Dies Novus

Себастьян Монро проснулся от яркого света, резавшего глаза даже сквозь закрытые веки. Он повернулся на левый бок и протянул руку вперед – ко второй половине кровати, ожидая встретить пальцами тепло другого, но уже ставшего таким родным тела. Ладонь нашла только холодную пустоту. Басс рывком сел в кровати, чувствуя, как старый страх взметнулся вверх по позвоночнику, отозвавшись ноющей болью в левой стороне груди. Ее место пустовало – о том, что в его кровати спал кто-то, кроме него, говорил лишь смятый край одеяла, небрежно отброшенный на простыню. - Басс? – ее голос прозвучал от двери в комнату взволнованно и озабоченно. – Ты чего? Монро посмотрел на нее как-то по-детски беспомощно и тоскливо, будто боялся, что она исчезнет в любую секунду: - Я подумал… - его голос оборвался, но он прерывисто вздохнул и хрипло продолжил. – Я подумал, что ты ушла. Насовсем. На ее лице отобразилось сначала удивление, а потом грусть, смешанная с состраданием. Она сделал шаг через порог, и только теперь Себастьян заметил, что одета она в белый хлопковый домашний халат, расшитый голубыми цветами, а в руках у нее две кофейные чашки, от которых в воздух поднимается ароматный светлый дымок. И от этого сразу стало легче на сердце – она здесь, она никуда не уйдет, ему все опять глупо показалось и почудилось. Он просто дурак и параноик. Он глубоко вдохнул и расслабленно выдохнул. - Какой же ты глупый, - Чарли покачала головой и подошла к кровати, аккуратно ставя чашки на прикроватный столик. Потом присела рядом с ним и доверчиво заглянула в его глаза своим открытым голубым взглядом. – Я всего лишь сделала нам кофе, пока ты спал. Басс протянул руку и коснулся ее колена. Она была рядом – живая, теплая и настоящая. Понимающая. И именно это звалось счастьем. - Глупый, - она улыбнулась, и эта улыбка осветила все ее лицо. Сердце у Басса снова защемило, но на этот раз уже совсем не от страха, и его собственные губы зажглись ответной улыбкой, как будто Чарли передала ему искру своего внутреннего огня. – Совсем глупый – как ребенок. А ты не подумал – куда я от тебя уйду? А главное – зачем? Он не ответил, просто наслаждаясь ее присутствием, как он наслаждался им каждый день, вдыхая ее запах, слушая ее голос. - Смотри, за окном прекрасное утро, а ты опять что-то себе сочинил, сам в это поверил, да еще и переживаешь, - продолжала девушка. Она встала и подошла к светлым шторам, через которые яркими весенними лучами просвечивало солнце. - Не переживаю, - усмехнулся Басс и провел рукой по волосам, пытаясь пригладить непослушные кудри. – А то не переживу. Чарли снова улыбнулась и отдернула шторы. Солнечный свет хлынул через стекло и затопил комнату светлым греющим потоком, заиграв на ее волосах расплавлено-золотыми оттенками. - Ты красивая, - непроизвольно сказал Монро. Она засмеялась – Себастьян готов был сделать все, что угодно, ради того, чтобы она делала это чаще – и заправила за ухо непослушную прядь: - Я тебе не верю. Ничего во мне нет. - Врешь, - с улыбкой сообщил Басс. – Ты не можешь оценить себя со стороны. - А ты можешь? Оценить меня? – она снова подошла к кровати и легким движением развязала пояс халата. - Конечно, - Себастьян привстал, взялся руками за края ее одежды и помог раздеться. Его взгляд скользнул по ее телу – ему никогда не надоест смотреть на нее, ведь он каждый раз открывает что-то новое для себя или в изгибе ее талии, или в округлости ее бедер или плоскости ее упругого живота… И всегда будет находить – всегда – что-то, что еще не заметил или не успел увидеть. Чарли скользнула в кровать рядом с ним, доверчиво прижимаясь к нему всем телом и обнимая за пояс. Монро прижал ее к груди, погружая одну руку в золотые волны распущенных густых волос девушки, а другую обвивая вокруг ее талии. - Тогда оцени, - еле слышно произнесла она, зарываясь носом ему в шею и глубоко вдыхая ставший таким родным запах. Басс ухмыльнулся в пространство и, придав голосу большую долю пафоса, продекламировал: - У тебя доброе сердце и чувственная душа, тобой руководит желание помочь всем, кто находится в беде, и защитить несправедливо обиженных. Ты храбрая, хоть порой слегка безрассудная и даже глупая, у тебя сильная воля и… - Басс, - перебила она, напрасно пытаясь сдержать прорывавшийся наружу смех, и чуть отстранилась, чтобы смочь заглянуть ему в глаза. – Из тебя отвратительный оратор. - Это верно, - отозвался Монро, позволяя себе секундную слабость – с головой утонуть в ее взгляде, в котором озорные искры выплясывали свой замысловатый танец. - А на самом деле – спасибо, - Чарли оторвала руку от его плеча и провела рукой по его еще небритой щеке. – Никто никогда не говорил мне таких слов. - В таком случае все они были просто идиотами, - отозвался Себастьян, слегка прищуривая глаза, чтобы солнечный свет разгоравшегося за окном утра не так бил по зрачкам. - Кофе остынет, - обронила она, спускаясь ладонью по его шее и нежно проводя кончиком указательного пальца по одному из светлых шрамов на его груди. – Да, и ты никогда не рассказывал мне о том, как получил этот. Легкое касание левого предплечья, где навсегда оставила след одна из многочисленных пуль, пытавшихся отнять у него жизнь. - И этот. Осторожное прикосновение к правому подреберью, ближе к солнечному сплетению – вечное напоминание о мече джорджианского полковника. - И этот тоже. Монро совсем не хотел разговаривать о войне в это утро, когда можно было исключить всю реальность из сознания хотя бы на несколько часов, оставляя себе лишь эту комнату – и ее. И Чарли поняла это, поняла, как никогда не поняла бы ни одна из девушек, с которыми он когда-либо делил кровать. Потому что с ними он делил всего лишь кровать. А с ней он поделил душу. - Впрочем, - беспечно произнесла она и придвинулась, чтобы коснуться губами его подбородка. – Расскажешь как-нибудь в другой раз. Себастьян легко приподнял ее собственный подбородок вверх, чтобы одновременно заглянуть в родные глаза и поцеловать ее в губы, пахнущие сладковатой лесной свежестью – по крайней мере, так ему всегда казалось. Этот запах одновременно успокаивал и опьянял, даря ему так давно желаемый покой. С ней он почти исцелился – он уже и не думал, что такое возможно. Что возможно сломать стальную клетку отчужденности и безразличия, которую он сам вокруг себя возвел, возможно растопить лед, казалось, навсегда сковавший его душу, возможно разбить стену непонимания и одиночества… И все это сделала она – такая хрупкая, беззащитная, и в то же время такая смелая. Как она только нашла в себе силы понять его, почувствовать, найти в бесчувственном чудовище умирающую человеческую суть и заставить ее снова взять верх? Как она – виновником чьих бед и несчастий являлся только он один – смогла понять его так, как никто другой, даже Майлз, никогда не понимал? Но сейчас это было неважно – у него будет бесконечно много времени, чтобы над этим подумать. Сейчас в окно било разгоравшееся солнце, а она лежала, прижавшись к нему, и чувствовала себя в полной безопасности рядом с ранее самым ненавистным врагом. От любви до ненависти – один шаг, и Себастьян сам в этом убедился. А от ненависти до любви… Тоже? Скорее всего, да, иначе – как объяснить? - Кофе совсем остыл, - голосом, не желающим предпринимать какие-либо действия по поводу сказанного, произнесла Чарли. - Да, надо вставать, - подтвердил Басс. И только крепче прижал к себе любимую девушку – единственного человека, оставшегося у него на свете, но сумевшего заменить ему всех.