Большая маленькая обманщица.

Пятничная пробка заковала московский центр почти намертво. Алиса, прилетевшая раньше, ехала на метро. Ее радовало успешно проделанная работа. Алексей оказался в заезде на базу, утренним рейсом он вылетал в Казань на игру. Она прошла в его пустую квартиру, прилегла на диван, собираясь с силами, чтобы принять душ и разобрать чемодан. Она вытянула руку, гладя поверхность дивана. Возможно буквально час назад Лёша ещё лежал здесь, может быть его запах ещё чуть тлеет на обивке. Она уткнулась носом, но не почувствовала ничего, кроме удушливого мускуса едких, дорогих духов. На палец, как на грех, намотался светлый волос средней длины. Алиса соскочила с дивана, как ошпаренная. Она прошла сначала в спальню, приподняла покрывало на кровати и поняла, что белье свежесмененное. Мозг достроил логическую цепочку сам: идти в ванную не пришлось, было и так понятно, что лежащее там, снятое белье пропитано теми же духами, и вероятнее всего, в тех же светлых волосах. Осознание случившегося подтолкнуло Войцеховску в прихожую. Покопошившись в чемодане, она вытащила Лешино кольцо и аккуратно положила прямо посередине стола. Руки чесались приписать ‘Пригодится для Лены’, но она по понятным причинам не стала опускаться до этого. То было последней каплей. Каплей, связывающей настоящее, нынешнюю реальность, в которой оказалась Алиса, и то счастливое, ванильное прошлое, в котором она утопала в любви к человеку, которого не стало. Нет, не не стало - его никогда и не было. Она явственно осознало разницу между настоящим Алексеем и своей милой, наивной фантазией о счастливом будущем с лучшим в мире человеком, своим мыльным пузырем, который она сама себе надула. Она создала в своём воображении идеальный образ, который так старательно старалась примерить на вполне реального Лешу, который не имел к этому образу никакого отношения. Алексей Миранчук окончательно оголился в своём истинном бытие и она наконец увидела его таким, каков он есть. Знай она его таким, настоящим, не приодетым в ее самосотканный идеальный наряд, она бы никогда с ним не связалась. Алиса сидела в полутьме, совершенно опустошенная. Совесть подсказывала написать прощальную записку и объясниться. Разум же твердил об абсолютной ненужности каких-либо объяснений, возможно он даже не заметит ее исчезновения. Когда она собирала свои вещи, ей было почти спокойно, у неё не было ни капли сомнений по поводу правильности своего решения. Она чувствовала лишь легкое сожаление о том, что она по собственной глупости ринулась завоевывать сердца человека, который этого не заслуживал. Как хорошо, что она это вовремя поняла и не потратила на это свою единственную, драгоценную жизнь. Поутру Алиса открыла глаза. Впервые за последние месяцы она хорошо спала. Она посмотрела в окно - небо было ясным. Всю ночь шёл спасительный ливень. Накануне почти вымокнув насквозь, она перетаскивала свои вещи из машины в дом, молча проклиная себя за лень, которая помешала ей озаботиться заранее и сделать у дома спасительный навес от непогоды. Когда последняя коробка была в доме, она села в пустую машину и дала волю слезам - ей надо выплакаться прежде, чем бабушка ее увидит, меньше всего ей хотелось расстраивать своими неудачами ее. В полдень до неё дозвонился Лёша. Каких бы ей это не стоило усилий, она пожелала ему удачи, не имея права портить ему настрой перед игрой. Будет лучше, если он поймёт всё сам, когда вернётся домой. -Ну че ты наделала, а? - начал он без приветствий свой звонок после того, как оказался дома. -Так будет лучше нам всем, - голос Войцеховски немного подрагивал. -Почему ты ушла? -Ты знаешь. -Ой, да это не то, что ты подумала… -К сожалению, то, - к ее собственному удивлению, она смогла быть холодной и тихой. Лёша молчал, не зная, что сказать. Отговорки были бы глупыми. Выставить Алису выдумщицей было бы слишком низко, даже для такого человека, как он. Он тяжело выдохнул. Его планы рушились. -Я могу быть тебе просто другом? -Лёша, - она хотела сказать что-то ласковое, что-то милое на прощание, ведь какие-то полгода назад она горела в дикой агонии от любви к нему, но у неё не вышло, - это не к чему. -Послезавтра прощальный матч, а я заднюю дёрнул… - он грустил. -Всё пройдёт, не поддавайся эмоциям, - ей стало его по-человечески жаль, - ты всегда выплывешь! Какой бы шторм не начал топить твой корабль, ты всегда выплывешь, слышишь? У тебя всё получится, точно говорю… -Спасибо тебе за всё. Я тебя люблю. -Ты любишь футбол, маму и брата, - Алиса улыбнулась, - это все у тебя есть и никуда от тебя не денется. Оно твоё навсегда. Удачи! - она скинула и провела рукой по уставшим глазам, они были сухими. Третье Транспортное по привычке стояло. Люди, обезумевшие за время карантина, высыпались на улицы. Алиса не могла унять зевоту, стоя в пробке, закидывала голову назад, прикрывая глаза и рот ладонью от слепящего весеннего солнца. -Опять в монтажной торчала всю ночь? - фыркнула Юлька с заднего сиденья, удобно рассевшаяся среди собственных пакетов Louis Vuitton. -Угу, - буркнула в ответ Войцеховска. -Много ещё? - и ее голос потеплел; от неожиданно снисходительной нотки Алиса даже обернулась. -Ещё есть, - так же тепло ответила, - даст Бог, осенью выйдем в прокат, - мысленно помолилась за свой успех. Фролова молчала, ей не хотелось поднимать эту тему, но в душе она жалела Алису: ей казалось, что она переживает, что по какой-то своей непонятной и глупой причине она упустила такого выгодного жениха и сладкую жизнь в тёплой стране. Накануне вышло интервью Миранчука для одного из интернет-каналов, где он показал свою скромную жизнь, свою скромную квартирку, свою взрослую спутницу, расшибая лоб божился, что счастлив, даже сидя на лавке запасных. -Обещай, что съездишь в Бергамо, - сказала вдруг Фролова и Алиса снова обернулась на слова Юльки. -Зачем это ещё? -К бабушке, - уже строже сказала та, - ты не видела ее вечность! -Мы созваниваемся, - сообщила Алиса, сорвавшимся голосом. -Съезди, она и Эмилия Марковна - это всё, что у тебя есть… -Ты нюхала вчера? - Алиса серьезно посмотрела на Фролову через зеркало заднего вида, и та опешила и замолкла. Юля никогда ее не поймёт, и она никогда не поймёт Юлю, но ее теплота в тот день тронули Алисино сердце. И осенью она действительно полетела в Бергамо. Накануне премьеры ее фильма ей позвонил бабушкин муж и нервно трепыхаясь и кашляя, на ломаном английском вперемешку с итальянским сообщил, что бабушки не стало. Уже приземлившись в Италии, по дороге в пригород, где жила ее бабушка последние пятнадцать лет, она постит афишу своего первого полнометражного фильма, поздравляет съемочную группу с премьерой, на которой она не может присутствовать, потому что вынуждена уехать. И лишь спустя двое суток, уже после похорон и соответствующей им суеты, она наконец включает телефон. Она не может поверить глазам, экран телефона рябит, он то и дело отключается от приходящих сообщений с поздравлениями. С десять минут она не может воспользоваться им, строчки пробегают перед глазами, и она вдруг отчетливо видит: ‘Ты в Бергамо?’ ‘Алиса’ ‘Ответь’ У Алисы сжалось сердце. Она поняла, что Миранчук увидел геопозицию на ее последнем посте. Она молчала и он видел, что сообщения прочитаны. Спустя какое-то время он снова написал: ‘Поздравляю тебя с премьерой! Уверен, это охрененное кино!’ ‘Здесь даже ночью жара. Постоянно засыпал и просыпался сегодня, смотрел на свои руки в полутьме и вспоминал с нежностью, как ты лежала рядом со мной, как я обнимал тебя ими. Как я благодарен Всевышнему, что через тебя я смог познать красоту.’ Алиса впервые за многие месяцы заплакала от теплоты и тех чувств, которые она смогла пробудить в этом человеке.