Щенок

«Дядя Билли, кажется, ты мне врёшь». И слова бесхитростно, словно нож, достают до нерва, пробив броню. «Говорил, не знаешь свою семью». Он лишь только щурится: как сказать, что не всех детишек отец и мать водят в парк за ручку на карусель, защищают, любят и ждут — не всех? Боль и злость сжимают на миг тиски; заливает солнце не парк — пески. Билли в горле чувствует колкий ком. *** Били рано, больно, ещё щенком, оставляли шрамы, повыбив шерсть. Под дырявой шкурой чернела месть, разрасталась, выход себе ища: «Тебя, жалкий, некому защищать, становись сильней или подыхай», — и вцеплялся первым другим в меха, рвал до крови, в клочья, бесстрашен, груб. Потерял последний молочный зуб и окрасил алым свои клыки. Но привык по взмаху чужой руки не бежать навстречу, а нападать. Мир жесток — он станет ему под стать. *** Эти фразы детские — ерунда, он привык страшнее держать удар. Но сейчас не может вдохнуть в тисках, под улыбкой прячет кривой оскал, говорит себе, что любой дурак знает, что не надо лупить собак, и что Фрэнк, конечно же, не такой — но и Фрэнк однажды взмахнёт рукой.