В глубине души

На улице был вечер. Тихие коридоры больницы освещал блеклый свет потолочных ламп. Было тихо, даже спокойно. Новых пациентов не было, поэтому, медработники могли позволить себе немного отдохнуть: кто-то пил чай, читал книгу или просто просматривал страницы в социальных сетях, кто-то приютился в смотровой и с радостью ухватил себе несколько часов необходимого сна. А кто-то, кто уже отработал свою нелегкую смену, все никак не мог уйти домой. К таким людям относился Хромов. Сегодня у него было две операции — мужчина, упавший на арматуру и женщина, сбитая на пешеходном переходе пьяным водителем. Вторая пациентка, благодаря его усилиям, выжила. Первый пациент — погиб. Из-за него. Из-за его ошибки. Эта мысль его не отпускала. Хромов вышел на улицу и присел на лавку. Он вдохнул в себя уже прохладный осенний воздух, вытащил из кармана халата пачку сигарет. Из пачки он достал зажигалку и одну сигарету. Пока одну. Большим пальцем Хромов нажал на кнопку и огонь от зажигалки вспыхнул небольшим пламенем. Он поднес огонь к сигарете, сделал глубокую затяжку и выдохнул струю табачного дыма. Дым поднялся в воздух и через несколько секунд растворился. Хромов сразу сделал еще одну затяжку, выпустил дым и задумался. Его мысли снова и снова возвращались в ту операционную. Хирург который раз прокручивал все этапы операции, все свои действия. От начала и до конца. Одна затяжка за другой. — Иван Николаевич. Хромов отвлекся от своих размышлений и поднял голову. В паре метров от него стоял Костя, которого он утром не в самой вежливой форме попросил не вмешиваться в его личную жизнь. Сейчас ему было неловко. Пусть у Кости и была привычка — переходить границы, но он понимал, что Лазарев делал это исключительно из добрых побуждений. И в глубине души был ему благодарен за это. Сейчас внимательный взгляд голубых глаз Лазарева прошелся по хирургу, и встретился взглядом с серыми, цвета серебра глазами Хромова. Глаза, в которых всегда плескались доброта, спокойствие и еле заметная грусть. Сейчас в них была еще и усталость.   — А я не знал, что Вы курите. Хромов невесело улыбнулся. Он не курит. Вернее, не курил. Какое-то время… — Иногда… Хромов, зная, что Костя тоже имеет пристрастие к табаку — даже большее, чем он, — молча протянул ему пачку. Лазарев присел рядом с ним, достал сигарету. Прикурил и втянул в себя едкий дым. — А Вы чего домой не идете? — Пойдешь производить впечатление на одноклассниц? Не получив ответа на свой вопрос, Лазарев мудро решил не переспрашивать. Вид Хромова и так говорил сам за себя. Поэтому, он просто улыбнулся своему старшему товарищу. — Я пойду производить впечатление на своего классного руководителя. Ей семьдесят пять лет. Как думаете, получится? — Лазарев указал руками на свой шикарный костюм и вальяжно поправил воротник пальто. Хромова это заставило еле заметно ухмыльнуться. — Она будет в восторге. Ты не опоздаешь? — Да-да, — спохватился он. — Ладно, до завтра. — До завтра, — Хромов пожал протянутую руку, еще раз сказал Косте, что тот выглядит отлично и классного руководителя удивит, и проводил молодого человека взглядом. Когда машина Лазарева уехала, он выкурил еще одну сигарету, выкинул окурок в мусорное ведро и медленно поплелся в сторону больницы. Хромов вошел в пустую ординаторскую, снял белоснежный медицинский халат, достал из своего шкафчика вещи и остановился. Переодеваться и идти домой он не спешил. И корил себя за это. Хромов был рад, что сын вернулся, ждал его. Но… он боялся. Мысленно он в этом признавался себе. С большим трудом, но признавался. Сейчас сын сидел дома и смотрел телевизор. С момента возвращения это — единственное, что он делал. Просто сидел дома, просто смотрел телевизор. И всегда, когда Хромов возвращался домой, он видел безразличие, равнодушие, исходящее от сына. Временами даже раздражение. За эти пару-тройку дней ничего другого не было. Пусть сегодня Косте и было сказано, что они просто отвыкли друг от друга, но это не так. С момента возвращения сына невидимый барьер между ними становился все выше и выше. Это была стена, которую Гриша выстроил, а он не мог прорубить даже небольшое окно в ней. Все оттягивается, оттягивается… Как расстрел. Вспомнив свои же слова, он почувствовал, как внутри него разлился холод. Хромов бросил взгляд на свои вещи, которые он держал в руке и с тоской вздохнул, осознавая, что домой он не торопится. Это ужасно — осознавать, что возвращаться домой нет желания. Он отбросил вещи на кресло, повалился на кровать и задернул штору. Мужчина повернулся на бок, закрыл глаза. Сон не шел. Даже после долгой и тяжелой смены вместо ожидаемого отдыха в голову лезли только мысли, не дающие покоя. Мысли о пациенте, который сегодня скончался на операционном столе. У него под руками. Мысли о сыне, к которому никак не мог найти подход, и виноват в этом был он сам. Как ему казалось. Мысли о том: сможет ли Гриша держаться, хватит ли у него сил. Мысли о Косте, к которому он привязывался с каждым днем все больше и больше. И о Марии Валерьевне, которая…которой нужно было позвонить. Объяснить, извиниться. Это он должен. Ему было неловко за то, что он бросил её одну и ушел. Но иначе в тот момент Хромов поступить просто не мог. Он не должен ждать, когда все войдет в колею, а должен позвонить ей. Хромов снова одернул штору, сел на кровати и достал из кармана штанов телефон. В списке контактов он нашел знакомый номер, пару секунд изучающе посмотрел на экран. После нажал на зеленую кнопку вызова. После трех длинных гудков Иван услышал мягкий голос Лазаревой. Хромов заговорил первым: — Здравствуйте, Мария Валерьевна, — собеседница услышала сдержанный голос мужчины. — Иван Николаевич, здравствуйте. Хромов, немного подумав, что же сказать дальше, решил начать разговор с какой-то банальности. — Как у Вас дела, Мария Валерьевна? — Ой, — в динамике послышался смешок. — Все хорошо. Пытаюсь воевать с матерью и убедить её не пить кофе. Хромов не смог сдержать улыбку. — И кто побеждает? — Она. Шуру невозможно переспорить. Вот сегодня утром она выпила кофе, а сейчас ушла с соседками играть в лото. Это надолго, — посмеялась Лазарева.— Костя мне звонил минут десять назад. Сказал, он уже уехал на встречу выпускников. — Да, поехал покорять классного руководителя. — После своего ответа Хромов снова услышал, как хихикнула женщина, но потом голос в динамике вдруг ненадолго стих. — Иван Николаевич, у Вас как дела? — она сделала акцент на слове «Вас» и снова замолчала. — Спасибо, все… — сначала он хотел ответить дежурным «все нормально», но передумал. Хромов решил перейти к сути разговора и сказать то, что собирался сказать изначально. — Мария Валерьевна, я хотел перед Вами извиниться. За то, что тогда ушел, потом не звонил Вам эти дни. Понимаете… — Понимаю, Иван Николаевич. И совсем не в обиде на Вас, — успокаивающий тон женщины повлиял на Хромова и тот с облегчением выдохнул, но, услышав резкий возглас Лазаревой и шум воды, он насторожился. — Мария Валерьевна, что случилось? — Кран сорвало. — Мария Валерьевна, воду перекрывайте скорее, — быстро сказал ей Хромов и сразу подумал, что фраза звучит до ужаса нелепо, так как Лазарева и сама это наверняка знала. Но в такие моменты люди практически всегда дают вот такие заурядные и не совсем нужные советы. — Да-да, уже, — Лазарева перевела дыхание. — Кран подтекал и вот… — Так что же Вы не сказали? Я…я сейчас приеду и починю, не волнуйтесь. Если Вы не против, конечно. — Иван Николаевич, — женщина замялась. — Вы после смены, устали, и будете кран чинить? Мне неудобно. Хотя, если Вы можете, то буду Вам благодарна. Заливать соседей я не хочу, конечно, но и сидеть без воды — тоже. — Смешок. — А я как раз ужин приготовлю. — Мария Валерьевна… — теперь неудобно было уже ему. — Не нужно. — Даже не спорьте, — наигранно строгим голосом сказала ему женщина и звонко засмеялась. — Хорошо, спасибо, — все же уступил мужчина. — Я скоро буду. — Жду Вас, Иван Николаевич. Когда Хромов договорил с Лазаревой, он нажал на красную кнопку отбоя и невольно улыбнулся. После разговора с Марией Валерьевной на душе сразу стало легче, а в голову пришла неожиданная мысль: если тебя не ждут в одном месте, то, возможно, ждут в другом.