Профессиональная попаданка: Государственный алхимик

      Начав говорить, я опустила взгляд в стол, остерегаясь, что реакция слушателей собьёт меня с мысли. Из своего рассказа я удалила лишь часть о том, что Хоэнхайм являлся философским камнем. Остальное же, по моему мнению, рассказать было нужно. К тому же, это была та правда, которая могла перетянуть Армстронгов на нашу сторону. Просто потому, что они оба были до зубовного скрежета честными и благородными, а такие ребята никогда бы не встали на сторону кого-то вроде отца. Поскольку мы сами не вдавались в самые разнообразные подробности дел ставки, нам было вовсе не лишним узнать о положении дел от того, кто хотя немного был в теме. Однако я всё говорила и говорила, а когда, наконец, добралась до конца истории и подняла голову, оказалось, что гостиной собрались все до единого, включая Хоэнхайма и Шрама.              — И вы хотите сражаться с ними? — мрачно уточнила Изуми.              — Этого боя не избежать, если мы хотим выжить и хотим сохранить жизни граждан Аместриса, — отозвалась я. — И я бы предпочла, чтобы он шёл на наших условиях.              — Странно слышать это от тебя, — хмыкнул Франкенштейн. — Хотя от кое-кого именно этого стоило бы ожидать.              — Я не сторонник сражений, знаешь ли, — скривилась я. — И кое-кто тоже.              — Какой у нас план? — подал голос Эдвард.              — У нас? — Франкен изогнул бровь. — Наш план определённо не включает вас троих, — он обвёл взглядом братьев и Уинри.              — Но мы тоже можем сражаться! — насупился Эд.              — Я не говорил, что вы не можете, — вздохнул «брат». — Я сказал, что не хочу, чтобы вы это делали. Я бы и Фреди оставил дома, но она мне понадобится там.              — Зачем? — озадаченно спросил Ал.              — Эй! — обижено скривилась я. — Кроме того, что врач и военный хирург, я ещё и алхимик, которому не нужен круг преобразования. Я могу преобразовать воду в огонь, использовать алхимию на расстоянии и разрушить философский камень. А ещё я неплохо стреляю и уверяю тебя, молодой человек, в спарринге со мной у тебя возникли бы трудности!              — Вы действительно это можете? — переспросил майор.              — Вода и огонь — несовместимые элементы, — нахмурилась Изуми. — А сама возможность существования пространственной алхимии опровергнута.              — Я могу, — скривилась я, не желая давать сейчас беглых пояснений.              — Так какой план? — повторила Изуми вопрос Эда.              — Да нет пока никакого плана, — скривился Франкен. — У нас почти нет вводных данных. Мы не знаем точной численности и способностей как противника, так и союзников. Не знаем, где они встречаются. Эффективнее они как группа или наоборот. У нас нет ничего.              — Вы сказали, что у них должно быть некоторое количество тел для бессмертной армии, так? — уточнила Оливия, и я кивнула. — Это число можно выяснить. Я приехала сюда в четверг и уже имела беседу с генерал-лейтенантом Рэйвеном. Он намекнул, что я могла бы многое выиграть, если буду на его стороне, поскольку он на стороне самой влиятельной части ставки.              — А я могу выяснить остальные детали, — подал голос Хоэнхайм.              В этот момент зазвонил телефон. Я вздрогнула и ощутила, как моё сердце быстро забилось где-то в районе пяток. Почему-то моей первой мыслью было то, что они всё знают. И сейчас нас либо предупредят, чтобы мы не делали бяку, либо вызовут в штаб и там по-тихому пустят на философские камни. Я не сразу заметила, что напряглась не только я. Пока Франкен шёл со своего места до телефона, вся собравшаяся толпа сверлила взглядом его спину. Звон телефона оборвался в глухой напряжённой тишине.              — Алло, — самым ровным тоном изрёк Франкенштейн. Вряд ли он вообще способен был волноваться из-за чего-то такого, однако я воздала хвалу ужасной связи — эмоций в голосе собеседника разобрать было нельзя. — Да, полковник… Ночным поездом?.. Старший лейтенант и майор МакДугал? Да, разумеется… Да, я вас встречу… Я понял. До завтра, — он повесил трубку под облегчённый выдох. — Полковник будет утром. Итак, помимо присутствующих, будет ещё трое. За ними по-прежнему численное преимущество, а у нас эффект неожиданности, — Франкен вернулся на своё место.              — Я в деле, — решительно объявила Оливия.              — Я тоже, — кивнул её брат.              — Я с вами, док, — хмыкнул Харай. — Можете положиться на меня.              — Я тоже… — подал голос Эд.              — Нет, и это не обсуждается, — отрезала Изуми. — Оставьте взрослые дела взрослым. Мы в деле, да, дорогой? — Зиг кивнул.              — Я… должен извиниться, — тихо произнёс Шрам. — И перед вами, доктор Фреди, и перед тобой, юноша, — он повернулся к Алу. Альфонс кивнул ему.              — Ты не первый, кто пытался меня убить, и полагаю, не последний, — я пожала плечами. — И я понимаю твою злость и желание воздаяния. Но мы вернёмся к этому позже. Вы пришли к чему-то в беседе?              — Да, — увереннее отозвался Шрам. — Я с вами против истинных виновников резни.              — Хоэнхайм? — обратил к нему взгляд Франкен.              — Разумеется, — вздохнул он.              — Итак, в первую очередь нам нужна информация, — подытожил Франкенштейн. — Как только у нас будет её достаточно, мы сможем составить план. Однако сегодня я об этом больше не хочу думать ни минуты. Мы планировали ужин.              Он поднялся и решительно направился в кухню, тем самым закрывая собрание. Харай забрал Шрама — возможно, для дальнейшей душеспасительной беседы, а возможно, ему нужна была какая-то помощь по части грубой физической силы. Я всё ещё хотела внимательнее рассмотреть татуировку и шов, однако побаивалась оставаться с этим человеком наедине. Я предложила Армстронгам остаться и в ожидании почитать что-нибудь из нашей библиотеки, и они с видимым удовольствием согласились. Изуми и Зиг забрали Элриков наверх — возможно, для телоспасительной беседы. Я сама собиралась поговорить с ними обо всём этом позже, потому что не сомневалась ни мгновения, что они сбегут сражаться, едва представится случай. Уинри тоже ушла наверх, и вид у неё был мрачный — похоже, она тоже понимала, что Эд и Ал не захотят оставаться в стороне. Впрочем, и вся ситуация была довольно пакостной. Хоэнхайм направился куда-то к задней двери — может, по городу пройтись, может, к себе направился, а может, решил отправиться на разведку. Кто их, бессмертных, разберёт, что им там в голову приходит. Когда гостиная почти опустела, Катрина подошла ко мне.              — Это всё… — она теребила в руках подол платья и кусала губы, глядя в пол с минуту, и только потом подняла глаза. — Всё будет хорошо?              — Мы справимся, — я попыталась улыбнуться уверенно. — У нас ещё слишком много планов, чтобы помереть здесь. Не переживай.              Мастер утешений прямо вот восьмидесятого левела, ничего не скажешь. Но Катрину это вроде успокоило, и она направилась в кухню, где Франкенштейн уже начал греметь кастрюлями. Несколько секунд мне казалось, что над нами нависло слишком много срочных «надо»: надо провести разведку, надо разработать план, надо разобраться с последним штрихом и разработать круг преобразования, надо обучить союзников… Но шум на кухне говорил громче слов, что война войной, а обед по расписанию. Я глубоко вздохнула и направилась туда же.              Откровенно говоря, я не могла припомнить, когда получала такое удовольствие от приготовления еды. Мне прямо нравился сам процесс. Возможно, потому что я давно этим не занималась, а возможно, потому что эти действия были своеобразным островком мира в сложившихся обстоятельствах. В кухне очень скоро мы с Франкеном остались вдвоём. Катрина ушла, почувствовав, видимо, себя лишней. Не то чтобы у нас там было тесновато, однако нам двоим хватало пространства, чтобы и не мешать друг другу, и как-то помогать, а вот она почему постоянно оказывалась не в том месте. Возможно, потому что она привыкла работать здесь одна, и это как раз мы ей мешали, находясь в самых неудобных местах.              Я определённо буду скучать по алхимии. Я поняла это, когда совершенно естественным образом сделала начинку для яблочного пирога. Алхимией сделать это было можно за несколько секунд, а в суровой реальности — минимум за час. И то не факт. Пирог был последним, и должен отправиться в духовку после того, как оттуда были извлечены два жирненьких гуся. Запах еды в кухне к тому моменту стоял такой, что впору было привязывать ведёрко к подбородку, чтобы туда могли свободно стекать слюни.              За столом в гостиной было тесно — вся собравшаяся толпа кое-как уместилась, почти задевая друг друга локтями. Однако застолье было шумным и, надо отметить, весёлым. Иногда веселье казалось слегка нервным, но по большей части это было именно весёлое веселье, а не истерическое. Впрочем, надо заметить, что Хоэнхайм к ужину не пришёл, как и Харай со Шрамом. Дед, вероятно, решил не портить вечер перепалками с Эдом, хотя я лично была уверена, что он-то как раз мог оказаться самым интересным собеседником из присутствующих. С ишварцами дело обстояло сложнее. Я вообще не была уверена, что они остались здесь — вполне могли отправиться в Общину.              Собравшиеся за столом люди не были теми, кто прожил весёлую и счастливую жизнь, в которой происходило одно интересное и радостное событие за другим. Скорее, наоборот. Однако в самих историях самым главным была подача. Так Франкенштейн, например, очень уморительно рассказал о нападении близ Нью-Оптэйна — так, что даже Катрина рассмеялась, хотя прежде она решительно отказывалась даже поднимать эту тему. Я рассказала про то, как мы с Хараем заезжали в Долину Раш, и это почему-то тоже показалось всем очень смешным. Уинри рассказала о том, какой забавный у них с бабушкой был клиент — самым главным в автоброне он считал возможность крутить дули. Оливия поделилась, как в Бриггс по ошибке прислали новенькую форму для девушек с короткими юбками, а в крепости почти не было женщин. Форма была в поименованных пакетах и была выдана офицерам по роспись, однако выйти в ней никто так и не рискнул. Майор Армстронг в весьма мелодраматичной манере рассказал, как прошёл новогодний вечер в армейском клубе в этом году… В общем, каждый старался поделиться чем-то таким, что было максимально отдалённым от предстоящих событий.              Было уже довольно поздно, когда Армстронги ушли. На Оливии всё же оказалось платье — отрезное с нешироким подолом в пол, по низу которого тоже вилась вышивка лентами. Однако под плащ она надела и пояс со шпагой — видимо, имела привычку всегда носить оружие при себе. Я понимала её — не будь у меня алхимии, я бы, наверное, тоже что-нибудь носила. Впрочем, не будь у меня алхимии, на меня никто бы и не охотился. Ну, почти. Мы попрощались с ними на неопределённое время, и все как-то стали разбредаться по комнатам. Мы с Франкенштейном и Катриной перенесли всю посуду на кухню, и она не поместилась в раковину, хотя мы мыли всё, чем пользовались во время готовки. Катрина сокрушённо вздохнула, прикидывая масштабы работы, но Франкен отодвинул её мягким движением и отделил остатки еды от посуды алхимией. Оставалось только расставить, что он уже предоставил ей. Мы с ним прошли через гостиную в коридор, и именно в этот момент я решила, что лучшего времени для разговора не представится, и потянула его в подвал.              — И зачем это мы спустились именно сюда? — спросил Франкенштейн, когда я поставила масляную лампу на стол.              — Есть разговор, — я уселась за стол, упёрлась в него локтями и переплела пальцы.              — Я догадался, что не помолчать ты меня сюда привела, — хмыкнул он и сел на стул верхом. — Так о чём ты хочешь поговорить?              — Я поняла, как выбраться отсюда. Точнее, я поняла, как разделить наши души и души Штейнов, — понизив голос, произнесла я. — Для это нужно использовать разность эмоционального потенциала.              — Ты хочешь сбежать? Сейчас? — Франкен мрачно сощурился.              — Честно? Да, хочу, — вздохнула я. — Но я не сделаю этого. Я говорю это не для того, чтобы прямо сейчас ринуться в лабораторию, чтобы начертить круг преобразования. Я говорю это только потому, что могу умереть. И тогда тебе придётся выбираться самостоятельно.              — Ты серьёзно? — он чуть опустил голову, и мне показалось — или это была игра теней — что взгляд его стал ещё мрачнее.              — Нет, блин, шучу! — фыркнула я. — Я лишь говорю, что это возможно, а не что это непременно случится.              — Ты серьёзно думаешь, что Френки даст Фреди умереть? — с нажимом уточнил он.              — Давай смотреть правде в глаза: мы не сможем держать под контролем абсолютно все обстоятельства предстоящих событий, — я глубоко вздохнула. — Не надо думать, что те самые суицидальные наклонности у меня появились и я брошусь на нож — или что там будет у них — при первой же возможности. Этого не будет. Более того, я рассчитываю на эффект зонтика.              — Что ещё за эффект? — скривился Франкен.              — Если взять зонтик с собой, вероятность дождя резко снижается, — хмыкнула я. — Я хочу обстелиться соломкой так, чтобы этот эффект срабатывал вообще на всё.              — А, я понял, — он кивнул и сложил руки на груди. — Что ещё ты хочешь сделать?              — Я хочу отослать Элриков с Катриной в Метсо, — я прикрыла глаза. — Хочу, чтобы она пошла на подготовительные курсы там. Ал, как я поняла, тоже заинтересован в медицине. И я хочу, чтобы они были подальше, когда здесь развяжется бой.              — Ты думаешь, они захотят вмешаться?              — Я те клянусь, — усмехнулась я. — Эд очень вспыльчивый, его горячность может привести его под удар. И он и Ала с собой потащит. Ещё он готов бунтовать. И я почти уверена, что он не послушает, что бы мы ни говорили.              — Да, я понимаю, — Франкен вздохнул. — Думаешь, Катрина одна сможет сдержать их?              — Уинри тоже поедет. Но я не знаю, — я пожала плечами. — Мне кажется, их бы и больничная койка не больно-то сдержала.              — Я придумаю что-нибудь, — он улыбнулся, как будто успокаивая меня. — Ты уже сделала расчёты?              — Набросала кое-что, — я сделала неопределённый жест рукой. — Всё на чердаке. Я должна закончить это в ближайшие дни. Кстати. Раз уж речь зашла об отъезде Катрины…              — Да, надо будет съездить в редакцию «Ведомостей» и дать объявление о найме как работницы на её место, так и работников в клинику, — закончил за меня Франкенштейн. — Тут будет самый настоящий проходной двор…              — Но это даже удачно, — отозвалась я. — Суета может стать для нас отличной ширмой.              — Похоже, паранойя слежки добралась у тебя до каких-то невероятных масштабов, — криво усмехнулся он. — Но я почему-то разделяю это мнение — ширма нам нужна. А ещё нам нужен сон.              Я поняла, что действительно вымоталась, и потому только кивнула в ответ.              Утром я проснулась от весьма странного звука — на заднем дворе хлопнула дверь машины. Я потянулась и подумала, что это, должно быть, Франкен отправился за полковником. Прошла минута, затем другая, и вместо шума уезжающей машины я услышала голоса на первом этаже. Это во сколько прибыл ночной поезд, интересно? Или это я разоспалась? Снилось мне что приятное, так что в первые секунды после пробуждения я ощущала счастливую лёгкость, которая разбилась, едва я поняла, что полковник уже здесь. А это значило, что вчерашние заговорщицкие посиделки были самой настоящей правдой, а никакой не выдумкой. Ну, в смысле, для этой реальности.              Спустилась я уже в разгар лекции про гомункулов. Мне ничего нового она не сулила, так что я прошмыгнула на кухню, где Катрина подала мне блинчики с сиропом и кофе. Я читала вчерашние «Ведомости», в которых Аместрис представлялся совершенно умиротворённым, как спящая собака, отмахивающая хвостом от надоедливых мух. И я как раз запивала блинчик, когда в кухню влетел Харай. Его появление было настолько внезапным, что я поперхнулась и испортила газету.              — Док! — воскликнул он, сфокусировав на мне взгляд.              — Шрам сбежал? Дом окружён военной полицией? — флегматично поинтересовалась я. — Или что произошло?              — Ничего подобного, — сбавил тон ишварит. — Просто вы срочно нужны в Общине.              — Мы вроде бы договаривались, что если что-то происходит, ехать сразу сюда, — я нахмурилась, влила в рот остатки кофе и поднялась. — Что там стряслось?              — Вам нужно увидеть самой, — отозвался он.              Я напряглась. Обычно паранойя не входила в список моих расстройств, однако сейчас она стремительно набирала обороты. И причин для этого было предостаточно, начиная с тьмы покушений на мою персону и, в принципе, не заканчивая. Харай выглядел самим собой, но я никак не могла отделаться от мысли, что один из гомункулов мог менять внешность. И я очень старательно прислушалась к ощущениям — если это был Зависть, о котором говорил Хоэнхайм, от него и ощущение должно было быть, как от Хоэнхайма. Мне понадобилось секунды три, прежде чем я смогла убедиться, что ишварит передо мной именно тот, кого я вытащила с того света, и я облегчённо выдохнула. Я крикнула Франкену, что отлучусь в Общину, услышала в ответ маловразумительное вроде бы согласие и направилась на задний двор. Лошади были уже осёдланы, так что выехали мы сразу. Я думала, что дело срочное, но Харай не стал пускать коня даже вялой рысью. И всю дорогу он молчал.              Когда мы приехали в общину, я похолодела. Ну, не сразу — сама по себе община вообще не изменилась. По приезду мы спешились, и Харай повёл меня к серой палатке, стоящей немного в стороне. Раньше в неё меня не то что не приглашали — даже вроде как не пускали. Не то чтобы я рвалась, правда, просто как-то проходила мимо и спросила у кого-то, что там, а мне сказали, что мне туда не надо. Ну, не надо и не надо, думала я, мало ли что там у них. И вот теперь я поняла — это было место поклонения Ишваре. Внутри палатки находились шесть крупного телосложения ишварцев и Шрам. Они были одеты в светлые брюки и свободные рубашки с красно-чёрной лентой на поясе и через левое плечо. И вот тогда я похолодела и даже отступила назад, но наткнулась спиной на Харая, вошедшего за мной. Какими бы мерисьюическими талантами я не обладала, восемь боевых монахов для меня одной было многовато…              — Больше не осталось, — негромко произнёс Шрам. — Когда-то нас было много, но теперь живы и целы только мы.              — Э… — замялась я. — Это… — паранойя чуть отступила, и я поняла, что они не проявляли враждебности.              — У нас нет причин сражаться за Аместрис, — произнёс один из них, стоявший боком ко мне. — Однако, причины сражаться в принципе — есть. Это правда, что наш народ принесли в жертву ради того, чтобы принести затем в жертву всю страну?              — Э… да… — тихо отозвалась я.              — Доктор Фреди, — вперёд вышел самый старший из них. — Вы спасли жизнь моего брата, и я поверил, что сгнили не аместрийцы, а ставка. Вы примете нашу помощь?              — С благодарностью, — мой голос невольно дал петуха и взметнулся к высоким нотам.              — У нас не одна причина для этого, — продолжил он. — Мы не только хотим защитить свой народ на этот раз. Мы хотим, чтобы нас перестали считать теми, кем мы не являемся. Мы мирный народ и желаем лишь мира.              — Док, — Харай чуть сжал мои плечи, и я едва не подпрыгнула. — Вам не нужно бояться нас.              — Я… — мой голос снова прозвучал нервно-высоко, и я прочистила горло. — Я должна сказать, что мероприятие это будет смертельно опасным. Что вам придётся положиться на мою алхимию. И что я вряд ли буду иметь большее влияние потом, чем сейчас, но полагаю, мне известно, кто будет. И я думаю, они будут справедливы.              — Я бы не поверил, если бы вы стали обещать что-то, — кивнул старший. — Вы можете устроить нам встречу?              — Я полагаю, я должна сделать это, — наконец успокоилась я. — Потому что нам нужен общий и единый план, чтобы банально не попасть под дружественный огонь.