Чревато взаимностью

Глухой звон колокола церкви Сакре-Кёр взмыл над тишиной. Лука видел, как заря собиралась у края горизонта, словно кровь на ноже. На склоне Монмартра тишина обладала чуткостью слепого. Нередко вдохновение обнаруживало себя среди восковых стволов деревьев и замшелых надгробий. Как странно: на кладбищах всегда полным полно кошек. Джулека от них без ума. Но её давно здесь не было: сестра уехала с подругой в Амстердам. Оставила наедине с художником-соседом и бывшими актрисами из соседнего дома. Они кошек не любили. И Натаниэля, художника, не жаловали. А вот с Лукой вели себя предельно дружелюбно: то на чай позовут, то предложат сходить на пикник. От щедрых приглашений Куффен вежливо отказывался, но те не переставали сыпаться. — Бетти и Джоржия без ума от тебя, — подшучивала Джулека. Лука ненароком оглянулся на их дом: кусочек розового среди однотипных, темных домов. Он не вписывался, был лишним. И это напомнило Куффену кое-кого ещё. Он замер у входной двери, задумчиво коснувшись кончиками пальцев собственной щеки. Небрежный поцелуй Лилы, оставленный на прощание, заново вспыхнул на коже. Грустно улыбнувшись, Лука медленно опустил руку. Он почувствовал себя дураком. Пальцы легли на дверную ручку. Но домой попасть Луке было не суждено. Толоча утреннюю тишину в порошок, приближалось рычание мотора. Осколком метеорита из-за угла выскочил чёрный кабриолет. Вычурный, с алым салоном и круглыми, старомодными фарами. Взвизгнули тормоза. Лука пожалел, что не может стать невидимым. Хозяйка машины хлопнула дверцей и решительно направилась в сторону Куффена. — Хорошо, что ты всё ещё обитаешь в этой дыре, — вместо приветствия, заявила Маринетт, останавливаясь в шаге от Луки. Её взгляд скользнул по музыканту оценивающе, и наконец губы сложились в сдержанную улыбку. — И какая причина вынудила ваше высочество посетить столь недостойное место? — поинтересовался Лука. Улыбка сползла с розовых губ Маринетт, а взгляд помрачнел. Луку невольно прошибло неприятное дежавю: тот же вид у неё был, когда она пришла с предложением расстаться. — Хреновая причина, — сказала Маринетт ровным тоном, но губы поджала, будто стремясь упрятать чувства глубже. — Алья пропала. Лука потерянно уставился на неё. Имя не говорило ему ни о чём. — Рена Руж, — пояснила она, но Куффену понятнее не стало. Закатив глаза, Маринетт прибегла к самой действенной по её мнению, подсказке. — Лиса. — Извини, но ты не могла бы… — Чёрт тебя раздери, Куффен! — Спасибо. — Мне нужна твоя помощь, ясно? Маринетт закусила губу, сердито выдохнула воздух и уставилась Луке в глаза. — Помощь? — С каких пор у тебя проблемы со слухом? — Чем я могу быть тебе полезен? — с показной услужливостью поинтересовался Куффен. — В разучивании гамм? Или нужно сыграть на чьей-нибудь свадьбе? — Не смеши. — Я ведь всего лишь музыкант, забыла? Маринетт раздражённо цокнула языком. Она оглянулась через плечо, словно желая удостовериться, что жители розового дома не подглядывают за ними. — Поехали со мной, — предложила Маринетт. — Я могу… Лука поморщился. Тон Маринетт говорил о том, что она не собирается оставить её в покое. Но, как любила повторять бабушка, подло отказывать в помощи. Особенно даме. — Пока ты не успела мне ничего предложить, –перебил Лука. — Я согласен.

____

Когда последний раз он видел её так близко? Почему тогда Лука так удивлён, что Маринетт почти не изменилась, только взгляд стал острее. Три года назад он был другим: всегда чуточку удивлённым, задумчивым. Маринетт из прошлого любила витать в облаках, и уже тогда умела лгать с искусностью игрока в покер. Остальное осталось неизменным: она всё также красива, взрослость заострила её черты, сделав ещё больше похожей на мать. Лука решил, что было бы легче, встреться они лет через сорок или больше, едва ли между ними висело это напряжение. Со временем ведь всё становится менее значительным… Во всяком случае его собственные чувства сгинули прочь. Лука помнил, что это такое: быть влюблённым в Маринетт. И от воспоминаний становилось холодно. И смех разбирал. Папа любил повторять, что «вся эта розовая хрень» лечится хорошим алкоголем. Наверное, Джаггед не спился благодаря тому, что не любил никого сильнее своей музыки. — Где мы? — поинтересовался Лука, радуясь что избавлен от беспутных мыслей. Длинные кварталы каменных домов плотно сгрудились, закрывая небо. Несмотря на ранний час, было шумно. Иностранные торговцы выкрикивали что-то на своём языке, устанавливая навесы. — Китайский квартал, — отозвалась Маринетт, отстёгивая ремень безопасности. — Я не удивлена, что ты здесь впервые. — На что ты намекаешь? — Сыновья знаменитостей не шатаются по подобным местам. Они вышли из машины. — Мой отец не всегда был знаменистостью, — заметил Лука. — И всё же… — Маринетт не стала заканчивать фразу, она устремилась вперёд. Они миновали продавца керамических фигурок жаб, разложенных прямо на земле, и оказались во дворе. Всё было завешено мокрым бельём, в воздухе мешался запах дешевого порошка и каких-то специй. — Сюда, — скомандовала Маринетт. Они поднялись по крутой, железной лестнице и остановились у распахнутой двери. — Летом здесь всегда так, — прокомментировала Дюпен-Чен, перешагивая порог. Она словно успокаивала себя, говоря, что всё в порядке. Внутри их ждал темный коридор, ведущий вглубь, и очередная лестница. Маринетт, не мешкая, начала подниматься. Её кольца ударялись о железные перила с легким звоном. — Всё ещё не понимаю, зачем я тебе нужен, — высказался Лука, удивляясь тому как быстро ориентируется девушка в коридорах многоквартирного дома. Они останавливаются у двери с иероглифом на обшивке, под которым белой краской вывели цифру пять. — Я не привыкла действовать в одиночку, — Маринетт нахмурилась, разглядывая выломанный замок. Лука не сразу это заметил. — Я хотела дождаться, когда хозяйка квартиры навестит её, но она уехала на родину… — продолжила объяснять Маринетт, и открыла дверь. — Я не знаю, что и думать. Лука не стал бросаться шаблонными обещаниями того, что всё будет в порядке. Он не был дураком. В Париже что-то происходило, прямо под носом полиции. Поэтому он был рад, что Джулека далеко от всех здешних кошмаров. Квартира была небольшой, но чистой и светлой. Это был приятный контраст с мрачными коридорами, по которым они бродили до этого. Из прихожей было видно угол кухни и короткий коридор заканчивающийся гостиной. В воздухе стоял странный запах, откуда-то доносился странный звук — радио? Маринетт тоже услышала, и как-то разом побледнела. — Попугаи. У неё два волнистых попугайчика, — зашептала она. — Странно, что она оставила их… Разделимся. — Что? — Осмотри гостиную, а я кухню и спальню. Ищи что-нибудь подозрительное. — Подозрительное? Маринетт нетерпеливо объяснила: — Разбросанные вещи, трещины, — она достала две пары медицинских перчаток и протянула одну Луке. — На всякий случай. Голыми руками ничего не трогай. Пол в коридоре был укрыт темным ковром, что заглушал шаги. Луке неожиданно стало не по себе, словно он один в чужом доме, а в гостиной его поджидает маньяк с ножом. Неприятный запах стал ощущаться сильнее, но Лука всё ещё не мог определить, что это. Из дверного проёма было видно зашторенное окно и покосившийся торшер. Это настораживало. Но в остальном всё было в порядке: стопка журналов на письменном столе, фотографии, развешенные на бледно-голубых стенах. Ступив в комнату, Куффен задержал дыхание: уже не оставалось сомнений, что тяжелый, сладко-тухлый смрад означал разложение. Взглядом Лука обвёл комнату, и тот застыл на чём-то совершенно не вписывающимся в простые интерьеры гостиной. Сердце резко подскочило внутри, пуская по конечностям разряд тока. В голове заплясала мысль: бежать. Но Лука взял себя в руки. — Маринетт! — позвал он, не уводя глаз от увиденного, словно труп с дырой в груди мог вскочить и убежать прочь. — Я нашёл нечто очень подозрительное. Реакция примчавшейся Маринетт поражала. Она наморщила нос, приблизилась к распростёртому в центре комнаты телу и вынесла вердикт: — Это не Алья. — Хорошая новость, — выдавил из себя Лука, обретая возможность ходить. Он подошёл к окну. — Но есть и плохая, — спокойно продолжила Маринетт. — И я догадываюсь какая, — пробурчал Куффен, мечтая открыть окно. От дурного запаха кружилась голова. Он заметил на шторе вырезанную из бумаги бабочку. Она держалась на одной тонкой булавке. — Алью мы не нашли, — Маринетт покрутила сигарету между пальцев, прежде чем вставить её в мундштук. Лука тихо подозвал её, разглядывая бумажное насекомое. «Что за хрень?» — задавался он вопросом, пытаясь вспомнить, где мог видеть подобное. Он уже встречал эту бабочку, но память будто нарочно зарыла все воспоминания глубоко в землю. Дюпен-Чен заглянула за плечо, выудила бумажку из его рук и прочла послание вслух: — Мы идём за тобой, дорогая Алья. С уважением, Бражник. Маринетт спрятала записку в карман. — Ты что-то знаешь, — резюмировал Лука, взглянув ей в лицо. — Бражник. Это снова он, — Маринетт резко повернулась, поджигая сигарету. — Поставил на уши всю парижскую полицию. Она выдохнула дым и озлобленно улыбнулась. Лука открыл окно. Уличный воздух ещё никогда не казался таким свежим. — Записывай, — сказала Маринетт, всучив Куффену блокнот и карандаш. Сама она наклонилась над телом, на её лице появилось хищное, пугающее выражение. — Убитый молодой мужчина. Вырвано сердце. Следов борьбы нет… Лука тяжело вздохнул, давая себе хлипкое обещание никогда больше не идти на поводу у Маринетт, и принялся записывать. Маринетт отошла от тела и вновь затянулась. — Предположительно трупу пять дней, — она обвела комнату взглядом и остановилась на своём напарнике. — Окно. — Извини? — Лука отнял взгляд от блокнота. — Легко поддалось? — Да, оно было почти не заперто. Маринетт нахмурилась. Она подошла к письменному столу, порылась в ящиках и с самодовольным фырканьем извлекла фотоаппарат. Лука с отсутствующим выражением на лице наблюдал, как Дюпен-Чен кружит вокруг тела несчастного, щёлкая затвором. Комнату то и дело озаряла холодная вспышка. — Сердце отсутствует, — с волнением в голосе сообщила она. — Это интересно. В прошлых случаях подобный факт либо отсутствовал, либо его скрывали. — Откуда ты знаешь детали прошлых убийств? — насторожился Лука. Маринетт покачала головой, как бы давая понять, что не готова делиться, столь сокровенной информацией. Лука раздражённо выдохнул и стиснул зубы. — Ну все. Можешь дальше играть в детектива, но я не хочу участвовать. С меня хватит этой чертовщины, — он сердито отдал ей блокнот и направился к выходу. Маринетт перехватила его за руку. — Спасибо, Лука, — проникновенным голосом произнесла она, глядя прямо ему в глаза. Он медленно кивнул. Маринетт отпустила его запястье и повернулась к покойнику. — Если не сложно, позвони в полицию. Телефон на кухне. Куффен был лишь немного удивлён. Он помнил, что Маринетт как никто другой умеет манипулировать людьми. Он помнил, но видимо, от всего увиденного, его мозг перестал искать подвохи в словах Дюпен-Чен. Птицы защёлкали клювами, принявшись бегать по клетке. — Не смотрите на меня так, — пробормотал Лука, снимая трубку. — Я сам в смятении. «В смятении», — он фыркнул про себя. Так выражался Адриан. — Мне жаль, что мы не смогли найти твою подругу, — мягко произнёс Лука, когда они собирались уходить. Вот-вот должна была нагрянуть полиция. — Она не подруга, — Маринетт опустила взгляд, заинтересовавшись невидимым пятном на рукаве. — А, ну… Как скажешь, — Лука выскользнул за порог. Маринетт замялась в дверях. — Я остаюсь, — ее глаза засверкали, будто она что-то внезапно осознала. Она нагнулась к Луке и прошептала. — Спасибо за поданную идею. Её теплое дыхание ошпарило кожу. Лука отшатнулся. — Что? — переспросил он. — Притворюсь подругой Альи. А ты проваливай. Тебя здесь не было. Дверь хлопнула перед носом, щёлкнув разбитым замком, будто зверь окровавленной пастью.

____

Показания брали на кухне. У следователя был явный нервный тик: его нижнее веко дёргалось. Ещё сильнее оно дёргалось, когда попугаи начинали кричать и скрежетать бессвязные слова. Помощник следователя, молодой стажёр, поставил пепельницу перед Маринетт. — Сначала я зашла сюда… — В каком, говорите, часу это было? — В раннем, — отчеканила Маринетт. — И вы уверены, что не знаете убитого? — Я впервые вижу этого бессердечного мужчину. Следователь покраснел. «Не одобрил каламбур. Жаль», — Маринетт вздохнула. — Это не смешно, дамочка! Человек убит! — И с особой жестокостью, — Дюпен-Чен затянулась и медленно выпустила дым. — Меня больше волнует судьба Альи. — Значит, мадемуазель Сезер отсутствует уже неделю? Маринетт уставилась на полицейского непроницаемым взором. Он закашлялся и принялся листать блокнот. Попугаи вновь заверещали на разный лад. — Почему решили искать только сейчас? — Мы не подруги. Алья работает на меня, и между прочим, очень хорошо работает, — Маринетт игриво улыбнулась. — А вы задаёте неправильные вопросы, мсье. — Поучите ещё меня! — обозлился следователь. — Убийца! Убийца! — заголосила неугомонная птица, и ей вторил товарищ по клетке. — В самом деле! Заткните кто-нибудь этих птиц! Маринетт убила третью сигарету. Взгляд лёг на циферблат стареньких часов. Её мучают вопросами второй час кряду. С Лукой было бы еще хуже. Хорошо, что он ушёл. Да, это было верным решением. На кухню ворвался стажёр, рукавом вытирая покрытый испариной пот. — Он здесь, — прошептал парнишка, обращаясь к следователю. И добавил, видя растерянность на его лице. — Англичанин. Тут же поднялась какая-то суета, и Маринетт под шумок приняла решение смыться. Пальцы, скользнувшие в карманы пальто, наткнулись на шелестящую бумагу. Бабочка. Бражник. Маринетт нахмурилась: снова Бражник. Кем бы он не являлся… Она выскользнула в коридор, до прихожей оставалось не больше двух шагов. Но Маринетт не повезло: — Стоять, — скомандовал холодный, резкий голос. Одно слово, а по коже Дюпен-Чен будто стеклом провели заостренным. Она обернулась, придав лицу самое невинное выражение из всех возможных. — Меня уже опросили, я рассказала всё что знаю. Ей стоило усилия закончить фразу до конца, обладателем острого голоса оказался тот самый красавчик, что совершенно неизвестным образом забрёл однажды в «Химеру». Маринетт вспомнила итальянку (какое удачное было бы пополнение!) и улыбнулась самой чарующей улыбкой из всех возможных. «Красавчик» даже не смутился. Был ли он вообще живым? Под бледной кожей ни кровинки, зелёные глаза горят, как у дикой кошки. — Это вы нашли труп? — у него был лёгкий английский акцент, что по мнению Маринетт, лишь придавало шарму. — Я должен поговорить с вами. — Вы тот самый «англичанин», присланный по заказу государства из Лондона? — Маринетт не собиралась идти на поводу скучных вопросов. Англичанин стянул перчатку и протянул ладонь со словами: — Извините, я не представился. Феликс Грэм-де-Ванили. Детектив. — Маринетт Дюпен-Чен, — рукопожатие вышло коротким. — Кажется, нам обоим не повезло с фамилиями. Феликс ничего не ответил. — Вас не затруднит подождать здесь? Я должен закончить осмотр. — Валяйте, — Маринетт вытащила портсигар, давая понять, что не собирается сбегать. Стоило детективу уйти, она щёлкнула крышкой портсигара и шмыгнула к выходу. Когда её хватятся, будет слишком поздно.

____

От изучения проявленных фотографий Маринетт отвлёк звонок в дверь. Предположение родилось почти сразу. Оглядев себя в зеркале, Маринетт неторопливо отправилась встречать гостя. — Я гляжу, вы больше заинтересованы в сохранности парижан, чем они сами, — вместо приветствия промолвила она, оглядывая Феликса. Он ответил ей тем же. — Какое опрометчивое заявление, — парировал он. — Теперь мы можем поговорить? — Только если вы предпочитаете делать это на пороге, — Маринетт ухмыльнулась. Её позабавила мысль о том, что детектив вампир, и ему нужно приглашение. Закат, опускающийся на город, играл медью в его волосах. — Мне без разницы, — Феликс остался невозмутим. Маринетт отступила, пропуская его. — У меня есть предложение для вас, — заявила она, ведя детектива за собой. — Мы будем сотрудничать. — Могу ли я отказаться? Я наслышан о том, как люди сотрудничают с вами. Маринетт преодолела марш лестницы и опершись о перила, улыбнулась, глядя на Феликса с высоты. С высоты, но не свысока. — Я совсем не об этом. Мы найдём убийцу. — Ох, правда? — Феликс поравнялся с ней, оставшись на ступеньку ниже. Усмешка, мелькнувшая на тонких губах, была неживой. — Так вы новая Нэнси Дрю… Маринетт его недоверие не задело. — Идёмте, — сказала она. Неожиданное волнение охватило её, стеснило грудь. Они остановились у двери библиотеки, которую Маринетт использовала как место, где можно возвести алтарь Бражнику. Она молча толкнула дверь, пересекла комнату и выкатила из-за стеллажа «доску детектива». Феликс приподнял брови и перевёл взгляд на Дюпен-Чен. — Это вы сами сделали? — Да, — не без гордости отозвалась Маринетт. — Как вам удавалось проникать на места преступлений? — Парочка знакомых в полиции, постоянных клиентов «Химеры». Детектив кивнул и приблизился, его взгляд внимательно скользил по паутине расследований, по цветным ниточкам. Маринетт перед его приходом успела приколоть найденную бабочку (ей не терпелось изучить почерк записки) и сделанные фотоснимки. — А заключения экспертизы? — Парочка знакомых… — А, не продолжайте, — махнул рукой Феликс. — Вы опасная женщина. — Спасибо, детектив. Ну так что? Феликс ужасно долго смотрел на неё, а потом промолвил невообразимо равнодушным тоном: — Не сомневайтесь, вы одна умнее всей местной полиции, — он приблизился, заглядывая в глаза, будто надеясь прочесть там нечто занимательное. — Но я привык работать в одиночку. Он резко отринул, возвращая уязвленной Маринетт её личное пространство. — Спасибо за информацию, — бросил детектив на прощание. — Можете не провожать. Маринетт досадливо усмехнулась. Вкус разочарования хотелось стереть с языка, и она закурила. После она вновь остановилась перед доской и обнаружила, что бабочка пропала, только голый шпиль булавки торчит. — Негодяй, — Маринетт почему-то улыбалась.

____

Посетителей «Химеры» в эту ночь было мало. Маринетт изредка выходила в зал: проверить, всё ли нормально. Плохое предчувствие скреблось внутри голодной мышью. Маринетт в пятый раз проверила накладные, в третий — пересчитала выручку за выходные. Ничто не было способно отвлечь от протяжных мыслей: что с Алей? Маринетт сделала два круга по кабинету и уселась на край стола, взяв телефонный аппарат и справочник: по новообретенной привычке она начала обзванивать городские больницы и морги. — Не поступала? Поняла, спасибо… Звонок за звонком, словно глупый ритуал, от которого ничего не изменится, но хотя бы появится зыбкое чувство надежды. — Вам письмо, — известил Дэнни, бармен, и бросив неподписанный конверт на стол, ушёл. Может, это всё-таки была она — дружба? Впервые за клятую жизнь?. Если нет, то почему сердце не бьётся, а дрожит, как собака на холоде? Пальцы не слушаются, вскрывая тёмно-коричневую бумагу и вынимая на свет письмо:

Маринетт, о вас слагают легенды. Говорят, у вас находчивый ум и вы умеете находить выгоду во всём. Будет интересно узнать, так ли это… Я предлагаю вам сотрудничество. От вашего ответа напрямую зависит сохранность мадемуазель Сезер. Если не верите, взгляните ещё раз в конверт. Я даю вам уйму времени: в три часа ночи мы навестим вас. С уважением, Бражник

Маринетт отложила письмо. Внутри конверта оказалась каштаново-рыжая прядь волос.