***
Это был наш последний год в Хогвартсе. И вовсе не потому, что мы учились на седьмом курсе и в конце года нам надо было сдавать ЖАБА, как могло кому-то показаться — просто мы так решили. А еще это был год, когда привычный порядок вещей в школе нарушился, и на смену свободе и веселью пришла донельзя мерзкая и преотвратительнейшая Амбридж. Она-то и сподвигла нас на уход из школы. Частично. Я посмотрел на брата, распластавшегося на своей кровати. Он всегда был немного решительнее меня. Может, именно поэтому на его лице сияла широкая счастливая улыбка, а я же был полон сомнений. — Фредди, ты же еще не спишь? — Я знаю, о чем ты хочешь поговорить, братец. Но мы уже все обсудили. И все. Я даже не стал с ним спорить, потому что он был прав. Мы уже давно все обсудили, а вновь и вновь вдаваться в пространные рассуждения смысла не было. Я вновь бросил взгляд на Фреда. Я бы мог сказать ему, что люблю его. Я бы мог сказать, что он мне дорог, как никто другой на свете. Мог бы сказать много чего еще, но и в этом смысла тоже не было. Ведь он знал это. И я знал, что он чувствует то же самое, ни капли не сомневаясь в этом. Я протянул к нему руку, зная, что он не замедлит сделать то же самое. — А знаешь, Джордж, я не боюсь. — Я тоже. Ведь мы будем вместе. — Нет, братишка. Мы всегда будем вместе. Он улыбнулся, и я тут же понял, что все будет хорошо.***
Мы знали, что решающее сражение уже не за горами. Знали и готовились к нему. Конечно же, мы не могли остаться в стороне. Это звучит так же противоестественно и нереально, как если бы нам сказали, что величайший светлый волшебник всех времен и народов Альбус Дамблдор – гей. Мы уже полноправные члены Ордена Феникса. Мы уже не единожды сражались с Пожирателями Смерти. И всегда мы сражались вместе – спина к спине. Некоторые Пожиратели порой боялись даже подойти к нам. По-видимому, наш с братом боевой дуэт уже успел прославиться в их рядах. А потому мы не страшились грядущей битвы. Наоборот, нам хотелось ее. Ведь ожидание же столь томительно, а каждый день, каждый час, отделяющий нас от нее, тянулся, словно вечность. Как же мы были тогда глупы.***
Битва за Хогвартс была еще в самом разгаре. Повсюду летели заклинания, слышались крики, грохот и неистовые вопли раненых. Бой чувствовался в каждом углу, в каждом направлении. Я сражался неистово, вкладывая в каждое заклинание всю ненависть к проклятым Пожирателям. Я мог бы гордиться собой: за все время я уложил больше двух десятков этих мразей. Вот только всерьез я своих соперников не воспринимал. Быть может, мой смех сбивал их с толку, когда зеленый луч Авады пролетал в дюймах от меня? Я понимал, что это не квиддич и даже не экзамен по Защите от Темных Искусств. Я понимал, что каждая схватка с Пожирателем Смерти – это возможность получить прямой билет к Гидеону и Фабиану. Но при этом я ничего не мог с собой поделать, то и дело ввязываясь в, казалось бы, неравный бой. Все было хорошо. Я уклонялся от зеленых лучей, отбивал красные, разил врагов наповал. Все было просто прекрасно. Но вдруг время остановилось. Сердце сжалось в кулак, воздух ушел из легких, а из души моей будто вырезали огромный кусок. Я почувствовал эту боль наяву. Я почувствовал тут же накатившее на меня одиночество. Оно угнетало меня, так сильно, как никогда раньше. И все вдруг стало плохо. Не обращая больше ни на что внимания, я побежал так быстро, как не делал прежде. Мимо меня пролетали бесчисленные группы сражающихся. Порой я спотыкался об чьи-то еще не успевшие остыть трупы. Я слышал голос Волдеморта, раздававшийся, кажется, на протяжении всего моего пути. Но я не понимал ни слова. Все вдруг для меня потеряло смысл, и я с горечью начал понимать то, во что так отчаянно не хотелось верить. Я уже проклинал себя за то, что оставил Фреда одного. Мы были созданы друг для друга. Ведь мы всегда были вместе. Всегда сражались спина к спине, и в этот раз мы тоже должны были быть вместе. Вместе, нам казалось, мы были непобедимы. Но в этот раз мы разошлись, и я готов был молить всех мыслимых и немыслимых Богов, чтобы страхи мои оказались лишь ничего не значащей паранойей. Запыхавшись, я забежал в приоткрытые двери Большого Зала. Будто какое-то неведомое чувство вело меня к брату. Я искал знакомые лица, чтобы понять, где же Фред. Потом я увидел Перси. А потом я нашел Фреда. Меня будто ударило камнем по голове. Нет, ради Мерлина, нет. Рядом с моим братом на коленях стояли плачущие мама и папа. Нет, нет, нет. Я подошел, все еще не веря в случившееся. Я не обращал внимания на взгляды, обращенные на меня с сочувствием и искренним сожалением. Через несколько мгновений я увидел его. Нет, нет, нет, нет. На меня смотрели его пустые, лишенные жизни глаза. Такие же, как у меня, но уже совсем другие. Мне начало казаться, что душа моя вот-вот разорвется на части. Я не удержался на ногах и упал на колени. Нет, нет, нет. Это не может быть правдой. Только не Фред. Только не он. Он не мог оставить меня одного. — Не оставляй меня, Фред, пожалуйста! – я не мог сдержать слез, я сжал брата в объятиях, вновь и вновь прося его вернуться. Я тряс его за плечи, тщетно пытаясь поверить, что это лишь дурной сон. Но я уже понимал, что это не так. Фред обманул меня, сказав, что мы всегда будем вместе. Обманул, ушел, оставил. Лишь три этих слова эхом отдавались у меня в голове, отгородив от всего остального мира.***
Небольшая комната. И зеркало, висевшее на стене, тоже небольшое. И совсем не Еиналеж. Порой я садился у зеркала и рассказывал Фреду о своей жизни. Так мне было легче, так я создавал иллюзию, что брат все еще рядом. — Я скучаю по тебе, Фредди. Мы все скучаем по тебе. Недавно мама разговаривала со мной и случайно назвала меня Фредом. А я с искренне вопиющим негодованием в голосе ответил ей: «Эй, я Джордж! И ты, женщина, все еще называешь нас своей матерью! Ты все еще не можешь отличить нас друг от друга». Я видел улыбку на ее лице, но глаза у нее были грустными. Мама и папа до сих пор не очень-то любят говорить о тебе, хотя иногда они забываются. Вот позавчера, например, мама освободила для тебя место за столом и даже успела наложить поесть, пока не сообразила, что тебя с нами нет, и не заплакала. Я знаю, что все тоже по тебе скучают. Рон, Джинни, Билл, Чарли… Но Перси перенес это труднее. Первый месяц он даже из комнаты не выходил – ни на похороны, ни к девушке, ни поесть, и, ты представляешь, даже в туалет! Он очень скучает по тебе. Они все скучают по тебе. Мне кажется, даже Малфой скучает по тебе… Порой мне так хочется услышать твой голос. Ты ведь скучаешь по мне? По-крайней мере, я скучаю точно. Знаешь, я ведь не могу даже пройти мимо зеркала. Каждый раз на мои глаза наворачиваются слезы, потому что мне так хочется, чтобы каждое зеркало стало зеркалом Еиналеж Я встал прямо перед зеркалом, не в силах отвести взгляда от отражения. За моей спиной вдруг снова появился он. Как тогда, много лет назад. И будто наяву я услышал его голос: — Я всегда с тобой, братишка. Я достал палочку, не отрывая взгляда от зеркала. Взмах палочки, и за много лет я впервые увидел своего патронуса – чистого и незамутненного. Фред улыбнулся. И как тогда, много лет назад, я понял, что теперь все будет хорошо.