signori! Il mio destino… Моё предназначение – помогать людям. Посему прошу вас, скажите, что бы вы хотели узнать. Prego, прошу вас сударыня, - он протянул руку к даме, которой первой преподнес розу. - Си.. синьор Доницетти, - дрожащим голосом начала та. – Мой муж… он… пропал. Отправился на воды в Европу два месяца назад, и по сей день от него ни весточки. – Она завсхлипывала и, приподняв край маски, принялась утирать платком слёзы. Доницетти, цокнув языком, выразил сочувствие несчастной женщине и пообещал сделать всё, что в его силах. Он сосредоточился, потом сделал несколько пассов руками и замер на мгновение, потом, закатив глаза, затрясся словно в падучей и уронил голову на грудь. Вдруг свечи ярко вспыхнули, он поднял взгляд на даму и проговорил: - Ваш муж жив и вполне здоров. В эту минуту он… Вдруг в дверях произошло какое-то движение, и вошедший лакей объявил: - Записка для госпожи Олсуфьевой Веры Петровны. Дама подошла к нему, схватила с подноса сложенный листок, развернув, прочла и слабым голосом простонала: - Приехал! - после бросилась к медиуму. – Синьор Доницетти, благодарю, о, благодарю вас! Господа, - воскликнула она, обращаясь к присутствующим, - теперь я вынуждена откланяться! Супруг ждет меня дома! Он… он вернулся! - с этими словами, шурша юбками, она выбежала из залы. Все в зале зааплодировали, загомонили, обсуждая то, что произошло. К медиуму бросились и обступили его, умоляя помочь и им. Андрей Петрович скептически поднял брови и заметил: - Как, однако, совпало… Ну, возможно, так бывает. - Вы тоже имеете вопрос к господину Доницетти? – спросила Анна. Она наблюдала всё происходящее с живейшим интересом. - Не думаю, что я мог бы задать его так, перед всеми. Да и не касается он жизни и смерти, как у вон того господина, - кивнул Клюев на заламывавшего руки субтильного молодого человека, что-то горячо рассказывавшего медиуму. - Господа, какой однако изумительный perdu monocle, - Прибытков что-то быстро строчил в крошечном блокнотике карандашом. - Простите, я должен подойти ближе. С этими словами он протиснулся сквозь толпу, окружавшую медиума. - Ангел мой, а ты? Не желаешь ли спросить о своем деле? – тихо спросил Петр Иванович. - Не теперь, дядя, - качнула головой Анна. – Это слишком специфический и личный вопрос, чтобы вот так, на публике… Нет уж, уволь. Произнося эти слова, она вновь оглядывала залу, словно искала кого-то, что не укрылось от взгляда Миронова. Он наклонился ближе и шепнул ей на ухо: - Полагаешь, Штольман может быть здесь? Анна вздрогнула: - С чего ты взял? Ты видел его? - Нет, но… у тебя был такой романтический вид там, у стены, что я… - Дядюшка, у тебя богатая фантазия, - сдержанно улыбнулась Анна и кивнула. – Смотри. В этот момент Доницетти предсказывал молодому человеку, что тот на днях получит наследство, и тот, едва не захлебываясь от чувств, низко кланяясь, отошел к приятелям, уступая место пышной даме. Той было предсказано скорейшее замужество, и она также в полном восторге отступила к своей спутнице, стоявшей поодаль. Далее настала очередь осанистого господина, который свою просьбу высказал шепотом, Доницетти так же ответил приблизившись к уху просителя. И тот, охнув, отошел, сокрушенно качая головою. Наконец спустя время, медиум поднял руки, публика затихла. - А теперь, как говорят у вас в России: прошу к столу! Толпа встрепенулась, и несколько человек с охотой бросились к венским стульям, стоявшим кругом подле стола для спиритического сеанса, занимая места. Другие стояли, не смея двинуться, и Доницетти протянул руку в приглашающем жесте: - Господа, prego, прошу вас, садитесь! – потом сделал несколько шагов и, остановившись напротив Анны, пророкотал. – Мадам, не желаете ли присоединиться? - Мадмуазель, - поправил его Петр Иванович, коротко поклонившись. – Разрешите представить - моя племянница Анна Викторовна. Доницетти склонился в почтительном поклоне: - Per favore, signorina Анна! Дядюшка, взяв Анну под локоть, шепнул её на ухо: – Дитя моё, идем. Может быть, явится твой фараон и поведает ещё что-нибудь. На слове «фараон» Анна еле заметно усмехнулась и прошла к свободным стульям. Справа от неё устроился дядя, а слева опустился какой-то господин в маске, опередив в последний момент устремившегося на это место Андрея Петровича. Тому ничего не оставалось, как усесться рядом с Мироновым: дам за столом не хватило, чтобы чередоваться с мужчинами. Анна бросила мимолетный взгляд на своего соседа, потом посмотрела пристальнее: незнакомец рядом с нею кого-то неуловимо напоминал, но вот кого… Нет, она определенно откуда-то знала этого господина. Да нет, не может быть! Вдруг догадка озарила её, от чего даже в жар бросило: рядом с ней абсолютно неузнаваемый, с гладко зачесанными напомаженными волосами, совершенно утратившими кудрявость, и неизвестно откуда взявшимися черными усиками над верхней губой, во фраке, бабочке и маске, сидел не кто иной, как Яков Платонович Штольман. Он повернул к ней голову, одарив еле уловимой иронической усмешкой, коротко поклонился и отвернулся.