Я ждал тебя, брат

Больше всего я не люблю ждать. Да, именно ждать. Просто сидеть на одном месте и ничего не делать, пока где-то в сотнях метров подо мной, а может и надо мной идет битва не на жизнь, а на смерть. Битва одного против сотен. А ведь я мог бы быть вторым. Мог бы быть там. Где льется кровь. Кровь вампиров. Но нет - я вынужден охранять вход и нести караул на случай, если кто-нибудь выберется наружу, хотя такого не случалось еще ни разу. Я обещал. А я никогда не нарушаю своих обещаний. Поэтому сижу и смотрю на это проклятое солнце. Испепеляющее солнце, которое сушит и без того пустынный пейзаж бескрайних пустошей, по которым ветер гоняет песок и пыль. Пустошей, в которые люди превратили некогда цветущий и плодородный мир. Мне не нужны часы, чтобы знать сколько сейчас времени и сколько часов и даже минут осталось до заката, который всегда наступает внезапно. Хотя порой и бывает красивым. Но не в это время года. А зимой, когда все пустоши покрыты ровным слоем сверкающего снега. Тогда красные закатные лучи растекаются по нему золотисто-розовым пятном, правда только на полминуты. А еще три года назад я вообще не знал как выглядит солнечный свет и время мог определять только по наручным, еще механическим часам. Я родился в одном из городов, вечно покрытых искусственным ночным мраком, будто земля под ними была проклята, а не освящена, как уверяют служители Церкви. Мне повезло родиться в обеспеченной семье гениального инженера, имеющего свою компанию по производству электронного оборудования для заводов и фабрик, поэтому я долгое время не знал, что происходит внизу, на темных, вечно кишащих людьми улицах нижнего города, пролегающих под высотными зданиями, в одном из которых жила моя семья. И, быть может, никогда бы и не узнал, если бы моего отца и мою мать не убила группа фанатиков, прознав, что мы весьма далеки от религии. Тогда и началась моя "взрослая" жизнь - управление компанией отца легло на меня, дела шли в гору и приносили немалую прибыль. Я за год утроил состояние отца, что сделало меня в итоге человеком очень состоятельным и влиятельным в определенных кругах. Но став бизнесменом и главой "Старк Индастриз" я не лишился своей юношеской тяги к авантюрам и не стал более ответственным, временно переложив управление на совет директоров. Именно тогда, почти 4 года назад, я, Энтони Эдвард Старк, первый раз спустился в город. И не в относительно обустроенные районы для "богачей", куда я выходил на деловые встречи и иные мероприятия под присмотром телохранителей, а в самые трущобы, гнилые, пропитанные вонью и нищетой. Над городом часто шли радиоактивные дожди - как следствие работы огромного количества фабрик, работающих на угле и добавляющих в вечную темную завесу едкий дым, который клубился над шпилями самых высоких зданий. Те, кто мог позволить себе жить в зданиях могли не бояться таких дождей, но вот жители этих трущоб, где высотные здания чередовались с целыми кварталами низких, перекошенных лачуг, все были вынуждены ходить с покрытой головой или зонтами. Только это не спасало. И бродили слухи что в этих трущобах можно было встретить уродов и мутантов. Впрочем, это были не просто слухи и Церковь порой совершала жестокие и кровавые "зачистки". Я был один. Первый раз за 5 лет я вышел в город без охраны. И не боялся ничего, совершенно ничего. Потому что для меня это было как приключение, о которых я читал лишь на страницах потрепанных книг. Я всегда хотел посмотреть на оборотную сторону города, заглянуть туда, откуда другие не прочь были бы сбежать. И я ее увидел во всей красе. Криминальной, естественно. Нет, это не было похищением, хотя за свою жизнь меня похищали дважды - первый раз в раннем детстве, а второй - когда я едва заступил на пост отца, приняв управление компанией. И второе похищение навсегда изменило мою жизнь, потому что бомба, которая должна была убить меня, сработала раньше, чем должна была, угостив меня шрапнелью. Врачи сделали все возможное, но несколько кусков так и осталось у моего сердца. Я был обречен носить магнитную пластину на груди, чтоб ее сдержать. Либо же заменить сердце на механическое. Я выбрал второй вариант. И именно тогда я сделал то, что дало мне шанс жить дальше без опасений и не носить на себе неудобную и массивную сумку с портативным генератором - я создал мини-реактор, повторив тот, что питал энергией все здание моей компании, и вживил его в грудь, давая механическому сердцу неиссякаемый источник энергии. В этот раз это было обычное ограбление, когда я чуть было не познакомился с ножом, который пытался флиртовать с моей шеей и непременно поцеловался бы с ней, если бы меня не спас тот человек, по приказу которого я сейчас наблюдаю за солнцем, не сводя с него взгляда и вслушиваюсь в каждый шорох. Он появился словно черная тень, из ниоткуда, буквально разметав горстку карманников по углам, а парень, державший нож, вскоре скорчился от боли в сломанной руке. Незнакомец схватил меня за руку и потащил за собой, в, как он потом сказал, "более безопасное место", добавив, что таким известным людям как я в нижнем городе делать совершенно нечего и небезопасно. Конечно, как я мог забыть о том, что я был чертовски известным! И не только благодаря своей работе и гениальным изобретениям, но и потому что был знатным кутилой и завсегдатаем светских мероприятий. Мое имя не знали, наверное, только младенцы. Впрочем, я и сам вскоре понял, что за человек спас меня. Потому что татуировки в виде креста на лице могли носить только пастыри. Я слышал о них, отец порой рассказывал об их подвигах, но я никогда не видел ни одного из них прежде. А тут - такое внезапное спасение. "Спасибо, Господи", - сказал бы я, если бы не был агностиком. Возможно, единственным во всем этом проклятом городе. Мы петляли по узким улочкам, проталкиваясь сквозь толпу людей, спешащих по делам. И когда я уже совершенно перестал ориентироваться в направлении, внезапно и с изумлением понял, что мой спаситель вывел меня практически к зданию моей компании, но иными, неизвестными мне, тропами. - И не вздумай больше соваться в трущобы без охраны, если тебе дорога твоя жизнь, Энтони Старк, - сказал пастырь, наконец откидывая с лица капюшон и позволяя мне увидеть его глаза - цвета льда, холодные и пронзительные, но с той живой искоркой, которая уже потухла в глазах многих обитателей больших городов. И сразу становилось понятно, что он бывал за высокими защитными стенами города сотни раз. Знал и видел то, что многие даже не представляют. Видел боль и смерть во всей красе. Потому что убивал. И, черт возьми, я нутром почувствовал, что готов пойти за ним куда угодно. Даже на смерть, только бы выбраться их этого мира вечной тьмы. И я, так и не отводя взгляда, ответил: - Моя жизнь в этом городе ничего не значит. Я задыхаюсь и гнию здесь заживо, пастырь. И я готов делать что угодно, если ты возьмешь меня с собой. Во внешний мир. Я не знаю, зачем я это сказал. Был ли это очередной порыв авантюризма или природная любознательность и тяга ко всему новому и неизведанному, не суть важно. Я был готов рискнуть всем, оставить все, лишь бы хоть раз в жизни выйти за черту "священного города". И я этого не скрывал. Пастырь не изменился в лице, лишь сказав: - Простым смертным нечего делать за стенами города. Там небезопасно. - А я и не простой смертный, пастырь, - я расстегнул верхние пуговицы рубашки, открывая его взору реактор, мерцающий в моей груди, - Эта штука поддерживает во мне жизнь, давая энергию моему сердцу. Но с ее помощью можно и убить, она достаточно мощная для этого. И у меня есть приспособления, которые способны направить энергию точечно и подпалить любое живое или не совсем живое существо или устроить взрыв. Кроме того, я гениальный инженер и механик, я могу быть тебе полезным, вот увидишь. - Не будем обсуждать это здесь, Энтони. Здесь даже у стен есть уши, - и он несомненно был прав. Если о несанкционированном выходе за пределы города узнавали власти и Церковь, то домой уже можно было не вернуться никогда. И тюрьма была еще не самым плохим решением, потому что можно было остаться за внешними пределами, без возможности укрыться где-то ночью или дойти до иного ближайшего пристанища людей. Потому что пешком это было сделать нереально. Но я всегда стремился к тому, чего другие боялись больше огня. Я хотел вырваться. Хотел увидеть солнце и небо, о котором мне рассказывал отец. Я был упорен и готов был идти к достижению цели через тернии, даже если раздеру ноги в кровь. Так и началось мое партнерство с пастырем по имени Джарвис, которое постепенно переросло в дружбу, а затем и в братство. Сначала я просто помогал ему в усовершенствовании оружия и мотоцикла, заодно с нуля собрав свой, установив вместо привычного двигателя такой же реактор, что горел в моей груди. И доработал прототипы устройств, позволяющих направленно использовать энергию, получив в итоге металлические перчатки, позволяющие мне совершать выстрелы из репульсоров, встроенных в ладони и дающие возможность поистине железной хватки, а также защиту от огня и любых других внешних повреждений. Джарвис же тренировал меня, обучая тонкостям боевого искусства. Хотя, надо признать, в рукопашной битве, я был не силен. Зато у меня отлично получалось стрелять. Как по статическим, так и по движущимся мишеням, на скорость реакции я не жаловался никогда, хотя пастырь неустанно повторял, что я слишком импульсивен и порой делаю много лишних движений, что будет недопустимо во время настоящей битве. И примерно через полгода Джарвис решил, что я готов. Готов к тому, чтобы первый раз отправиться во внешний мир. И я никогда не забуду этот момент - момент, когда массивные железные ворота распахнулись, выпуская нас за пределы мрачного, похожего на крепость, города. Не забуду свист ветра, хлеставшего по лицу и поднимающего гигантские облака пыли следом за нами подобно шлейфу или крыльям. Не забуду ослепительное солнце, которое внезапно вынырнуло из-за чернеющих туч, которые наконец закончились, открывая взору голубое безоблачное небо. Сейчас мне все это кажется естественным и привычным - тогда же я был поражен. Поражен бескрайностью пустошей, поражен расстоянием, которое мы покрывали за день и тем, что бывают и другие города - маленькие и потерянные в пустошах, но свободные и не обнесенные стенами, где люди, хоть и жили в страхе, но еще не разучились давать отпор. Я чувствовал себя ребенком. Потерянным в этом огромном мире, который был скрыт от меня столь долгое время. Но Джарвис был хорошим наставником, хоть и молчаливым, а я был прилежным и способным учеником, схватывая знания буквально налету. И часто благодарил высшие силы за свою гениальность, когда мне требовалось за ночь собрать какой-нибудь новый механизм, которые помог бы нам в наших путешествиях. Я продолжал тренироваться, осваивая новые виды оружия. Хотя револьверам и винтовкам я предпочитал свои перчатки, часто не снимая их целыми днями, что не слишком радовало пастыря, который настаивал на том, что старое оружие проверено и надежно тогда как новая технология может и подвести. Мы каждый день меняли местоположение, часто ночуя прям в пустошах. Первое время я не мог засыпать под открытым небом и мучился бессонницей, но после месяца странствий во все, даже самые отдаленные уголки мира я научился засыпать как угодно - хоть под открытым небом, накрывшись плащом, хоть на тряпье в какой-нибудь каморке, хоть на нормальной постели в те редкие моменты, когда мы возвращались в город, чтоб пополнить запасы оружия. У меня даже получалось зарабатывать. По крайней мере на аванпостах и мелких городках хорошо платили за услуги механика, техника или даже обычного сварщика. Так что мы никогда не оставались голодными или без крыши над головой, хоть я видел и чувствовал, что Джарвису комфорт был абсолютно не важен. Ему была нужна лишь тишина и время на подготовку. Да и меня, в общем-то, заботило не то, как мы проводим ночлег или чем будем питаться следующую неделю. Меня больше интересовало, когда же пастырь возьмет меня с собой в бой. Но этого все не происходило. Я не настаивал и не выспрашивал о причинах, просто полагаясь на мнение более опытного друга. Но вот прошел год, затем еще полгода - и мое терпение начало подходить к концу. И в какой-то момент я все-таки спросил Джарвиса почему он не берет меня с собой, неужели он мне не доверяет. Я никогда не забуду его взгляд в тот момент. Я не знаю как, но он почти все мог сказать, просто посмотрев несколько секунд. Вот и тогда - непередаваемая смесь заботы, волнения за практически младшего брата и каменной твердости, которую было ничем не сломить. И тихие слова, звучащие одновременно строго, но дарящие умиротворение: - Ты еще не готов, Энтони. А я не хочу потерять брата. С тех пор каждый вечер я пытался начать разговор заново, надеясь, что результат будет иным. Но все повторялось вновь и вновь. И если поначалу я внутренне гневался, буквально рвал и метал, то со временем просто смирился с фактом, что сломить или переубедить пастыря просто невозможно. А ему, похоже, это и было надо. Научить меня терпению. И я терпел и ждал. Как делаю это и теперь. Солнце медленно клонится к закату. Осталось 10 минут до полного захода за горизонт. Только бы он успел до того как смена сил станет окончательной. Только бы он успел. Привычно закрываю глаза, вслушиваясь в тишину и стараюсь не дышать. Но все равно пропускаю тот момент, когда он бесшумно подходит и кладет мне руку на плечо. Как чертов призрак, мать его! - Энтони, - все тот же невозмутимый тихий голос, хотя я знаю, что еще несколько минут назад он добил последнего вампира из огромной стаи, - я вернулся, как и обещал. Будь у меня обычное сердце, оно пропустило бы удар. От облегчения. Выдыхаю и открываю глаза, поворачиваясь, чтоб посмотреть на того, кто подарил мне совершенно иной мир. И совершенно иного меня. Я уже слишком привык в виду крови, что просто ее не замечаю, как всегда ловя взгляд льдистых глаз: - С возвращением в мир живых, Джарвис, - я беру его руку, аккуратно сжимая ее своими железными перчатками и подношу к губам, - Я ждал тебя, брат мой.