моя милая пустота

      — Вот, пожалуйста, — голос автоматона звучал глубоко и чарующе, пускай немного хрипло, это лишь добавляло шарма, и пока Софи думала об этом, Панталон терпеливо ждал, когда она откликнется, — я не хотел пугать Вас, прошу прощени... Однако его перебили.       — Нет-нет, что ты! Я... Это было так внезапно, я очень привыкла к тишине и отсутствию признаков жизни здесь, и, — слова торопились, сами не зная, куда, — и, боже, мне казалось, что до завершения ещё топать и топать, я, — она бодро ходила по комнате, толкуя с самой собой, периодически улыбаясь, часто закидывая руки за голову на вдохе, иногда становилась в задумчивую позу, держа подбородок большим и указательным пальцами, щурила взгляд и хмурила брови в каких-то догадках, размышляла вслух и в принципе испытывала сильную бурю эмоций, впервые за долгое время таких ярких и даже позитивных, — я даже не знала, как я приду к желаемому результату...       — Продолжите так активно вскакивать и жестикулировать, и Ваши волосы придут в ещё больший беспорядок, — автоматон подошёл ближе, всё так же держа в руке флакон. В ней он казался меньше, чем есть на самом деле.       — О, чёрт с моими волосами, — она схватила масло и небрежно оставила на поверхности стола, разворошила небольшую кучку бумаги, откопала блокнот и схватила первый попавшийся карандаш, — как твоё самочувствие? Не ощущаешь тяжести, боли? Как твоя шея? Ты можешь вспомнить какие-то события из твоей жизни до битвы с Арлекином? Глаза Софи загорелись, она выжидающе смотрела на марионетку. Панталон поджал губы, немного помедлил, после чего заговорил.       — К сожалению, не скажу точно, когда я "проснулся"... В какой-то момент я начал слышать, что-то видеть, но по-прежнему не мог шевельнуться, — он выдержал короткую паузу, оглядывая собственные ладони, — Вы вложили так много усилий, и... Девушка по началу нервно записывала под диктовку всё, что говорит автоматон, но впоследствии она позволила себе немного расслабиться, внимая его спокойный тон и тёплые слова, звучащие всё более искренне и по-доброму с каждой секундой. Он хотел высказать благодарность, когда внезапно послышался сначала характерный для сломанного карандаша треск, а потом отчётливое ругательство. Инженер извинилась, вежливо попросила подождать и стала выискивать канцелярский нож, дабы заточить рашкуль. Но мужчина заметил его раньше и подал Софи.       — Пожалуйста, — она мягко улыбалась, пока на стол летели деревянные стружки, — обращайся ко мне на "ты", идёт? Панталон кивнул.       — Ты так усердно трудишься, стараешься, восстанавливаешь наши второй раз разбитые тела по частям, зашиваешь одежду, — он обернулся в сторону других, временно молчаливых и всё так же обездвиженных кукол, — ты даже приняла решение вернуть Колумбине первозданный вид, хотя это, полагаю, наиболее сложная задача в техническом плане. Сейчас, когда я думаю о том, что ты вздыхаешь от усталости, натираешь мозоли, но продолжаешь посвящать нам практически всё своё время, моё сердце наполняется теплом, и... печалью, кажется.       — О, — девушка явно поникла, — знаешь, множество негативных чувств является хорошей мотивацией.       — Не позволю себе сказать, что понимаю тебя, Софи, могу лишь представить, — мимикой лица он старался выразить своё сочувствие. Собеседница долго молчала.       — Я ведь не представлялась, — она приложила к виску пару пальцев, пролистывая в своей памяти весь их диалог в поисках момента, где звучит её имя.       — Вы... Ты нередко говоришь сама с собой. Из этих диалогов можно узнать достаточно много, — он чуть помедлил, снова поджав губы, — и ещё больше, если слушать внимательно. Порой буря эмоций, за которой я наблюдал, напоминала белые стихи.       — Я чувствую себя очень неловко сейчас, — она почесала затылок, — если бы знала, что меня кто-то слышит, я...       Панталоне внезапно схватился за шею одной рукой и пошатнулся, немного сощурившись, наклонив вперёд голову. Софи знатно встревожилась и засуетилась рядом, пытаясь придержать его за предплечья, будучи готовой предпринять всё, что потребуется, дабы ему стало лучше, хотя не знала, испытывает ли он какую-то боль сейчас, или же просто всё ещё синхронизируется со своей физической оболочкой. Он вдохнул сквозь стиснутые с небольшой силой зубы и хрипло рассмеялся через несколько секунд.       — Вероятно, нужно ещё много времени, чтобы отойти от долгого застоя, — он поднял раскрытую ладонь, как бы говоря: "Всё в порядке", но девушка не стала волноваться меньше, бегло его оглядывала и по-прежнему придерживала за руку, хотя это не принесло бы большой пользы, если бы требовалось спасти его от падения, потому что тела автоматонов были... Тяжеловатыми. Инженер попросила его присесть, после чего вернулась к блокноту.       — Значит, в целом, у тебя нет никаких жалоб, — в голосе вновь звучала некоторая воодушевлённость.       — Совсем нет, — Панталон потягивался на стуле, разминая конечности, — через неделю, полагаю, тело свыкнется с тем, что я снова жив, — хруст пальцами, — и с некоторыми... Модернизациями.       — Отлично, — Софа поставила точку, провела языком по подушечкам пальцев и перевернула страницу, — самое время спросить тебя об этом.       — Всё, о чём я могу сказать — так это о моих ощущениях. Чувствую себя странно, наверное, чуть более приближённо к человеку. Очень непривычно, честно говоря, — послышалось гулкое урчание, — наверное, нужно будет периодически что-то есть, — он задумался, — у меня появятся пищевые привычки...       — Хочешь сказать, ты буквально очеловечен?       — Отчасти. По крайней мере, такие потребности, как питание, точно указывают на схожесть с людским организмом, — задумчивость, — быть может, голод есть, но могу ли я проникнуться вкусом, и...       — И проникнуться им правильно, — глазами девушка нашла распакованную плитку её любимого лакомства на столе и машинально еле заметно облизнула губы. Панталон, внимательно наблюдавший за ней, заметил это и расплылся в ехидной улыбке.       — Вопрос времени, да?       Софи отломила две доли, одну из которых протянула автоматону, вторую с аппетитом положила в рот. Движение было мягким, но выражение лица отображало серьёзность. Марионетку немного позабавило это. Худощавые длинные фаланги с лёгкостью обхватили шоколад, и в этой позе они оба застыли. Одна — в ожидании, другой — в напускном театральном сомнении.       — От сердца отрываешь?       Фальшивая трагичность при попытках вызвать хотя бы ухмылку, но механик слишком сосредоточена. Звучит лишь вздох и холодное "Ешь давай".       — И, — грифель выжидающе уткнулся в бумагу, — как на язык?       — Ну, я определённо не жую пресную глину, — короткое мычание, — кажется, вкусно? — неуверенность, — А как должно быть?       — Сладко. Молочный шоколад сладкий.       — Да, точно. Мне нравится это "сладко". Во рту тает, довольно приятный процесс, — он облизнулся, не доходя языком до кончиков губ. Сначала прошёлся по верхней, потом по нижней, и... В целом это очень напоминало недавнее действие Софи, от чего оно, настолько незначительное, вдруг показалось ей таким живым. Наверное, Панталон оценил то, как это выглядит. Он был доволен. Он запомнил. Он захотел.       Девушка сделала пару заметок: утверждение о том, что как минимум приторный молочный шоколад не оставляет его рецепторы равнодушными, и предположение о том, что среди вкусов он может различать сладость. Трудно делать какие-либо выводы, когда от тебя требуют описания, а ты даже не знаешь, что значат слова среди вариантов ответа. Ты просто об этом слышал. Ты слышал о том, что мёд сладкий, лимон кислый, сельдь солёная, ром пряный, боль острая, а правда горькая, но ты понятия не имеешь, что это и с чем едят. В любом случае, для инженера в первую очередь было важно расставить любые детали по полочкам для него. Для них. Важно позволить им называть вещи своими именами.       В голове всё ещё пересматривался момент с языком и губами Панталона. Софи не ожидала. Она хорошо относилась к автоматонам, но всё равно в процессе восстановления не могла воспринимать их как друзей, и в этом нет ничего удивительного. Они не являлись старыми знакомыми, добрыми товарищами, она лишь изучала оппонента, что-то новое, что-то непривычное в её жизни. Просто не рассчитывала, что ей угодит такая крохотная деталь. Он расположил её к себе, лишь повторив жест. Потому что ему понравилось. Ей тоже.       — И ещё, Панталон, — она перевела взгляд с бумажных страниц на марионетку, собиравшуюся нагло забрать ещё одну долю, и принялась сверлить вора взглядом. Он весь напрягся и замер с приподнятыми бровями.       — О, да брось, ты правда будешь жадничать?       Несколько секунд гневного молчания, и Панталон с виноватым видом положил плитку на место.       — Нельзя..?       — Без разрешения — нельзя. Будь так добр.        Он шумно выдохнул. Видимо, не хотел обижать или злить её, это правда его напугало. Он уважал её, ценил её, был ей благодарен. Мысленно он даже принялся порицать себя за то, что забыл о такой важной вещи. Но она сказала, что не держит зла за подобные мелочи, и он тоже себя простил.       — Могу я взять ещё немного, пожалуйста?       — Пожалуйста, — повторяя за ним последнее слово, она улыбнулась, и автоматону это понравилось. Она дала разрешение. Это ему тоже понравилось. Он снова почувствовал то, что Софи назвала "сладким".       — Ты хотела о чём-то спросить?       — Скорее, принести извинения. Я не знала, какой наряд ты предпочёл бы больше, но узнать у тебя самого, естественно, не могла. Если тебе по душе одежда, в которой ты ходил после первого "перерождения", я постараюсь сшить её для тебя, — она отложила блокнот и тепло посмотрела на Панталоне.       — Напрасно ты так говоришь, — с этими словами он подошёл к большому зеркалу, опирающемуся о стену, — меня вполне устраивает мой внешний вид сейчас, — Софи подошла к нему, и он улыбнулся отражению, — к тому же, благодаря Вам... Благодаря тебе я снова на ногах, мог ли я вообще просить тебя о большем, — снова осиплый смех, — я считаю, это мелкие формальности, но если тебя это правда беспокоит, так выглядела одежда, которую дала мне именно Франсин. Поэтому я даже рад, честно, — девушка довольно кивнула, — рад всему, что ты делаешь для нас. Рад тебе, — марионетка развернулась к ней, немного расставив руки, показав свою открытость. И встретилась с недоумением и вопрошающим взглядом.       — Что ты... — механик была в некотором замешательстве от такого действия, но через пару мгновений её осенило, он услышал смешок, — слова Ашиханы хорошо тебе запомнились, я полагаю?       — Наверное, — он пожал широкими плечами в зелёной ткани, от чего изогнулись изящные ключицы, — но я не практиковался. Не знаю, соврал он мне тогда или нет. Надеюсь, что нет, я хочу, чтобы ты улыбнулась ещё.       За этот день множество искренних слов сорвалось с его уст, что тронуло Софу до глубины души. Очень много времени прошло с её последнего такого разговора. Приятного душевного разговора. С сильными чувствами, сердечной мягкостью и какими-то шутками. Их не было так давно, что, если бы она не имела привычки беседовать с самой собой, её губы заросли бы цветами. И объятия. Такие неуверенные, но позже более крепкие, надежные объятия. И мало того, что начинаешь чувствовать себя лучше, так ещё и под защитой. Под защитой длинных, худощавых, но сильных рук. И тьма внутри уже не казалась такой непроглядной, тяжёлая, гнетущая печаль будто ослабила хватку. Появилось больше мотивации продолжать работу, ведь сегодня прояснилось, что силы правда не тратятся впустую. Что старания не напрасны.       Всё оставшееся до отхода ко сну время Софи выясняла, что Панталон помнит, как на данный момент функционируют его руки, делала записи о его поведении, ощущениях по его словам, угощала его всем съедобным, что можно было найти дома, объясняя, какие вкусы имеют те или иные продукты. Она начала больше верить в то, что его язык правильно на них реагирует, потому что полуочеловеченный автоматон кривил лицо, пробуя лимоны, горький перец ему хотелось выплюнуть, а острую лапшу быстрого приготовления, которую часто ела "создательница", он торопился чем-нибудь запить.       — Это издевательство, — отчётливое недовольство и наигранная обида.       — Уж прости, мне нужно будет собрать как можно больше сведений о каждом из вас, ты просто первый проснулся, милый, — она была довольна тем, что наконец могла использовать свои излюбленные обращения в коммуникации с кем-то. Панталон, который, в свою очередь, тоже старался понять её и узнать больше, подметил эту разговорную привычку. Но, возможно, Софа так давно не употребляла её, что сейчас она ловит себя на этих словах, не понимая, от чего они кажутся ей немного... Неуместными, что ли? Она решила сократить количество подобных обращений, думая, что таким образом доставляет дискомфорт. Но его это совсем не задевало. Даже наоборот.       — Я не выбирал своё место в очереди. Так получилось. Случайно, — он услышал хихиканье в ответ.       — Просто с тебя началась работа.       — О, это многое объясняет, — он одарил доброй улыбкой девушку, заглядывающую в его пустые глаза, после чего повернул голову буквально на несколько градусов левее. Та обернулась в сторону лежащего на столе шоколада и рассмеялась. Теперь вопрошал Панталон.       — Извини, часто я не могу уловить твой взгляд, — речь звучала ласково, руки уже тянулись к плитке, — хочешь сладкого, да?       — Да, пожалуйста, — он протянул ладонь, на фоне которой довольно внушительная доля казалась совсем крохотной, — почему ты не стала исправлять отсутствие зрачков?       — Потому что я не считаю, что в тебе что-то нужно исправлять. Мне нравится абсолютно всё в каждом из ваших исходных... Дизайнов? Зачем переделывать то, какими вы были задуманы? Разве что, если тебе самому надоели чистые белые глаза, — она дала понять, что готова будет ему помочь, ежели его что-то в себе не устроит.       — Вот как, — его удовлетворил такой ответ, — меня устраивают все мои черты, — помнится, он очень любил восхвалять себя до первого поражения, внешний вид не был исключением и, видимо, в нём осталось что-то от прежнего Панталона, ведь в этом низком голосе послышались старые интонации, нотки пафоса и немного чрезмерного самолюбия, — они очень выразительны, передают образ того...       — Кто послужил идеей именно для такой твоей наружности, да, я знаю, — её забавляло такое поведение автоматона, она кивала с ухмылкой и давала понять, что полностью с ним согласна, — внешний вид каждого участника первичного квартета в большей мере был вдохновлён персонажами Дель-Арте.       Короткое молчание со стороны собеседника. Опять поджатые губы.       — Почему-то я не думал, что ты знаешь об этом, Софи.       — Приятно удивлён? Не то, чтобы это было страшной тайной, спрятанной глубоко в земле.       — Приятно, но не особенно удивлён, — они снова обменялись улыбками, — это как-то... Подчёркивает ответственность, с которой ты подошла к делу.       — К слову о делах, — перевод взгляда на кукол, — о тех, к которым пора вернуться, — в ответ Панталоне вздохнул.       — Может, отдохнёшь сегодня, — он определённо обратил внимание на бесследное исчезновение польстительных обращений, — милая?       Снова. Он снова сделал это. Выстрелил на поражение, лишь продемонстрировав перенятую привычку, пытаясь показать, что она его вовсе не отталкивает. Напротив. Интересно было то, как они по очереди отыгрывали одни и те же эмоции, одни и те же чувства, одни и те же действия: одни и те же недоумения, одно и то же радушие, одни и те же удовлетворённые улыбки, одно и то же молчание.       — Ну, — одна и та же неуверенность, — ...почему нет..?       — Прекрасно, — он знал, как много времени она убивала ради своей цели, её вечная гримаса усталости, синяки, тёмные стрелы у уголков глаз от нередко проливающихся слёз тоже знали об этом. От того он искренне радовался, когда она позволяла себе сделать перерыв. Безумно. Почти так же, как когда он получал приобретённое удовольствие от совместного поедания шоколада. Ни один из них не заметил, как оно стало жестом доверия друг к другу в самом начале взаимоотношений. Тёплым, уютным, атмосферным, обозначающим открытость жестом.       — Можно и ещё по плитке съесть за это дело...       — Бесстыдник, — фальшивое возмущение, — я не уступлю тебе место главной сладкоежки, ишь, как ему понравилось, — она ловким движением забрала лакомство, оттащив и тем самым спасши её от коварных пальцев длинноносого наглеца.       — Разумеется, понравилось, есть шоколад гораздо приятнее и слаще лимонов и острых перцев, — они рассмеялись, устроив настоящую безжалостную битву, где даже Панталон не собирался никого щадить. В какой-то момент его противница приостановила сражение, чтобы отдышаться.       — У меня есть кое-что, ещё более вкусное, — с одной из полок она достала другую плитку, — тоже шоколад, но он должен понравиться тебе больше.       — Ну хорошо, — он с недоверием зашуршал фольгой и сделал один укус.       Софи еле сдерживалась, наблюдая за тем, как переменилось выражение его лица. Автоматон поморщил нос, сделал несколько порывистых вдохов и...       — Будь здоров, — слова звучали нечётко, потому что девушка доедала последнюю молочную долю и злорадно смеялась, да так, что нужно было приложить много усилий, дабы не подавиться.       — Какой грязный трюк, — Панталон проглотил противную плитку, нахмуривши брови и слегка высунув язык, — ну и дрянь... Что это?       — Горький шоколад. В нём восемьдесят семь процентов какао, — она явно была крайне собой довольна. Это был взгляд победительницы, и его не портили даже мешки под глазами.       — Ладно, ладно, ты выиграла, — признание своего поражения в этой постановке являлось бальзамом для её ушей.       — Я тоже терпеть не могу горький шоколад, — она забрала плитку обратно, завернула её и положила на прежнее место, — полезный, конечно, но я ем сладости, чтобы быть счастливой, а не разочарованной.       — Но что он тогда делает в твоём доме?       — Он здесь на случай конца света.       — Понятнее не стало, дорогая.       И опять "атаковал", но практически безрезультатно. Оппонентка просто не могла больше позволить себе тонуть в смятении из-за этого.       — ...Когда у меня закончится молочный шоколад и не будет сил выходить на улицу, я могу принять отчаянное решение.       — О, я понял, — он выдержал небольшую паузу, — да, пожалуй, оно будет даже мощнее, чем решение начать работу над восстановлением наших тел, — Софа явно оценила шутку, — знаешь, теперь у тебя есть верный слуга, который сможет ходить за вкусностями в таких случаях.       Словами не передать, каким удовольствием было слышать подобные слова.       — Наглец.       — Я ничего не сделал!       — Продолжишь так нахально топить людские сердца, и никто не сможет устоять перед твоим обаянием, — послышалось хихиканье.       — Вот и продолжу, — заявление должно было звучать твёрдо, но он тоже не смог сдержать смех.       До самой ночи в мастерской слышались разговоры, о чём-то важном и не очень, периодически она заливалась хохотом, время от времени было совсем тихо, от чего казалось, что темы закончились, но на деле они просто переходили на шёпот, иногда даже не понимали, почему. Но их это не очень волновало.       — Пора по кроватям, — Софи зевнула, прикрыв рот рукой, а потом осмотрела комнату, — но перед этим следовало бы хоть немного...       — Прибраться? Я помогу.       — О, — она мягко улыбнулась, — спасибо.