Профессиональная попаданка: Государственный алхимик

      До обеда оставалось около часа, когда доктор Мауро закончил свои объяснения по разрушению философского камня. Надо полагать, в сражении с гомункулами это знание станет едва ли не решающим. На мой самый главный вопрос, впрочем, ответа я не получила, однако обнаружила, что мы вполне всерьёз готовились к сражению со злодеями. В какой-то момент я даже поймала себя на мысли, что мне сложно поверить в то, что я действительно этим занималась. Но всё-таки знание, как справиться с противником, вселяло некоторую уверенность. По крайней мере, в меня — Франкенштейн определённо недостатком уверенности не страдал. Объектов для практики у нас не было, так что пришлось удовольствоваться теорией. Доктор Мауро поднялся и сказал, что больше ничего рассказать не может. Минут через пятнадцать они с Франкеном уехали.              Субботняя запись была как обычно плотной, так что день пролетел быстро. Франкенштейн вернулся домой около пяти, но менять меня не стал, а уединился в своём кабинете. Так что снова встретились мы за ужином, где он рассказал, что всё оказалось так, как он и говорил — дом рядом пустовал и его владелец уже года два как искал покупателя и никак не мог найти из-за планировки. Странно, что даже участок никто покупать не хотел. Так что желанию Франкена выкупить его сразу за всю сумму, ещё и не торгуясь — «брат» сказал, что цена там и так была ниже плинтуса — владелец обрадовался больше, чем новогоднему подарку. Он должен был приехать к нам завтра, чтобы показать дом, и если всех всё устроит, начать оформлять сделку.              Планировка дома действительно была несколько странной. В доме было два этажа, и оба были разделены коридорами ровно по центру. Из коридоров можно было попасть в одинаковые по размеру комнаты — шесть на втором этаже и три первом с правой стороны, с левой стороны там были кухня и столовая. В общем, походило на маленькую гостиничку типа «удобства на этаже». И для наших нужд это вполне подходило: шесть палат на втором этаже, смотровая, операционная, кладовая для препаратов, столовая и кухня на первом. В подвале тоже было три помещения, как и у нас — котельная и две комнаты как бы под склад. Не отходя от традиции, в нашем представлении там должны были оказаться лаборатория и прачечная.              Дому, разумеется, нужен был ремонт, причём достаточно основательный. Но и тут мы по старой схеме отправили Харая в Общину, чтобы он договорился с бригадой строителей. После обеда мы сидели в гостиной и обсуждали план и смету на строительство. Глядя на последнюю и на то, как спокойно вписывал в неё суммы Франкенштейн, я даже спрашивать не хотела, сколько у нас денег. Мы говорили о закупке дерева, когда в дверь постучали. Франкен тяжело вздохнул и поднялся, опустив почти привычное выяснение, кто кого ждёт. И я подумала, что это он кого-то ждал. Кого-то, о ком почему-то не сказал мне. Через несколько минут он вернулся, а вместе с ним в гостиную вошла девочка лет двенадцати с длинными светлыми волосами. Впрочем, она выглядела как истинная аместрийка, но я никак не могла понять, кого она мне напоминает.              — Это Уинри Рокбелл, — представил её Франкен. — Эд просил взять её в ученики.              — Тебя? — озадаченно переспросила я, и он кивнул. — Ты вроде не берёшь учеников.              — Я и не беру обычно, — нахмурился он. — Но тут особый случай. А свободна только комната мальчишек, пока их нет.              — Не переживай, я как раз подумала перенести свой кабинет, — я поднялась. — Правда, я думала перенести его сразу в клинику, но пока он хорошо будет чувствовать себя на чердаке. Ты, наверное, устала с дороги? — я подошла к девочке.              — Не очень, — неуверенно кивнула она. — Эд сказал, что вы его дядя и тётя. И что вы знали моих маму и папу.              — Если вкратце, то всё именно так, — я скривилась. — Ты хочешь учиться у Франкена механике?              — Да! — она как будто засветилась изнутри. — Эд сказал, что доктор Штейн похвалил мою броню, и я попросила его договориться, чтобы я могла хоть немного поучиться у него.              — Я только поэтому и согласился, — вздохнул Франкен. — Хотя я плохо представляю себе этот процесс. Ты ведь не алхимик.              — Я понимаю, — сникла Уинри.              — Но азы у всех одинаковые, — хмыкнул он. — Сегодня нам надо приготовить тебе комнату, так что придётся взяться за переноску вещей. Фреди, когда Харай вернётся?              — Спроси, что попроще, — отмахнулась я. — Пойдём. Там горы бумаги.              Мы поднялись наверх, и я прошла сразу в свой кабинет. Как бы мне так прихватить потом с собой домой — или куда я там потом? — привычку Фреди всегда всё ставить на свои места? Правда, истории болезни мы уже месяца два как собирались перенести на чердак, да так и не собрались. Но в кабинете они стояли в идеальном порядке. Франкен завёл Уинри в свой кабинет, и я слышала через открытые двери, как он дал ей книгу «Введение в базовые принципы механики автоброни» и велел прочитать первые главы. А затем он пришёл ко мне, и началось. Вот уж точно — переезд равен двум пожарам, причём один из них напрямую связан с перенесением большого количества вещей в короткие сроки, а второй — с полыханием где-то чуть пониже спины. Однако мы полностью освободили комнату часа за три, хотя время это казалось растянувшимся, как резинка в старых трениках. Я даже не поняла в какой момент пришёл Харай — просто оказалось, что коробки стали возвращаться как-то быстрее.              Изобразить нечто похожее на спальню совместными усилиями удалось только к вечеру. Кровать собрал Харай, и я даже думать не хотела, где он взял на это дело брус и доску. И не потому что подозревала какое-то странное их происхождение, а потому что к вечеру я не хотела думать вообще. Платяной шкаф мы с Франкеном преобразовали из освободившихся стеллажей, стол остался столом — он ей ещё должен был пригодиться. А вот я осталась временно без стола. Впрочем, на кой мне ещё один, ведь я могу писать и в лаборатории, и в смотровой, и в гостиной, и даже на коленке, если прижмёт.              Глядя на Уинри я думала, что вот она определённо поладила бы с Аделиной: она носила исключительно модную длину до середины бедра. Нет, я не настаиваю на платьях в пол — у голых детских коленок определённо должна быть какая-то своя эстетика. Наверное. Но на дворе январь, снег только-только сходить начал, холодно, сыро и промозгло. Ветер задувает вообще везде. Какие, блин, голые коленки? Синие? Может, меня бы это так не волновало, если бы она в этой короткой юбке только дома ходила, а не на улицу, но нет — Уинри так ходила везде. Красота, даже если я не понимаю, в чём она там, важнее колен.              Я вернула книги Тима Марко в библиотеку в первозданном виде, чтобы никто не догадался, что мы всё поняли. Хлопая глазками, я обсудила с Шеской — так звали библиотекаря — изыски жареного голубя, а потом вернулась восвояси. Франкен старательно занимался с Уинри у себя в кабинете, а я старательно не лезла, ничего не понимая в предмете. Освободившееся время я посвящала Дольфу, новой клинике, пациентам и кое-каким исследованиям. Нет, я вовсе не забыла, что моей главной целью было вернуть Франкенштейна домой, и в этом паззле мне не хватало всего пары деталей. Но ключевых. Однако почему-то у меня оказалось столько насущных проблем, что до разгадки главной загадки просто руки не доходили. А день рождения уже опять был на носу.              Проблем с новой почкой у Дольфа не возникло, так что мы посовещались и решили пересадить ему и вторую. Он согласился, так что мы назначили ему вторую операцию на утро пятницы двадцать шестого января. Франкенштейн снова был за анестезиолога, а я за трансплантолога. Новый надрез я снова зашила вручную — чисто на всякий случай, а вот прошлый зарастила с помощью алхимии. Практически без шрама. В это время собранная бригада ишварцев уже начала делать новый дом. Они решили делать последовательно сначала комнаты второго этажа, потом первого, потом коридор на втором, потом на первом. Чтобы ничего не изгваздать. Когда они выносили ветхий хлам, у меня обычно застывало лицо — я вспоминала строчки сметы на новые двери, люстры, обои и прочие материалы, и мой мозг предпочитал в эти моменты просто забывать математику. И это при местных-то ценах.              После прошлогоднего подарка армии на день рождения у меня как-то отбило напрочь всякое желание его отмечать. У Франкена, как оказалось, тоже. Антипраздничное настроение было настолько сильным, что его заметили все в доме, даже те, кто понятия не имел ни о дне рождения как таковом, ни о том, что произошло.              — Сегодня что-то случилось? — спросила Уинри, когда за ужином мы перешли к чаю.              — Нет, — отозвался Франкен. Он хмурился, листая какую-то тетрадь. — Просто завтра…              — Годовщина нашей отправки в Бриггс, — кисло заметила я. — Хотелось бы сделать вид, что это просто обычный день.              — Ой, — стушевалась она.              — А ещё у нас с Фреди день рождения, — Франкен поднял на меня глаза. — И, возможно, именно поэтому хотелось бы сделать вид, что это просто обычный день.              — Удивительно! — оживилась Уинри. — У вас и день рождения в один день!              — А что в этом удивительного? Мы же близнецы, — озадаченно изогнула бровь я.              — Близне… — повторила она. — А я думала, что вы… Ой…              — А наши отношения похожи на такие? — оторвался от тетрадки Франкен. — Правда?              — Нет, но… У всех ведь по-разному, — потупилась Уинри. — Просто…              — Давайте закроем тему, — вздохнула я. — Завтра просто обычный день, хорошо?              — Я только за, — кивнул Франкенштейн и снова опустил глаза в тетрадь.              — Ты долго ещё будешь занят? — спросила я, косясь на тетрадку.              — Заканчиваю… — протянул он и через пару секунд захлопнул её. — А что?              — Хотела позвать тебя на финальный эксперимент в лабораторию, — я поднялась из-за стола.              — Не знал, что ты ведёшь какие-то исследования, — отозвался Франкен. — Уинри, попробуй начертить это в масштабе, — он придвинул ей тетрадь. — Так, как ты это написала. Ничего не исправляй. Обсудим потом.              Она взяла в руки тетрадь, но из-за стола не встала — у неё было ещё полчашки чая и полбулочки, собственно, булочки. Кто ж такое оставит? А мы с Франкеном двинулись в подвал. Он шёл за мной, источая любопытство. Почти осязаемое, я бы сказала. А у меня там, на самом деле, ничего такого особенного не было. Франкен остановился у входа, пока я несколько минут металась, собирая на столе реактивы.              — Короче, я тут вспомнила тихий ужас на твоей голове в день нашего похищения, — изрекла я, складывая ладони. — И немного покопалась в теме. И вот…              Спецэффекты! Я опустила ладони по обе стороны от реактивов, и в специально заготовленном тазике оказалась белая густая жижа, источавшая приятный аромат жасмина. Франкенштейн отлепился от косяка, посмотрел на тазик и изумлённо замер на несколько секунд. Химические реактивы — одна крона; исследования — около пятидесяти часов; шокированное лицо Франкенштейна — бесценно. А потом он решил меня придушить объятиями. Нет, я больше в этой лаборатории работать не буду — что ни сделаю, пытаются удавить.              — Это типа подарок на день рождения? — Франкенштейн выпустил меня, и я закашлялась.              — Типа… — прохрипела я. — Ты борщишь… Так недолго и рёбра сломать.              — Буду аккуратнее, — хмыкнул он и нагнулся над тазиком. — Это кондиционер, да?              — А, то есть это не последний раз… — я медленно моргнула. — Да, это он.              — Монетизировать его хочешь? — Франкен уже повернулся ко мне и потирал руки. — Или ты его армии отдашь?              — Армии-то он зачем? — скривилась я. — Пока я искала нужный состав — а я уверена, то это именно он — для нашего с тобой типа волос, нашла ещё несколько. И с ними можно пойти в любую мыловарню. С руками оторвут.              — Годится, — кивнул он. — Даже если день рождения мы молчаливо решили не отмечать, отличный подарок ты мне всё же сделала.              — Ну, извини, — хмыкнула я.              Сам день рождения выпал на пятницу, и начался он максимально обычно: Франкен и Уинри после завтрака ушли в его кабинет, оставив дверь как обычно нараспашку. А я повела Дольфа на осмотр. Он определённо шёл на поправку, так что я зарастила ему шов алхимией и выписала. Он собрался и, я бы даже сказала, довольно охотно уехал, рассыпавшись в благодарностях. Я сказала ему, что доктор Мауро рассчитался за его пребывание у нас, так что он может спокойно ехать. Катрина взялась убрать его комнату, а я подумала, что надо бы с ней позаниматься, а то она увлеклась самостоятельно медицинскую литературу читать. Она всё ещё хотела учиться сестринскому делу, так что мне бы стоило уделить этому некоторое время.              Однако занятия с Катриной опять пришлось отложить — в субботу приехали Элрики, и не одни. Вместе с ними приехала очень молодая на вид женщина с тёмными, заплетёнными в мелкие косички волосами, и тёмными, как у Мустанга, глазами. И немного смуглый темноволосый и бородатый мужик размером с майора Армстронга. Эд представил их как Изуми и Зига Кёртисов, своего учителя и её супруга. И хотя цель визита была вполне конкретной, я решила, что сначала нам всем стоит попить чаю, так что пригласила их в гостиную. Дело шло к обеду, так что сверху спустились и Франкен с Уинри. Стол в гостиной определённо был маловат для такой толпы. Видимо, «брат» пришёл к тому же выводу, так что прихватил с собой «племянника», и они принесли из бойлерной какие-то доски. Франкен преобразовал из них дополнительный стол и стулья, и все смогли рассесться. Катрина принесла чай, и я подумала, что в данный момент у нас дома ну очень высокая концентрация алхимиков на квадратный метр.              — Эд сказал, что вы можете разрешить некоторое моё затруднение, — произнесла Изуми после того, как все были представлены друг другу. — И как я понимаю, вы догадываетесь, о чём именно идёт речь.              — Мы действительно можем провести пересадку органов, — кивнул Франкен. — Вы же сами видели тела Эда и Ала. Думаю, после этого у вас не должно было остаться сомнений в нашей квалификации.              — Однако мы не волшебники, — заметила я. — Вы знаете, каких именно органов у вас не хватает?              Кёртисы переглянулись, и Изуми глубоко вздохнула. Пару секунд она помолчала.              — Я должна сказать спасибо за то, что вы объяснили Эду, а он мне, что преобразованное тело не было… Тем, чем задумывалось, — она мрачно опустила голову. — Я много лет думала, что убила…              — Не стоит, — остановил её Франкен. — Не нужно углубляться в кошмарные воспоминания. Скажите, чем мы можем вам сейчас помочь?              — Что ж, — Изуми снова вздохнула, собираясь с мыслями. — У меня не хватает части лёгкого, части печени, одной почки и матки.              — М-да… — протянула я. — Я бы хотела взглянуть на всё это своими глазами. Эд, Ал, Уинри, дальнейший разговор не для ваших ушей.              — Но мы… — начал было Эд, но я скорчила ему жуткую рожу сопровождающей учительницы в филармонии, и они ушли.              — С этим можно что-то сделать? — спросил Зиг, когда дети покинули гостиную.              — По большей части, — я глубоко вздохнула. — По крайней мере, лёгкое, печень и почка вполне поддаются пересадке.              — А матка? — мрачно спросила Изуми.              — Она сама по себе очень сложный орган, — отозвалась я. — Но это не вся проблема. Если нет яичников, восстанавливать её нет никакого смысла. Впрочем, даже если они есть, восстановить детородную функцию мы, скорее всего, не сможем.              — Понятно, — протянула она и закрыла глаза.              — Однако мы можем восстановить ваше здоровье в такой мере, что воспитывать ребёнка вы сможете, — заметил Франкен. — Благодаря политике ставки в Аместрисе более чем достаточно детей осталось без родителей. Вы не думали об этом?              — Думали, — отозвался Зиг. — Но пока Изуми в таком состоянии, как сейчас, брать кого-то было бы… Да и после того, что произошло, дети были для нас сложной темой.              — Мы сделаем всё, что в наших силах, — заверила я.              Откладывать осмотр в долгий ящик не было никакого смысла, так что я увела Изуми в смотровую. Учитывая особенности дела, мне даже не осмотр надо было провести, а вскрытие. Франкен увёл Зига наверх и показал единственную свободную комнату, а затем вернулся ко мне. Я как раз вводила наркоз.              В общем, всё было почти именно так, как она и сказала: не хватало по одной доле у правого и левого лёгкого, примерно половины печени и левой почки. Детородные органы отсутствовали полностью, как будто их там и не было никогда. Я зарастила разрез алхимией и оставила её отходить. До того, как она проснётся, у нас было ещё минут двадцать.              — Что думаешь? — спросил Франкен, стаскивая перчатки.              — Как я и сказала раньше — лёгкие, печень и почка, — я пожала плечами. — Но я бы не стала делать всё за один раз. И даже за два бы не стала.              — С чего, по-твоему, лучше начать? — кивнул он.              — С лёгких, — я сжала переносицу. — В них нужно будет восстановить только часть. Что одновременно и сложнее, и проще.              — Не могу спорить, — согласился Франкенштейн. — Но для лёгких мы не делали расчёты.              — Ты не делал, — скривилась я. — Но мои посмотри.              — Какие у меня шансы? — раздался слабый голос Изуми — видимо, только проснулась.              — Лёгкие, печень и почку мы вылечим, — я вернулась к ней и помогла сесть. — Вернём, если быть точнее. Придётся сделать четыре операции с разницей минимум в неделю, но уедете вы от нас как новенькая.              — А плата? — нахмурилась она.              — Никакой, — отозвался Франкен. — Спишем на армейские расходы.              — Но я простая домохозяйка, я не служу в армии, — гордо произнесла Изуми.              — А, это… Дело в том, что трансплантация ещё очень новый метод лечения, — улыбнулся Франкен. — И для доказательной базы его эффективности мы ещё собираем статистику. Так что для армии мы вас укажем, как добровольца для испытания новой методики лечения. Что же касается рисков, то они расчётно малы.              — Вопрос только в согласии, — улыбнулась я.              — Я думаю, мы можем перейти на ты, — задумчиво произнесла Изуми. — Когда можно будет начать?              — Я проверю препараты, и если чего-то не хватает, то думаю, к вечеру это можно будет уже исправить, — я покосилась на Франкена, и он кивнул. — Так что я бы запланировала первую операцию на завтрашнее утро.              — Сегодня у тебя приём, так что я сам проверю и съезжу в город, — нахмурился Франкен. — Уже время.              Я только кивнула. Январь сменился февралём, и, соответственно, наши с Франкеном смены тоже поменялись местами. Изуми и Франкен вышли, и я, поняв, что пропустила обед, сменила халат, чуть испачканный кровью. Я уселась за стол и задумалась о предстоящей работе, притягивая к себе журнал записи. К моему удивлению, первой на приём должна прийти Юстиния Штурц, а она была сейчас в основном пациенткой Франкена. Более того, она была у него буквально вот… Кстати, когда? Он на этой неделе вообще приём не вёл…              Откровенно говоря, это был самый странный субботний приём за весь период моей практики. Потому что пациенты валили валом, но вовсе не потому что были больны, или у них что-то обострилось, или им понадобилась консультация или рецепт. Нет. Они все притащились ради того, чтобы поздравить меня и Франкена с днём рождения. Катрине по этому случаю пришлось непрерывно курсировать между смотровой и гостиной, потому что у меня не было ни минутки перерыва — запись непостижимым образом уплотнилась с тридцати минут на пациента до десяти. Она уносила принесённые домашние пироги, букеты цветов, коробки конфет и прочие приятные презенты. В семь вечера, когда ушёл последний пациент — это был генерал Мардс, который принёс в качестве подарка Очень Толстую книгу по искусству иллюстрации — у меня практически не было сил. Я растеклась по стулу и думала, как бы мне себя заставить встать и пойти ужинать. Я просидела так минут, наверное, пять и почти начала шевелиться, когда в смотровую буквально ворвался Франкен. Я с ужасом подумала о том, что должно твориться в гостиной. Вместе в Франкеном ворвался и свежий морозный воздух, как будто он примчался сюда прямо с улицы.              — Переодевайся в вечерний туалет, — с порога заявил он.              — Зачем? — я аж выпрямилась от неожиданности.              — Я веду тебя в оперу, — безапелляционно заявил он. — А потом ужинать.              — Я даже не обедала, — хмуро заметила я, но со стула встала. Это ж опера!              — В гостиной гора пирогов — у тебя минут пять, чтобы перекусить, и не больше получаса, чтобы собраться, — он как-то странно улыбнулся. — Ради нас не будут задерживать начало «Волшебной флейты».              Я застыла ровно на полсекунды. А потом во мне как будто заменили старые обычные батарейки на энерджайзер, и я пулей метнулась в гостиную, а затем практически взлетела по лестнице в свою спальню. Вечернее платье было у меня одно, а времена были такие, когда в оперу в чём-то ином заявляться было не принято. Так что безо всяких мук выбора я быстро переоделась, собрала волосы в пучок и ровно в половине восьмого спустилась обратно на первый этаж. Франкен тоже переоделся в смокинг, и мы с ним под ручку торжественно прошествовали по дому на задний двор под несколько озадаченные взгляды всех домашних. Уже в дверях Франкен обернулся и произнёс:              — Ложитесь как обычно — мы вернёмся возмутительно поздно. Или даже рано.              Только когда мы сели в машину, я задумалась, с чего это вдруг ему захотелось в оперу пойти. С того раза, как мы были в театре, когда он не дал мне посмотреть постановку, о чём-то таком даже речи не заходило. И тут вдруг на тебе.              — Я подумал, что тебе понравится такой подарок на день рождения, — произнёс он, как будто прочитав мои мысли. Может, у меня всё на лице написано? — Я ошибся?              — Вообще ни разу, — моё лицо против воли расплылось в счастливой улыбке. — А как ты с оперой угадал?              — Я не угадывал — просто совпало, — усмехнулся он и вывел машину со двора.