Дети Чукура

В глазах Чагатая плещется лютая ярость, там черный огонь, там смерть. Эфсун пытается вырвать руку из хватки его железной, кричать пытается, но голоса нет. И сил нет, не справиться ей, не спастись. Ей так страшно, впервые — так сильно. Не надо, пожалуйста, не надо! Кажется, вместе с шелком рукава трещит, рвется её кожа. Чагатай снова спрашивает — ты знаешь, зачем нужна эта сигарная гильотина? Такие красивые тонкие пальцы, Эфсун, оно того стоит? Эфсун просыпается от собственного крика. Эфсун задыхается. Она вся в поту, скребет ногтями горло, будто поможет. Конечно же, Джан появляется на пороге через секунды. Подбегает, поит холодной водой, прижимает к себе и шепчет — всё прошло, всё закончилось, это сон! Сон, только сон, конечно. Эфсун не может уснуть до утра — снова фантомные боли. От бессилия она тихо плачет, Джан утром заметит, всегда замечает. Эфсун за это себя ненавидит особо — не уберегла, не оградила незнанием. Джану не нужен этот груз, Джану хватает и своего. Но ничего уже не изменишь. Каждый раз Эфсун замирает, когда видит — как мрачнеет его лицо, как темнеют глаза, как гнев, вязкий, топкий, поглощает его. В такие минуты Джан похож на отца до дрожи. Только в эти, к счастью. Такой взрослый уже, всего за полгода вытянулся сильно, раздался в плечах. После экзамена по химии подхватил, закружил, счастливый — Эфсун ему теперь что пушинка. Сегодня сон не отпускает дольше привычного. Эфсун мается по дому, не знает, чем себя занять. У Джана занятия, за ним рано ехать. Даже в саду трудно дышать, книга не отвлекает. Эфсун бесконечно гладит холодный пластик на своей руке, нельзя плакать, нельзя. Ради Джана — нельзя. Ради себя самой — не выйдет не плакать. Эфсун ненавидит себя за многое, за этот бесконечный непроходимый страх — тоже. За боль там, где нет ничего. За то, что в сердце только те, кто ей не принадлежат. За то, что нет даже могилы, куда бы она легла следом. Пока едут за Джаном с новой силой накрывает. Перед глазами снова и снова — Чагатай, голодный свирепый зверь, разорвёт её на кусочки. В игре света и тени Эфсун кажется, что на его губах — кровь. Её кровь. И это будет, после. Эфсун жмурится сильно, тянется к бутылке с водой, спокойно, спокойно. В голове гул, руки трясутся. Спокойно, спокойно. Все закончилось, давно все закончилось. Нет Чагатая, нет. Он не придёт за Эфсун больше. А сны — только морок, утром исчезнет. Эфсун обнимает себя за плечи. Эфсун уговаривает себя ровнее дышать. Всё закончилось. И Эфсун сделала все, чтобы не повторилось. Её никто не найдёт. И Джана никто не найдёт. Никогда и никто. Все будет хорошо, все будет хорошо. Летом они поедут в Испанию, а потом вместе выберут гитару — Джан просто заболел идеей научиться играть. Всё будет хорошо. Эфсун убивают, когда она выходит из машины.