Воспоминания Регулуса Блэка

Все, кого ты любил, или бросят тебя или умрут. — Чака Паланика Он ходил вдоль сада понимая, что никогда больше не почувствует запаха яичницы с беконом которую так любила делать Грейнджер по утрам, не услышит ее звонкий смех и не увидит такую радостную, искреннюю улыбку…он больше не сможет ее обнимать ходя по этому саду… хах, еще он вспомнил это прозвище: «Реджи буль буль»… Он просил никогда не называть его так, но она делала иначе. А как они танцевали по среди гостиной под пластинку маггловской группы ABBA… Это были незабываемые дни. Как ее не стало, жизнь Регулуса Блэка изменилась; он больше не чувствовал себя счастливым, и никогда не почувствует. Все что у него осталось — особняк покойных родителей, беженец брат, эльф и большущее состояние. «Черт, я опять задумался.» - уйдя от своих мыслей, Регулус присел на ближайшую лавочку. Их прогулки около океана… а как она смеялась когда он взял ее за руки и начал кружить. — Регулус! Реджи буль буль, отпусти меня немедленно! - Через смех промолвила Гермиона в тот день. Он никогда не забудет ее смеха. Еще их прогулки по ночному Лондону, как они смотрели на звезды, как она находила его звезду… — Смотри, мой звездный мальчик, какая твоя звезда яркая, прям как ты. А их поцелуи… такие страстные, но в одно и тоже время такие нежные… он никогда не забудет ее губы. А выходные они проводили вдвоем в библиотеке Блэков, попивая кофе и обсуждая любые книги которые только в голову придут. Но, не все было так хорошо. Он вспомнил ее депрессии, он вспомнил как она плакала ему в плечо каждый вечер, как и ей, и ему было плохо. Как она рылась в его ящиках, в поиске сигарет или бутылки огневиски. — Регулус, где сигареты и огневиски? - спрашивала она, когда ее состояние совсем ухудшалось. — Сигаретами и бутылкой ничего не исправишь, слышишь? Мы справимся… « — Сигаретами и бутылкой ничего не исправишь.» В эти слова он не верит и никогда не верил, и сам курил и пил в те времена. Но ее здоровье Регулусу было важнее, чем собственное, поэтому и прятал это все. Он был ей словно психологом. — Хочешь, я напишу тебе песню, и ты будешь слушать ее пока не надоест? А, Гермиона? — Если ты мне напишешь песню, то она мне никогда не надоест, Реджи буль буль… Сколько было времени Регулус не знал, слишком задумался о ней. Он никогда больше не почувствует запах французских духов, он никогда больше не заправит прядь каштановых волос за ее ушко, он больше никогда не посмеется с ее шутки… а ее руки… нежные, мягкие… Болезненные воспоминания прокручивались в его голове будто фотопленка, он вспомнил счастливые моменты с ней, и не только счастливые. Он узнал о ее болезни слишком поздно. Он видел как она мучалась, он не отходил от нее ни на шаг. Были вызваны все лучшие медики волшебной Великобритании, но каждый из них говорил: — Поздно. Он ругал ее, что она ему не рассказывала об этом раньше, ибо уже бесполезно что либо лечить. Как она с каждым днем бледнела, а голос тускнел, а той улыбки больше не было. Регулус, когда Гермиона засыпала, прокрадывался в свой кабинет и плакал, и напивался чуть ли не до потери сознания. Только это помогало ему убить боль. — Не умирай… пожалуйста… Только не умирай, или… Гермиона… ты меня слышишь? Герм… - Регулус плакал. Да, Регулус Блэк плакал. Безжизненная рука соскользнула с его ладони… Она была бледнее обычного, а легкие веснушки исчезли с ее лица. Он подошел к ней, и опустил ее веки, будто она спит. — Спи спокойно, моя девочка… - И со слезами, Регулус пошел искать бутылку огневиски и ментоловые сигары. Солнце уже давно ушло за горизонт, а луна весело играла со звездами. Горячие слезы блестели сквозь ресницы, Регулус был готов хоть сейчас пойти на кухню и опять напиться. Он посмотрел на звезды, вспомнил одну из их прогулки по ночному Лондону. «— Смотри, мой звездный мальчик, какая твоя звезда яркая, прям как ты…» — Такая яркая, прям как ты… — прошептал Блэк, доставая пачку сигар. — Яркая… Я должен быть как Сириус. Я должен покончить со всей этой чистокровностью к собачьим чертям. Гермиона будет гордится мной. - Рег сделал затяжку, и потушив сигару направился в дом. Он вбежал в комнату с семейным гобеленом. Руки тряслись, но он должен это сделать. Ради нее. — Ей никогда не нравилась эта комната. А значит, и мне тоже. И сделаю я это, маггловским способом. — Он достал из кармана брюк спичечный коробок, и зажегши спичку, кинул на пол. Пламя медленно, так красиво, расползалось по комнате, сжигая все на своем пути. Нужно было видеть лицо портрета Вальбурги, когда та узнала о том, что сделал ее сын.